Но… обо всём по порядку.
Жил в России на рубеже XVII–XVIII веков Иван Юрьевич Трубецкой, сын боярина Ивана Трубецкого и Ирины Васильевны Голицыной – сестры знаменитого фаворита царевны Софьи Алексеевны, Василия Васильевича Голицына. Трубецкие – знатный род. Князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой (ум. 24 июня 1625 года) вместе с Дмитрием Пожарским и Кузьмой Мининым руководил Первым ополчением и возглавлял Земское правительство с 30 июня 1611 по весну 1613 года, а после изгнания полков вплоть до вступления Михаила Фёдоровича на трон был избран главным и единственным правителем государства. Он получил титул «Спаситель Отечества» и был одним из претендентов на царский престол на Земском соборе 1613 года.
Князь Иван рано лишился матери – умерла урождённая княжна Голицына в 1679 году, когда ему исполнилось всего два годика.
Женился князь Иван Юрьевич рано, выбрав в жёны княжну Анастасию Степановну Татеву, как отмечено биографами, «последнюю представительницу старинного и уважаемого русского рода». Женился рано – рано и овдовел. Умерла молодая жена в 1690 году.
К числу любителей холостых забав князь Иван Юрьевич не относился, он мечтал о хорошей, доброй семье, а потому уже в следующем, 1691 году венчался с новой избранницей – двадцатидвухлетней Ириной Григорьевной Нарышкиной, троюродной сестрой матери царя Петра, царицы Натальи Кирилловны.
Через год родилась в семье первая дочь Екатерина.
Казалось бы, жить да жить. Что ещё нужно богатому и знатному молодому человеку?! По службе продвигался Иван Трубецкой быстро. Сказывалось родство с царской семьёй. Уже в 1693 году стал он капитаном, а через год полковником Преображенского полка.
Известный русский историк Дмитрий Николаевич Бантыш-Каменский в книге «Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов» рассказал, что царь настолько доверял Трубецкому, что в 1698 году во время подавления восстания стрельцов, «поручил надзор за мятежной сестрою своей, которая содержалась под стражею в Московском Девичьем монастыре».
Поведал он и о выполнении князем этой, как оказалось, непростой задачи:
«Трубецкой должен был остерегаться не одной хитрой Царевны, но и отчаянных Стрельцов: сделав подкоп под самую комнату, где стояли часовые его, они проломали пол, освободили Софию и, потом, устремились на стражу. Тогда Трубецкой заперся в келье, желая скрыться от мщения ожесточившихся мятежников. Уже Стрельцы приближались к тому месту, как, к счастию Трубецкого, один товарищ их, бывший до того брадобреем князя, ему преданный, бросился вперёд, желая будто показать им дорогу и отвел таким образом убийц от кельи, в которой он находился, способствовал его побег».
Не рассказывая подробностей о потрясших Москву изуверствах царя – «не модно» было в ту пору подобные факты про возвеличенного преобразователя сообщать, – историк поведал о князе, который показал себя человеком, помнящим добро:
«В числе связанных Стрельцов, которых головы лежали на плахах, Трубецкой заметил брадобрея, спасшего ему жизнь. Немедленно великодушный князь повергся к ногам царя, описал поступок осуждённого, просил, умолял о пощаде, получил желаемое; но не довольствовался исходатайствованным прощением Стрельцу: поселил его в одной деревне своей, освободил навсегда потомство от оброка. Благородный поступок, заглаживающий событие монастырское!»
Казалось бы, подумаешь, обратиться к царю с просьбой. Но не так уж это было безопасно в те страшные дни, когда Пётр, по сообщению современников и историков, был совершенно невменяем…
Историк В. Мавродин в книге «Пётр I» писал:
«Всего казнено было 799 стрельцов. Всё это время Пётр находился в состоянии сильного душевного возбуждения и нервного расстройства. На одном из пиров у Лефорта, раздражённый чем-то, он выхватил шпагу и, не сознавая, что делает, начал колоть и рубить направо и налево. Его еле успокоил «Алексашка» Меншиков. На другом пиру сам «Алексашка» был избит до крови Петром за то, что танцевал, не сняв сабли…»
И всё же Иван Трубецкой, который видел, каков Пётр в те дни, решился просить за своего спасителя. Это был смелый поступок…
В 1698 году Пётр I пожаловал ему чин генерал-майора и сделал новгородским губернатором, отметив таким образом заслуги в охране заточённой в Новодевичий монастырь царевны Софьи Алексеевны.
Конечно, время стрелецкого бунта оставило тягостные воспоминания. В те осенние дни в Москве кровь лилась рекой. Только у ворот Новодевичьего монастыря и перед кельей царевны Софьи Алексеевны были повешены 195 стрельцов. Трое из них были повешены перед самыми окнами, так что узница могла легко достать до них рукой. В руки казнённым были вставлены челобитные. Пять месяцев не убирали тела зверски умерщвлённых стрельцов.
Новгородское губернаторство помогло понемногу отойти от тяжёлых впечатлений и воспоминаний. А в 1700 году родилась в семье вторая дочь Анастасия, которая тем в истории знаменита, что в первом браке была супругой молдавского господаря Дмитрия Кантемира, которого очень ценил царь Пётр, а во втором – за принцем Гессен-Гомбургским Людвигом. Принц впоследствии оказывал покровительства нашему герою, имя которого называть и теперь пока рано.
Итак, жизнь и карьера князя Ивана Юрьевича Трубецкого складывалась более чем благополучно. В тридцать один год он стал генералом. К генеральским званиям тогда ещё только привыкали. Введены они были Алексеем Михайловичем, и первым русским генералом стал, как известно, отважный, дерзкий, талантливый военачальник Григорий Иванович Косагов.
Но тут грянула Северная война, необыкновенно длинная и тяжёлая для страны. Генерал-майору Ивану Юрьевичу Трубецкому царь вручил в командование дивизию, которую вместе с другими соединениями повёл на Нарву.
С этого похода и начались беды и злоключения Ивана Юрьевича Трубецкого, которые в то же время сыграли и благую для Отечества роль, ибо благодаря им появился на свет герой повествования.
Промозглой ноябрьской ночью, когда всё скрыла темень, хоть глаз коли, когда снег с дождём не переставали ни на минуту, нанёс удар по русским войскам, осаждавшим крепость Нарву, шведский отряд под командованием короля Карла XII.
И отряд-то невелик – всего тысяч шесть, – да сплочён он был, по-боевому сколочен, а многочисленное русское войско, приведённое в эти глухие кроя, к крепости, окружённой лесами да болотами, хоть и превосходило его многократно, но было изнурено долгой и бесполезной осадой, голодом, холодом, да к тому же дезорганизовано бегством предводителя.
Предводителем же был сам царь Пётр. Тут уж точно нужно добавить – так называемый Пётр, потому как он, едва узнав о том, что шведский король Карл XII двигается на выручку осаждённым гарнизонам крепостей Нарва и Ивангород, бросил свои войска и поспешно удрал, пояснив своим подчинённым, что едет за подкреплениями. Таких примеров история ещё не знала. Это уже потом этакие «подвиги» повторил Наполеон, дважды бросавший свои войска на произвол судьбы: один раз в Африке, второй – после разгрома на Березине.
Так называемый Пётр бежал, даже военного совета не собрал. Что бы он мог сказать на военном совете русским генералам? Иноземным залётным генералам, которых было в войсках около сорока, да и командующему – герцогу де Кроа – и говорить ничего не надобно. Они своё дело крепко знали – все, во главе с герцогом, тут же бежали из-под крепости вслед за царём. Бежали кто куда, но в основном, конечно, к шведам. И сразу возник хаос, сразу началась паника, ведь слухи, распускаемые лазутчиками шведского короля, достигли цели в создавшейся обстановке мгновенно.
В Европе быстро отреагировали на это событие. Как же, непобедимая Россия потерпела поражение! И не важно, что потерпел его европеизированный царь, которому, кстати, тут же посвятили издевательскую медаль… «И исшед он громко плакал»… Но это было много позднее. Битва же стала подлинной трагедией не для царя – для русского воинства, набранного им взамен жестоким образом истреблённых стрельцов, действительно воинов непобедимых.
