Огден повернул в противоположную сторону, чешуя на его морде подёргивалась. Опять этот сбивающий с толку запах! Что-то знакомое, что-то… драконье.

— Куда ты, Огден? Логово же в другой стороне! — воскликнул Лучесвет, подёргав дракона за чешуйки.

— Надо выяснить, — отозвался дракон, — чей это запах. Где-то я его уже… чуял…

Лучесвет старательно принюхался, но ничего подозрительного не ощутил. Видимо, только драконье чутьё могло его уловить.

— А в логово после полетим, — добавил Огден. — Полоз-то уж точно никуда не денется, раз он дохлый.

Прямо под ними был горный хребет, расположенный полумесяцем. У левого края теснились домишки человеческого поселения. К правому краю вела проторенная дорога и обрывалась где-то у самого подножия гор. Она, кажется, никуда не вела, потому что на другой стороне горного кряжа её продолжения не было. Лучесвет подумал, что это дорога в рудники или в каменоломни.

Дракон спустился ниже, и юноша разглядел, что по дороге в сторону гор шествует целая процессия: восемь силачей тащили деревянное полотно, нагруженное бараньими тушами и овощами. Сопровождающие заунывно пели что-то нестройным хором. «Похоже на жертвоприношение», — подумал Лучесвет.

Нидхёгг спустился на землю, превратился в человека, и они с Лучесветом преградили дорогу процессии.

— Погодь, — сказал Огден, обращаясь к людям. — Куда жратву тащите?

Люди испуганно на него воззрились. Быть может, даже за разбойника приняли. Лучесвет поспешил вмешаться:

— Мы не грабители, из любопытства спрашиваем. Мы неместные. Что это за края?

Силачи поставили ношу на землю. Тщедушный старикашка, представившийся старейшиной, ответил:

— Край этот называется Сребролучье. А снедь мы несём на поклон чудовищу, что живёт в горе.

— Чудовищу? — переспросил Огден и повернулся в сторону правого края горного кряжа. Да, знакомый запах шёл именно оттуда.

— Издревле повелось, что мы приносим жертвы чудищу, — вклинился один из силачей. — Неведомо сколько столетий назад оно поселилось в горе и потребовало дань.

— Людей тоже в жертву приносите? — ощерился Нидхёгг.

— Поначалу оно людей жрало, — сказал старейшина, — тех, кто в горы забредал. Но кому-то из наших предков удалось уговорить чудовище перестать жрать людей, а вместо того удовольствоваться баранами, или быками, или козами, или что добудем для него на охоте. Так и повелось: как потребует жрать, так и тащим.

— И как часто требует? — осведомился Лучесвет.

— По-всякому бывает, — ответил старейшина, — когда раз в год, а когда и раз в месяц. Оно ревёт, когда проголодается, страшным рёвом.

Лучесвет почему-то подумал, что засевшим в горе чудищем может оказаться выживший полоз.

— Хм, — с растяжкой произнёс Нидхёгг и подошёл к нагруженному снедью полотну, — а давайте-ка в этот раз я вашему чудищу жратву оттащу. Любопытно на него взглянуть.

Силачи снисходительно захихикали: они ввосьмером-то с трудом поднимали… Но каково же было их удивление, когда Огден легко, одной рукой всего, его поднял и взвалил на плечо!

— Доблестный витязь, — разволновался старейшина, — а может, ты тогда ещё заодно и тюкнешь чудище по башке, чтобы присмирело? От него сплошные убытки. А уж если бы и вовсе укокошил, так мы бы тебя век добрым словом поминали!

— Больно мне надо, чтобы вы меня поминали, — фыркнул дракон и пошёл к горам. — Икай потом почём зря!

Лучесвет побежал следом за ним. Люди остались стоять на дороге и смотрели им вслед.

— Сожрёт их чудище, — сказал силач, — вот помяните моё слово, сожрёт!

— Может, тогда на год спать заляжет, — добавил другой силач.

— Огден, — сказал Лучесвет беспокойно, — а вдруг в той горе полоз живёт, а?

— Не полоз, — утвердительно ответил Нидхёгг и, запустив руку в жертвованную чудищу еду, выудил из общей кучи жареного целиком поросёнка. — Я полозов в жизни не видел, а вот того, кто в горах сидит, откуда-то знаю. Запах уж больно знакомый!

— Тогда это ещё один дракон? — даже подпрыгнул от волнения Лучесвет.

Огден глянул на него, сунул руку в приношения, вытащил оттуда кролика.

— На, ешь, — сказал он, раздирая тушку и давая половину Лучесвету. — Что зря пропадать будет…

— Ты ведь не собираешься с ним биться? — ужаснулся юноша.

— Да ну, делать мне больше нечего, — отмахнулся Огден, — но вздуть его надо. Чтобы людей не жрал. Они ж его и так на убой кормят, что ему ещё надо?

Пока они дошли до конца дороги, снеди на полотне порядком убавилось. Дракон облизнулся, поковырял пальцем в зубах и ткнул пальцем в горы:

— А вон и логово.

В горном кряже было неровное отверстие, «в три быка шириной», как сказал Огден (и ещё в три быка высотой).

— Тесновато для дракона, — заметил Лучесвет, приглядываясь.

Нидхёгг бухнул приношения на землю, сунул голову в отверстие и гаркнул:

— Эй!

Раскатилось гулкое эхо, камешки посыпались с нависающего над логовом каменного выступа.

— Как бы обвала не было, — беспокойно сказал юноша, поглядывая вверх. — Огден, ты точно собираешься туда лезть?

В это время откуда-то из глубины послышался скрипучий, дребезжащий голос:

— Где моя еда? Я тут с голову помираю! Эй, людишки! Передохли вы там, что ли?

Нидхёгг и Лучесвет переглянулись. Голос был совсем не страшный. Неизвестно, что почудилось жителям Сребролучья, но Лучесвет подумал, что обладатель такого голоса страшным быть никак не может! Другое дело Нидхёгг: как гаркнет, так птицы наземь шлёпаются! Про людей вообще говорить нечего.

— Я с тобой, — тут же передумал Лучесвет.

Нидхёгг подобрал какую-то палку, поплевал на неё, дыхнул огнём — получился самый настоящий факел. Он дал его юноше и первым полез в логово. Лучесвет шёл следом и тыкал факелом в разные стороны. Тоннель, вероятно, был природного происхождения: его проделала в горе давно сгинувшая из этих мест река или выползшая из недр земли лава. Место это так и напрашивалось, чтобы в нём поселились чудища! Огден отмахнулся от летучих мышей, которые нечаянно попадали с потолка ему на голову.

Дребезжащий голос продолжал жаловаться на жизнь и грозить нерадивым людишкам страшной карой: землетрясениями, лесными пожарами и громом и молниями. Да, должно быть, на людей это действовало безотказно, раз уж они столетиями таскали чудищу еду.

Тоннель обрывался пещерой, низкой и мрачной, в ней стояла кромешная тьма. Нидхёгг отобрал у Лучесвета факел и ткнул им в темноту.

— Да что ж ты прямо в глаза-то метишь! — заскулил скрипучий голос.

Лучесвет издал удивлённое восклицание. Он разглядел втиснутого в пещерку дракона. Огден чуть не угодил ему факелом в морду. Пещера для дракона была явно тесновата, а судя по каменным лишаям, наросшим на его тело, сидел дракон в этой пещере безвылазно. Кажется, он вообще врос в горную породу. Чешуя его — та, что не обросла лишаем, — была бурого цвета. Рогов на голове было целых пять: по два с каждой стороны висков и ещё один на лбу. Глаза были подслеповатые, тусклые, зубы — редкие. Сбоку торчал хвост. Судя по всему, это был дряхлых дракон. Лучесвет засомневался: а могут ли драконы вообще быть дряхлыми, или они дряхлеют от ничегонеделанья?

— Где моя еда? — напустился дракон на Нидхёгга. — И убери уже эту палку! Хватит меня ею тыкать!

Он, конечно, преувеличивал: факелом в него Огден не тыкал.

Нидхёгг, не отвечая, разглядывал дракона добрых минут пять и наконец спросил:

— Фирбретт? Ты ведь Фирбретт, так?

Дракон удивился:

— Ты знаешь моё имя? Откуда?

— Так я и думал, — удовлетворённо хмыкнул Огден и, повернувшись к Лучесвету, сказал: — Это Фирбретт.

— Я тебя, кажется, тоже знаю, — неуверенно сказал дракон, пытаясь принюхаться. — Ты из драконов, верно? Знакомый запах…

— Нидхёгг, — сказал Нидхёгг, чтобы облегчить старому дракону задачу.

— А! — оживился Фирбретт. — Помню! Тот чёрный дракон. Уж не думал, что увижу тебя — или вообще любого другого дракона — когда-нибудь. Я слышал, что драконы исчезли из мира людей. Думал, я последний.