- Значит, когда мы искали Течение, они уже шли им?
- Да. Они и подсказали нам курс.
Миша протянул мне данные наблюдений, и я отстучала "погоду". Приняла по фототелеграфу синоптическую карту для Миши, и он ушел, качая головой. А я перешла на прием и слушала голоса кораблей, терпящих бедствие. "А вокруг была смерть, только смерть - в пять часов пополудни",- вспомнила я слова поэта.
Обед, приготовленный Валеркой, был необыкновенно вкусен. Настасья Акимовна готовила более экономно. Никто не ожидал от него такого мастерства. В конце обеда он явился, как артист на аплодисменты, в белом халате и поварской шапочке, лихо надвинутой на одно ухо. Глаза его лукаво блестели. Он осведомился, понравился ли нам обед? Все хором поблагодарили его. Он был доволен. Однако не смог не пофигурять:
- Покормлю вас еще разок-другой и сам пойду рыб кормить!!! - На этом он гордо удалился на камбуз.
- Ну и дурак,- бросила ему вслед неблагодарная Миэль. В этот момент в кают-компанию вбежал Сережа Козырев.
- Земля! - крикнул он.
Я сидела рядом с дядей, ближе всех к двери, и моментально, по внутреннему трапу, очутилась в штурманской рубке. Иннокентий смотрел в трубу радиолокатора. Увидев меня, он уступил мне место.
- Смотри, Марфенька, как хорошо видно,- сказал он. На экране локатора четко вырисовывался остров... Обрывистые скалы, каменный мыс.
- Остров? Тот самый? - обрадованно воскликнула я.
Вошел, тяжело дыша, дядя и встревоженно взглянул на капитана. Ича отвел взгляд. И я вдруг осознала, что радоваться нечему.
А через минуту в рубку вошел Шурыга. Раскупорились наконец. Глаза у него были красны и воспаленны.
- Капитан, при таких оборотах мы взорвемся. Температура предельна!
- Будем охлаждать забортной водой. Боцман! Где боцман?
Показался невозмутимый Харитон. Капитан дал распоряжение. Для страховки велел связаться матросам по четверо. Боцман поспешно ушел.
Весь экипаж знал, что, если Шурыга не обеспечит работу двигателя на полную мощность, "Ассоль" развернется бортом к волне и ее перевернет. Гибель тогда неминуема.
Шурыга и Лепик исправили двигатель, больше в машинном отделении ничего не заедало. Но шторм был столь силен, что всей мощности машин в триста лошадиных сил хватало лишь на то, чтоб удерживаться носом к волне. А течение и ветер, объединив силы, неудержимо влекли "Ассоль" на острые скалы, окружившие остров кольцом.
В эту ночь никто не ложился спать, хотя аврал не объявляли. Мужчины, выполняя распоряжения капитана, боролись, сколько у кого было сил, за свое судно, а мы, женщины, не выходя из кают-компании, готовили еду, кофе или ухаживали за ранеными и больными. У Анвера Яланова разбита голова (дядя боялся, что у него сотрясение мозга), у штурмана Мартина Калве сломана рука. Протасова Яшу так стукнуло о железо, что он надолго потерял сознание. Настасья Акимовна совсем разболелась... Дядя почти не отходил от нее. Я пока еще отделывалась легкими синяками.
Хуже всех дело обстояло с Леной. Она совсем пала духом. Сидела, скорчившись в уголке дивана, закрыв лицо руками, и что-то шептала про себя.
Положение наше было очень опасным. Каждую минуту судно могло перевернуться вверх килем, или разломиться пополам, или взорваться от перегрева мотора. А вернее всего - нам пропорют днище подводные скалы... Но я старалась отогнать эти страшные мысли. Вообще в таких случаях лучше всего заняться делом.
Вплотную опасность подступила к нам около часа ночи: "Ассоль" непреодолимо несло на камни. Капитан приказал всем свободным от вахты ожидать его распоряжений в кают-компании. Не знаю, какие могли быть "распоряжения", если "Ассоль" разобьет о скалы. Даже лодка у нас оставалась только одна. Были, правда, спасательные пояса, но какой от них толк, если на тебя упадет несколько тонн воды? Говорят, на людях и смерть красна. Может быть, Ича, собрав нас вместе, хотел, чтоб нам было не так страшно в эти последние минуты?
Капитан заглянул к нам и заверил, что они с рулевым сделают все возможное. Мартин ушел вслед за капитаном в рулевую рубку. Работать со сломанной рукой он не мог, но считал, что его место рядом с капитаном.
Итак, в рулевой рубке находились трое: капитан Ича, рулевой Ефим Цыганов и Мартин. В машинном отделении - Шурыга, Лепик, Володя Говоров и Харитон.
Медленно вошел Иннокентий и, обведя глазами кают-компанию, сел возле меня. Он был бледен: только что видел, как "Ассоль" неудержимо влекло на скалы.
- Ну, вот и все,- шепотом сказал он и, взяв мою руку, нежно сжал ее в своих. Это было так непохоже на него, что у меня стиснуло горло от нестерпимой жалости к нему, ко всем нам.
В кают-компанию быстро вошел Сережа. Он мельком взглянул на меня, но искал он начальника экспедиции.
- Иннокентий Сергеевич,- сказал он резко и ухватился за привинченный к полу стол - так сильно накренилось судно.- Я предлагал капитану послать сигнал бедствия, но он сказал: поздно. Надо, однако же, объяснить, что произошло с "Ассоль". Вы сами составите радиограмму или мне от вашего имени послать?
- Сам,- сказал Иннокентий, и они ушли в радиорубку. Примерно через час в кают-компанию заглянул Сережа,
сообщил, что он дал все радиограммы. И что снова будет пытаться найти связь с "Дельфином". Иннокентий вернулся и снова сел рядом со мной.
В три часа ночи мы были измучены вконец. Нас так бросало, что каждый хватался за что мог, лишь бы удержаться. Иннокентий поддерживал меня, когда судно так кренилось, что стена становилась полом, а пол стеной.
Время от времени я спрашивала у окружающих:
- Неужели нельзя ничего сделать?
Никто мне не отвечал на столь глупый вопрос. Пришел Харитон, сел у стола и ждал с таким видом, словно собирался страховать кого-то. Бедная искалеченная "Ассоль" все еще держалась. Я касалась рукой опалового ожерелья, которое снимала, только ложась спать.
Я ждала, как и все, но я ждала не смерти. Не могла поверить. И снова касалась ожерелья, как будто оно могло спасти нас. Ведь мне подарили его, как эстафету в будущее, а будущее не могло кончиться так быстро.
И еще - как я могла поверить в смерть, если я теперь уже знала, что Иннокентий любит меня. Не без горечи я подумала, что он видит смерть где-то рядом, если, изменив своей обычной выдержке, уже не скрывает больше своей любви.
