Они с Карлом давно обсуждали планы перестройки замка, мечтая превратить его в прекрасный дворец, достойный звания королевской резиденции. Уже началось строительство новой часовни, вписавшейся в мощную стену, – Маргарет с удовольствием отметила, что она уже начинает принимать удивительно воздушные формы, контрастируя с тяжелым силуэтом замка. Казалось, она парит над Луарой. Карл обещал посвятить ее святому Губерту Льежскому, особо чтимому на ее родине во Фландрии, где он прославился, будучи епископом Маастрихта. Это был их тайный сговор, любезность, которую король обещал своей жене. Губерт к тому же считался покровителем охотников, а юная королевская чета обожала охоту.
Когда Маргарет вернулась в свои покои, ее уже ожидал завтрак: свежевыпеченный душистый хлеб, кусок твердого сыра, вино, разведенное водой. На большом серебряном блюде были разложены сладости: сваренные в патоке кусочки имбиря, инжир и сладкие финики. Маргарет была голодна: она встала рано, прошлась по свежему воздуху, – молодой растущий организм требовал пищи. Однако она помнила, что есть по утрам неприлично для дамы, хотя и простительно детям. Так что она отщипнула кусочек хлеба, выпила вина и, не удержавшись, съела сахарный финик.
В соседней комнате уже ждал Жан Эй, рисовавший ее портрет по заказу тетушки Анны де Боже. Он был соотечественником Маргарет и прибыл во Францию одновременно с ней. Пьер, герцог Бурбонский, супруг Анны, высоко ценил его живопись и пригласил в качестве придворного живописца. Жан жил неподалеку в Туре, приезжая в Амбуаз в ясные дни, когда считал, что освещение подходит для создаваемого им портрета. Сегодня был как раз такой день.
Маргарет облачили в тяжелое алое бархатное платье, отороченное горностаем, – украшать наряды мехом этого редкого зверька разрешалось только королевским особам; убрали русые волосы, спрятав их под парчовым, расшитым золотыми нитями покрывалом. Лиф платья украшали вышитые монограммы М и К – первые буквы имен ее и короля: после свадебной церемонии такого рода монограммы появились по всему замку. Наконец, на грудь водрузили массивную подвеску, наследство ее матери: большой красный рубин в форме сердца, огромная жемчужина, а над всем этим – птица, клюющая себя в грудь, чтобы накормить птенца. Маргарет любила надевать фамильные драгоценности: они были прекрасны и восхищали своим изяществом и великолепием французский королевский двор. По их образцу дамы потом заказывали себе украшения, но ничто не могло сравниться с оригиналами.
Маргарет села у окна и попросила пригласить Жана. Она любила позировать: можно было спокойно подумать, а иногда и поболтать с художником – он был ей симпатичен, совсем не робел во дворце и не стеснялся говорить то, что думал. Маргарет знала, что она не блещет красотой, – ее украшением была статная осанка, серьезные и немного грустные карие глаза, ясный лоб. Но на этом портрете ей хотелось быть красивой: предполагалось, что будет и вторая половина – портрет Карла. А здесь многое зависело от художника.
Жан вошел, склонился в поклоне и неожиданно печально взглянул на нее.
– Как вы, ваше величество? Не грустите? Рад видеть вас веселой. Я боялся, что глупые слухи огорчили вас.
– Я не люблю и не верю слухам, Жан. Сегодня прекрасный весенний день, скоро приедут гости, и у меня отличное настроение. Вы же знаете, как я люблю Луизу и ее брата. Надеюсь, что и тетушка скоро будет дома.
Анну де Боже ожидали со дня на день. Ее единственный выживший сын Шарль – вялый, молчаливый пятнадцатилетний юноша – был слаб здоровьем, поэтому новость об ожидавшемся скором прибавлении в семействе де Боже обрадовала всех, кто испытывал дружеские чувства к ним. Впрочем, таких при дворе было немного, Маргарет являлась здесь исключением. Она высоко ценила твердый характер и глубокий ум своей наставницы. Интриги и борьба за власть ее пока не интересовали. Она помнила, что именно Анна с самого раннего детства была всегда рядом и помогала ей словом и делом. Анне были чужды нежные чувства и сантименты, но Маргарет их и не ожидала. Осознание того, что она королева Франции, наложило отпечаток на ее жизнь и характер. Она не могла быть такой, как все, ей уготована особая роль, и это чувство отделяло ее от остальных людей. Только с Карлом она чувствовала себя равной: он ласково называл ее «моя маленькая королева» и делился с нею всеми планами. Царственные дети взрослеют рано, вот и Маргарет к 11 годам понимала больше и чувствовала сильнее, чем ее сверстники.
Она скучала по Карлу. Вместе с Анной, своей сестрой и регентшей, он воевал в далекой Бретани. Маргарет прекрасно разбиралась в современной политической ситуации, она знала, какое значение Бретань имеет для Франции, ее величия и единства. Эта война была затаенной болью Маргарет – невольно она оказалась в сложном двойственном положении: весь пожар разгорелся из-за ее отца, Максимилиана Габсбурга, короля Германии и сына императора Священной Римской империи. Три месяца назад он женился на тринадцатилетней Анне, герцогине Бретонской, наследнице обширных земель, не дававших покоя многим монархам. И в первую очередь Франции, много раз пытавшейся присоединить Бретань к своим владениям. Военные действия на востоке Европы не позволили Максимилиану лично приехать на свое бракосочетание, так что был совершен так называемый брак по доверенности. В декабре 1490 года в соборе города Ренн Анна Бретонская сочеталась браком с приближенным эрцгерцога Максимилиана, представлявшим своего господина. Такой брак считался вполне законным и был принят среди занятых государственными делами особ королевского звания, которым часто не хватало времени даже на собственную свадьбу. Жена была слишком молода, и Максимилиан не спешил обнять ее лично, считая политический вопрос улаженным, а интимный – преждевременным.
Маргарет вспомнила, какая суматоха началась в Амбуазе, когда пришло известие об этом браке. Анна заперлась в своей комнате с мужем. Было срочно послано за Луи де Ла Тремуйлем, в военных вопросах он был главным советником Анны. Потом она отправилась в покои Карла. А вскоре после новогодних празднований, прошедших первый раз довольно поспешно и без обычного веселья, все они – и Карл, и де Ла Тремуйль, и даже беременная Анна – отправились в Бретань, куда еще раньше было отправлено значительное по своему размеру войско.
Маргарет снова загрустила. Вот с этого момента в ее жизнь вошло смутное, ей самой неясное волнение, а по ночам стали сниться беспокойные сны. Вроде все оставалось по-прежнему. Все были с ней ласковы и почтительны, величали ее «ваше величество» и угождали, как могли. Но что-то переменилось, трудно было сказать, что: то она ловила на себе любопытный взгляд прислуги, то придворные дамы улыбались слишком натянуто, то ее любимая няня смотрела с жалостью. Как сейчас Жан. Или это ей кажется? И она просто скучает по Карлу и не может уже дождаться, когда брак их станет настоящим и они смогут жить вместе и больше не разлучаться. Еще три года, и она будет считаться взрослой. А до тех пор надо набраться терпения. Но как же это трудно! Она ведь уже не ребенок, и детские радости для нее в прошлом. Ее сердце открыто для любви – не детской привязанности, которую она всегда испытывала к Карлу, а настоящей, взрослой, о которой шепчутся вечерами служанки и которой посвящены рыцарские романы. Она хочет прижаться к нему, как к белому единорогу на гобелене, и успокоить волнение своей души.
Карл, конечно, избалован, он никого не слушается, всегда хочет поступать по-своему. Маргарет прекрасно видит, как пытаются противиться его планам его советники. Но разве король не должен быть сильным и властным? А главное – он такой добрый, у него такое нежное сердце. А его нескладная внешность и неуклюжие манеры ничуть не делают его несимпатичным, он милый и всегда нежен с ней, своей маленькой женой. В глубине души девочка догадывалась, что капризы и упрямство – не признак силы, но все равно для нее Карл был лучше всех!
Маргарет встала со своего места у окна и подошла к портрету. Грустная, задумчивая и немного обиженная девочка смотрела куда-то в сторону, как будто внутрь себя. За спиной ее в окне был виден веселый пейзаж Луары и замок с круглыми башнями. Он резко контрастировал с бледным лицом и печальным изгибом губ. Совсем не такой хотела видеть себя Маргарита на портрете с мужем, но Жан был непреклонен. «Я рисую то, что вижу», – сказал он. «Или то, что скрыто глубоко в душе?» – подумала Маргарита, но спорить не стала.
