— А, господин дракон, утречка доброго! — отозвался из-под стола юноша. — Вздумал тебе подсобить да приборку сделать, только небольшой казус приключился… — И он тихо вскрикнул, потому что ударился головой о столешницу, когда поднимался, и с виноватой улыбкой потёр саднящий затылок, ожидая, что хозяин сейчас начнёт ему выговаривать за подобное самоуправство, а главное — за неуклюжесть.

Дракон не рассердился, вопреки его ожиданиям. Он осторожно расстегнул запонки, закатал рукава до локтей — руки у него были сильные, узловатые в кистях, чувствовалась драконья мощь — и ловко переставил оставшуюся грязную посуду на стол, она даже не брякнула. Менестрель воспрянул и спросил, где взять вёдра, чтобы натаскать воды из колодца, но этого не понадобилось. Над мойкой, освобождённой от завалов, обнаружился кран, какие бывают на водокачках. Дракон нажал пару раз — и потекла вода. Юноша удивлённо приподнял брови и даже под мойку заглянул, но так и не понял, как работает эта хитроумная конструкция: ни труб, ни стоков не было, однако вода текла и пропадала в небольшом отверстии на дне мойки. Должно быть, не обошлось без чар.

Посуду мыли пучками трав, пряных и душистых, и грязь на удивление быстро отходила, хоть вода и была прямо-таки ледяная. Менестрель с сожалением посмотрел на свои руки. Они покраснели и скукожились от холода, под кожей трепетали иголочки и больно кололись в венах, но останавливаться на полпути, а уж тем более жаловаться не хотелось: сам же вызвался помогать.

— Одна беда с этими принцессами! — воскликнул он, чтобы отвлечься от озябших рук. — Надо же быть такими грязнулями!

Дракон на это только улыбнулся и промолвил, что принцессы разные бывают.

После посуды занялись столом, и менестрель подметил, что Дракон к порядку относится весьма трепетно, оттирая даже мелкие пятнышки, которые с первого раза-то и не заметишь, и непременно возвращая вещи на прежние места.

За всем этим провозились порядочно, чуть ли не полдня, и менестрель чертовски устал: спина казалась деревянной, а руки так заледенели, что пальцы перестали гнуться. Но отступать юноша не собирался и, как только покончили с полом, шагнул к лестнице со словами:

— А теперь, пожалуй, сто́ит…

И вот тут перед ним оказался Дракон — не подошёл, не подбежал, заслоняя лестницу и не давая пройти, а просто возник перед ним — и мягко сказал:

— Не сто́ит.

— Но ведь нужно… — попытался возразить менестрель.

— Не нужно, — ещё мягче запретил Дракон.

— Хотя бы ту комнату, что ты для меня отвёл, — настоял юноша.

Мужчина нахмурился, но менестрель ничуть не смутился и добавил:

— А не то разболеюсь от пыли.

На такой аргумент Дракон ничего возразить уже не смог. Люди, он знал, могли зачахнуть и от простого сквозняка, такие уж они были по природе, а Дракону вовсе не хотелось, чтобы менестрель «зачах» прежде времени.

Менестрель первым делом избавился от ковра. Свернул его и потащил на улицу, чтобы раскинуть по траве да прожарить на солнце, хотя это ковёр вряд ли спасло бы: моль в нём таких дыр понаделала, что это уже не ковёр был, а решето настоящее. Со всем остальным справиться оказалось проще: протереть от пыли зеркало, вымыть пол и убрать с кровати линялое покрывало (а быть может, и выпросить у Дракона новое). С зеркалом пришлось повозиться, поскольку пыли на него насело толщиной с палец. А вот покрывало выпрашивать не пришлось: под ним оказалось ещё одно, парчовое, и уж то было в отличном состоянии.

На этом приборку можно было считать завершённой. Юноша потянулся, похрустев плечами, и подул на руки, растирая ладони. В животе закружило голодом, жалостливо пискнуло.

— Господин менестрель! — позвал откуда-то снизу Дракон.

«Обедать будем!» — отчего-то решил менестрель и поспешил вниз, похлопывая себя по бокам, шлейф пыли тянулся за ним следом.

Дракон ждал у кухни, но на столе в трапезной по-прежнему было шаром покати. Едой и не пахло, только мокрым деревом (ещё не просохло). Менестрель решил зайти издалека:

— Славно поработали, правда, господин дракон? При таком порядке трапезничать — одно удовольствие.

Дракон покивал, но обедать предлагать не спешил.

— Только прежде нужно ещё кое-что сделать, — сказал он, как-то незаметно оттесняя менестреля к двери рядом с кухней.

— Что? — удивился юноша и тут обнаружил, что уже упёрся спиной в дверь.

— Тебе и самому вымыться не мешало бы, — предложил Дракон.

— Мне? — с долей страха воскликнул менестрель. — Да это лишнее, господин дракон. Не иначе как в прошлый четверг я в реке искупался, поскользнулся когда и упал, довольно и этого.

Дракон тяжко вздохнул. С людьми всегда было так: мыться они почему-то не любили, считали, что окунуться в реку — и того достаточно, причём прямо в одежде. А пото́м ещё удивлялись, когда вспыхивала и выкашивала целые королевства чёрная смерть! Но Дракон в этих вопросах был принципиален и даже занудлив и приучил своих крестьян мыться как минимум раз в неделю (правда, не одно столетие прошло, пока ему это удалось!). Оставался только менестрель.

— Давай-ка начистоту, господин менестрель, — сказал Дракон, кладя ладонь на дверь и распахивая её. — Драконы (ты, верно, не знаешь?) очень чувствительны к запахам… да и вообще к грязи. Так что, если намерен оставаться в моей башне, уж изволь меня слушаться.

Менестрель опасливо оглянулся, лихорадочно пытаясь сообразить, как бы ему избежать экзекуции (а мытьё в ледяной воде он расценивал именно так). Комнатушка оказалась купальней, в ней стояла бронзовая ванна, наполненная водой. Дымящейся водой.

— Горячая?! — поразился менестрель, кидаясь к ванне и недоверчиво опуская в неё палец.

— Разумеется. Так что раздевайся и мойся. — Мужчина разложил пучки травы на столе, предлагая менестрелю самому выбрать, чем воспользоваться.

— Ещё и раздеваться? — заканючил юноша, но Дракон был непреклонен, и пришлось раздеться.

Он был щуплый даже для человека, и Дракону подумалось, что менестрель действительно бедствовал — одни рёбра торчали! На шее у него болтался медальон с поблескивающим сапфировым блеском камнем. Удивительно, что разбойники его не отобрали (это только если менестрель вообще говорил правду).

— А это выкинуть, — пробормотал Дракон, собирая одежду.

Менестрель, который уже собирался лезть в ванну, метнулся к нему и мёртвой хваткой вцепился в свёрток.

— Не выкидывать, только не выкидывать! — в ужасе воскликнул он. — Я её пото́м выстираю, только не выкидывай, господин дракон!

«С чего бы такая привязанность? — растерялся Дракон. — Или в ней есть что-то ценное?»

— Хорошо, хорошо, — сдался он, — не выкину. На верёвке развешаю, чтобы выветрилось.

Менестрель с явным облегчением вздохнул.

Дракон вышел в трапезную, разложил одежду на столе, пытаясь понять, отчего менестрель так всполошился. Платье менестреля, конечно, поизносилось за время странствований, но оно точно было не из простых: ткань добротная, прошитая золотыми шёлковыми нитями, отороченная прежде кружевами на рукавах и вороте (от кружев одни лохмотья остались, но и по остаткам видно, что ручной работы). Мужчина предположил, что менестрель прежде служил у какого-нибудь вельможи, а может, и в королевском дворце, пока за какую-нибудь провинность не был выдворен из королевства, потому и с запинкой о себе рассказывал. Должно быть, одежда была дорога ему как память о былых временах, никаких других секретов не обнаружилось. Дракон покивал собственным мыслям и развешал одежду на верёвках, предварительно выбив из неё пыль.

А менестрель всё ещё раздумывал, сто́ит ли ему мыться, или поплескать на себя водичкой да обмануть Дракона, сказав, что помылся: грязь, считалось, защищала от сглаза и порчи, да и вообще от колдунов, так что люди старались мыться как можно реже, дабы «не смыть своего счастья». С кем бы другим непременно сработало, но юноша не был уверен, что с Драконом удастся: у того был острый нюх. Да и вообще сердить лишний раз приютившего его благодетеля не хотелось. Кто знает, каков нрав у Дракона!