Всего в армии планировалось собрать 111 563 человека пехоты, артиллерии и конницы.
Еще три пехотных полка планировалось посадить в Ревеле на галеры и действовать с моря, туда же направить 500 донских казаков из четырехтысячной команды, которая стояла во втором эшелоне у Пскова.
Как видим, на войну с Пруссией привлекли половину служивых казаков Войска Донского. Нагрузка на войско, которое охраняло южные границы от Миуса и до Волги, довольно тяжелая. Поэтому три тысячи донских казаков, командированных год назад к Оренбургу, отпускались «в домы их, ибо и без того уже восемь тысяч человек их в наряде быть имеет»[80].
Дабы во время похода в немецкие земли «не зазрительно было худое, а особливо у калмык одеяние», велено было выдать каждому всаднику по четыре с половиною аршина сукна: калмыкам – красного, мещерякам и башкирам – зеленого, казанским татарам – синего[81].
18 апреля Конференция здраво рассудила, что «наипаче удобны» беспокоить и в слабость приводить прусскую армию наши «легкие войска», а потому чем «больше легких войск употребится, толь более вреда и разорения неприятелю учинено будет». И хотя иррегулярных войск уже запланировали иметь 19 541 человека (строго по-уставному выходила именно эта цифра), дополнительно затребовали нарядить еще волжских калмыков четыре тысячи, слободских казаков тысячу, донских казаков тысячу, один кампанейский полк, «в тысяче ж человек состоящий», и «ежели можно человек до пятисот охотников из черкес»[82]. Военная нагрузка, таким образом, больше всего легла на слободские полки. В поход выступили 5/6 наличных всадников.
К войне готовились основательно: описывали весь фураж в Лифляндии, покупали верблюдов и наряжали поставку волов с Украины, готовили карты будущего театра военных действий. Долго разбирались, каким путем против Пруссии идти. Опыт был и в 1748-м, и 1749 году, когда русские ходили через Литву и Польшу на Краков и далее до Нюрнберга, дорога «в тогдашнее время по тем трактам инженерными офицерами чрез казаков веревкою обстоятельно была измерена»[83].
Готовились не только русские. Готовились французы и шведы, венгры и трансильванцы, валлонцы и хорваты. «Это было нашествие народов, вышедших отчасти из весьма отдаленных земель не для завоеваний, а скорее для того, чтобы грабить, убивать и разорять», – писал участник войны, немецкий историк фон Архенгольц[84].
Тем не менее в августе 1756 года пруссаки первыми напали на Саксонию и окружили ее армию у Пирны. Пока саксонцы сидели в окруженном лагере, Фридрих сразился у Ловозиц с идущими им на помощь австрийскими войсками и заставил их отступить. После 34-дневной осады 14-тысячная саксонская армия капитулировала. Отсиживаясь в осажденном лагере, саксонцы дали время австрийцам отойти в глубь Богемии. Кампания на этом закончилась. Саксонская армия была влита в прусскую. В саксонских полках командный состав сменили на прусский. Эти полки не отличались стойкостью и в последующем либо уходили в Польшу, либо переходили к французам. В целом же, как мы видим, в 1756 году крупных сражений было мало. Пруссаки заняли Саксонию, но дальнейшее продвижение на юг застопорилось.
9 сентября в приготовленную русскую армию был назначен утвержденный царицей командный состав. Командующим армией стал генерал-фельдмаршал Степан Федорович Апраксин, о котором английский посланник Уильямс говорил: «Он никогда не видел врага и не имеет ни малейшего желания его видеть»[85]. К. Валишевский прокомментировал это высказывание так: «Но это было уже, безусловно, преувеличено… Апраксин был при Минихе генерал-адъютантом и сохранил за собой этот пост, несмотря на свою лень и глупость»[86].
5 октября Конференция написала для Апраксина инструкцию, как вести войну с Пруссией, а Елизавета ее подписала. Инструкция состояла из 47 пунктов. Начиналась она констатацией, что прусский король напал на нейтральную Саксонию и объявил войну Австрии, и потому мы «необходимо принуждены» воевать, «не токмо по силе принятых с венским и дрезденским дворами обязательств….но и по существенному нашему интересу, дабы не допустить помянутые два союзные нам двора до великого упадку, а короля прусского до великого чрез то усиления»[87]. Поскольку помогать австрийцам и саксонцам уже поздно, надо не спешить в Саксонию, а сделать сильную диверсию с польской и литовской стороны. Для этого Апраксину надлежало ехать в Ригу и собирать войска. Далее говорилось о необходимости «крепко подтвердить», чтоб уже собранные находились «в крайней к походу готовности, а легкие войска, ныне вновь из числа тех наряженные, кои с начала весны к походу назначены были, походом своим к определенному от вас месту сколько можно без изнурения однако ж лошадей поспешали б»[88]. Войска надо было расположить так, «что для вас равно прямо ли на Пруссию или влево через всю Польшу в Силезию маршировать». Казаков касались три пункта этой инструкции: 15-й – «смотреть, дабы иррегулярные войска всегда под прикрытием регулярной конницы были, чтобы всякие беспорядки и своевольства, буде не совсем избегнуты, то по меньшей мере весьма сокращены и предупреждены были»[89]; 34-й – «когда вы к прусским границам прибудете, то… стоя близко оных, время втуне упускаемо быть не имеет, и потому надлежит будущими при вас легкими войсками, подкрепляя оные по усмотрению надобности иногда несколькими регулярными, в прусские земли набеги делать, войска его тревожить и беспокойством изнурять»[90]; 38-й – «легких войск в команду вашу больше назначено, нежели сколько нынешним летом вывесть наряжено, вы имеете потому распоряжение сделать, чтобы оные уже будущею весною по первой траве, ежели то по вашему усмотрению надобно будет, в соединение к вам с прочею конницей притти могли. А наряженные в Украине пять тысяч человек казаков, каждый о дву конь, также по вашему рассмотрению и ордеру имеют употреблены быть, где и как вы сами за полезнее рассудите»[91].
И еще одна примечательная статья – 29-я: «ежели кто в сражении пленен будет, то конечно живота лишится». Объяснялось это тем, что Фридрих пленных ставил в ряды своей армии. Но кто из прусской армии обратно перейдет и других с собой приведет, те «нашу милость и награждение получат»[92]. Так что сдача в плен приравнивалась к измене задолго до августа 1941 года.
Завершалась инструкция словами: «Одним словом, не будучи возможно ничего точно предписать, мы поручаем все вашему на месте лутче усмотрению и благоразумному рассуждению…»[93]
Таким образом, в поход двинулись в октябре 1756 года, но воевать собирались «будущею весною по первой траве». Одних казаков держали под надзором, чтоб чего не натворили, других готовились пускать в набеги, а третьих ждали к армии только будущей весной. Очень уж громоздко все собиралось и начиналось.
17 ноября Апраксин писал Елизавете Петровне, что войска вступают в Курляндию и Лифляндию. Что касается казаков, то названы лишь Чугуевский полк и триста донских казаков, которые расположились в Курляндии в кантонир-квартирах около прусской границы. Некоторые пропали из поля зрения командующего – «от некоторых полков, а именно: Нарвского и Рязанского гренадерских конных, и Молдавского гусарского, и команды ставропольцев, и казанских татар, когда в поход выступили и где находятся, никаких рапортов в получении не имею»[94]. Фельдмаршал опасался утомленности конского состава и потому собирался действовать осторожно – «сколько собрание конных войск и нынешнее годовое время позволит, малые движения чинены будут и ныне предусматриваю, что кажется возможно в Курляндию полков и донских казаков еще прибавить»[95].