Лучесвет почувствовал себя виноватым: они (большей частью, Нидхёгг, конечно) приели едва ли не половину предназначенной для огненного дракона еды, пока несли её.

— Как думаешь, другие драконы тоже могут сидеть где-нибудь по норам? — спросил юноша после раздумий. — В пещерах или подземных гротах?

— Арргх их знает, — мотнул головой чёрный дракон, — может, и сидят. Но на всей земле, что от северного Сторма и до самой Серой Башни, драконов точно нет: я бы почуял, пока летел.

Лучесвет притих и остаток пути до логова хрустального полоза думал о том, как велика земля.

— Мы на месте! — провозгласил Нидхёгг и, сделав несколько кругов над верхушками деревьев, стал спускаться, описывая спирали, к поросшему молодыми ёлками холму.

В холме обнаружилась широкая, уходящая глубоко в землю нора. Огден сначала долго нюхал воздух, прежде чем в неё лезть, недовольно заметил: «Смердит!» — и всё-таки полез, безопасности и удобства ради сунув Лучесвета под мышку. Пахло в норе, конечно, мерзостно, даже Лучесвету пришлось несладко, что уж говорить о Нидхёгге, нюх которого был необыкновенно острый, как и у всякого дракона!

Нора обрывалась широченной пещерой, своды которой держались еловыми корнями. Лучесвет даже подумал, что ёлки наверху насадили специально. В левом углу было навалено разное добро, Нидхёгг сразу оживился и ощетинился чешуей: золотишко тоже имелось. А в правом лежал исполинский скелет хрустального полоза, всё, что от него осталось: гигантский череп, кости и невероятных размеров чешуйчатый хвост. Огден тут же ухватил этот хвост, вытряс из него кости и заглянул внутрь.

— Прочная шкурка, — заметил он удовлетворённо, — не порвётся, если её набить.

— Набить чем? — не понял Лучесвет.

— Тем, что тут отыщется, — отозвался дракон и принялся рыться в хламе, сваленном в левом углу пещеры, то и дело что-нибудь показывая Лучесвету: драгоценный камень, золотой браслет, кубок из серебра… Всё, что находил, он тут же отправлял в мешок из хвоста. Лучесвету было немного неловко, что они мародёрничают, но Нидхёгг такими пустяками не озадачивался: лежит бесхозное, значит, надо пристроить, а вернее, присвоить, чтобы добро зря не пропадало!

Среди костей полоза были и человеческие останки. Видимо, не врали слухи: полоз убивал и ел людей. Скелеты, в основном, были женские. Лучесвет даже призадумался: а нет ли среди них и русалочьих? Выяснить, как окончил свою жизнь хрустальный полоз, не удалось: Лучесвет хоть и оглядел его кости и череп, но никаких следов насилия не обнаружил. Может быть, он вообще умер от старости? Ни книг, ни свитков в пещере не нашлось, так что ничего нового о полозах они не выяснили.

Впрочем, Нидхёгг уже и так узнал, что хотел: драконья кровь — вот что избавит Лучесвета от участи всех людей! Правы были драконьи инстинкты!

Он завязал мешок из хвоста найденной среди прочего хлама верёвкой, перекинул его через плечо и сказал:

— Ну, можно и домой возвращаться. На первый раз достаточно попутешествовали.

— Как же ты и меня и мешок потащишь? — обеспокоенно спросил Лучесвет.

— Мешок в лапах потащу, — ответил Нидхёгг и, превратившись в дракона, крепко впился задними лапами в хвост-мешок. — Драконы только так сокровища и таскают. Залезай на спину. — И он пригнул шею, чтобы Лучесвет мог на него влезть.

По возвращении в Волчебор Нидхёгг первым делом напоил Лучесвета кровью с ядом.

— Каждый день у меня пить будешь! — пообещал Огден, встряхнув бурдюк.

— Не переборщить бы, — жалобно сказал юноша. Не слишком ему нравилась драконья кровь на вкус: в горло будто жидкий огонь вливали! А от привкуса яда щипало в носу — до слёз.

Нидхёгг, не церемонясь, сцапал Лучесвета и заставил напиться из бурдюка, приговаривая:

— Драконьего снадобья много не бывает.

— Фу! — с отвращением сказал Лучесвет, когда дракон его отпустил. — Я, конечно, знаю, что ты для моей же пользы… но — фу!

Огден прихлебнул из бурдюка и пожал плечами:

— Ничего так на вкус, зря ты кобенишься. Но если хочешь, я могу ещё и мёду туда примешать. Может, не так противно будет глотать.

Лучесвет представил себе этот чудовищный вкус и поспешно отказался.

Нидхёгг присовокупил притащенные сокровища к своим и уселся в углу, где у него была свалена в кучу хрустальная чешуя, а теперь ещё и хвост полоза, и начал сортировать чешуйки по размеру.

— Что ты делаешь? — полюбопытствовал Лучесвет.

— Смастерю тебе доспехи, — объявил Огден, — получше, чем у золотого дракона.

— А ты умеешь мастерить доспехи? — удивился юноша, садясь напротив.

— Не пробовал, — признался чёрный дракон, — но раз у золотого дракона получилось, то и у меня получится.

Получилось не сразу. Далеко не сразу. Чешуйки были мелкие и зачастую ломались или гнулись, не выдерживая натиска пальцев дракона, так что одни только наручи Нидхёгг мастерил целых полгода! Панцирь мастерился ещё дольше, Огден его на три раза переделывал. Лучесвет предлагал, конечно, спросить совета или книжку о доспехах у Эмбервинга, но дракон отказался наотрез:

— Сам справлюсь. Что я, не дракон, что ли…

Лучесвет вообще никогда не слышал о драконах, мастерящих доспехи, но приятелю старался помогать по мере сил и возможностей.

Хрустальные доспехи вышли на славу! И когда Лучесвет всё-таки стал королём Волчебора и вышел к людям в сияющих на солнце доспехах, в собольей накидке на плечах, да ещё и с чешуей кое-где на коже (ему как раз пришло время обрастать хрусталём) и принял у них корону, которую проворный Нидхёгг тут же водрузил юноше на голову, то волчеборцы мигом решили, что Волчебор теперь будет не Волчебором называться, а Хрустальным королевством. Звучало не в пример лучше, чем старое клыкастое название, тем более что и волков-то в округе не осталось, всех дракон переел!

========== 64. Сапфир и золото. Логово для дракона, норного эльфа и сторожевого барана ==========

— Время пришло! — изрёк Эмбервинг.

Голденхарт, успевший за книжкой задремать, встрепенулся:

— Что? Где?

Дракон приложил палец к губам и кивнул в сторону окна. На подоконнике сидела Сапфир, обвив колени руками, и задумчиво смотрела в клубящиеся осенним дымком облака. Золотистое сияние окутывало её стан, и она то превращалась в девочку, то принимали истинный облик и становилась юной девой. Выходило это, кажется, непроизвольно.

— Полагаю, — понижая голос, добавил Дракон, — что вскорости она останется в истинном облике навсегда.

— Ты думаешь? — спросил менестрель, откладывая книгу.

— Разве ты не заметил? Она стала реже шалить, — объяснил Эмбер, — и всё чаще предпочитает сидеть в башне, чем носиться по округе. Пришло время взрослеть.

Голденхарт испытывал некоторое сожаление, хотя и понимал, что это неизбежно.

— Сапфир! — позвал он.

Сапфир тут же соскользнула с подоконника и, превращаясь в девочку, оказалась на шее у менестреля. Эмбер опять чуточку взревновал.

— Как же я тебя люблю, Солнышко! — сказала Сапфир, устраиваясь у него на коленях.

— О чём ты размышляла там, у окна? — спросил Голденхарт.

— Я ведь дракон, так? — спросила она, и её личико стало не по-детски серьёзным.

— Конечно, дракон, — подтвердил Эмбервинг. — Что это за вопросы?

— Да я не об этом… Конечно, я знаю, что я дракон. Я уже и летать умею как надо, и норы рыть, и чары раскидывать, и драконью песню назубок знаю.

Эмбер напыжился, поскольку всему этому дочь научил он. Голденхарт скрыл улыбку.

— Дело-то не в этом, а в том, что делать дальше. Вот поженимся мы с Талиесином, мне нужно будет где-то собственное логово устраивать… — Она ненадолго замолчала, недовольно хмурясь. — А у меня и золота для сокровищницы нет, это раз.

— Ну, — вмешался Голденхарт, — думаю, золотишко тебе и Эмбер может подкинуть, правда, Эмбер?

— Хм… да… — отозвался Дракон, которому всё ещё не слишком нравилась идея выдавать Сапфир за эльфа.