Их предводитель – молодой и неуправляемый полукровка, чей отец в свое время спутался с иномирянкой, – обладал поразительной и даже пугающей силой убеждения. Выходец из бедного квартала столицы, разрушенного после того, как стены перестали удерживать иномирцев внутри, он сколотил небольшое войско.

Его красноречие было почти сверхъестественным, а имя уже год гремело по всему Рагур’ен. Матиас Ро. Палач, убийца и лжец, готовый влезть в любой дом, если есть хотя бы малейшее подозрение, что внутри появилась болезнь.

Карающие отряды двинулись с севера, выискивая любые следы заразы, чтобы предать их пламени. Они свирепствовали на востоке, рыли землю, точно дикие псы. Выискивали, вынюхивали и казнили без разбора. Даже если ты с больным всего лишь дышал одним воздухом. Стоило заметить людей с кровавыми стрелками на рукавах – и приходилось уносить ноги.

Уголек, при всем своем упрямстве, не могла отрицать, что лишь влияние Сольвэ уберегло ее от казни, а дом – от очищающего пламени. Иномирец – лучший лекарь в Сахра-таш. Правитель относился к нему с трепетным уважением, ведь только Сольвэ был способен поддерживать искру жизни в его болезненно-слабой супруге.

Только он мог помочь появиться на свет наследнику власти.

Рагур’ен умирал, но короли все еще имели вес.

Красные Стрелы пока держались на почтительном расстоянии от Сольвэ, но болезнь давила со всех сторон. Его неприкосновенность не будет вечной.

К тому моменту, когда придется считаться с этими сумасшедшими, лучше иметь в руках что-то большее, чем просто теории!

Ничто не защитит их лучше, чем лекарство от ломкоты!

***

Уголек не покинет лабораторию до заката, в этом можно было не сомневаться. Сольвэ слишком хорошо знал ее расписание и мог с точностью до минуты предсказать, как она двигается по комнате, что берет в руки и какими расчетами занята в эту секунду.

Все это было проделано тысячи раз, с ним и без него. В одиночестве и в обществе любимой младшей сестры, когда той разрешалось покидать дворец. Жаль, что сейчас это случалось все реже: Мерай была вынуждена день и ночь проводить у покоев королевы, а Уголек увядала и тускнела без простых и легких бесед.

Королева слабела с каждым днем, ей был необходим уход и покой. Но разве можно говорить о покое, когда в чреве растет наследник трона? Это, несомненно, был мальчик. Сольвэ в таких вещах не ошибался. Как и не ошибался в том, что Правитель держит его рядом, пока есть нужда.

Что потом? Есть ли шанс, что королеве потребуется его сила? Например, если ребенок окажется не здоров.

Тогда нужда в лекаре не отпадет, как не исчезнет и покровительство короля.

Юлмаж взбалмошный и злопамятный. Его настроение могло меняться по двадцать раз в час. Пока что страх за будущего наследника вынуждал его терпеть присутствие чужака.

Сольвэ не тешил себя иллюзиями. Можно было кого угодно обмануть внешностью и манерами, но стоило кому-то увидеть его глаза и понять, что Сольвэ за три века не состарился ни на день, как все вставало на свои места.

Он – иномирец. Изгой и животное. Лучший из лекарей – но что с того? Если ребенок будет здоров, а королева быстро пойдет на поправку, то…

Красные Стрелы придут. Они ничего не забывают. И никого не пощадят, веруя, что дом пропитан ломкотой. Фанатичные сукины дети!

Сольвэ откинулся на спинку глубокого кресла, медленно перекатывая в ладонях пузатый бокал с крепкой настойкой собственного приготовления. Истекал последний жаркий час, перед тем как солнце ухнет за горизонт, оставляя людям темные очертания дюн и росчерки звезд на почерневшем небе.

И холод. Ночами всегда холодно.

Порыв ветра ворвался в кабинет, деловито пошуршал бумагами на столе и коснулся шеи, зарывшись невидимыми пальцами в волосы. Мягкое прикосновение скользнуло ниже, юркнув за высокий ворот свитера из тончайшей шерсти. В крови медленно закипал теплый дурман и долгожданная нега. Мышцы расслабились, затылок коснулся грубой кожи обивки.

Иномирцы не спят – они проваливаются в некое подобие транса, сохраняя при этом контроль. Никто бы не смог подойти к Сольвэ, если бы он этого не захотел.

В воздухе разливался тягучий аромат черноплодной рябины, мяты и ореха. Угольку нравился этот запах, а Сольвэ иногда давал ей настой перед сном. Слишком крепкий для девушки – он быстро уносил ее во мрак без сновидений и охранял до самого рассвета.

Не существовало лучшего средства от кошмаров и слез. Сольвэ сам бы предпочел быть таким средством. Делить с девушкой не только дни, но и ночи. Выходка в лаборатории могла дорого ему стоить, но разве есть хоть малейший шанс удержаться, когда взгляд серых глаз будто проникает под кожу?

Ее страх перекатывался по языку, как прокисшее вино. Плохое и тошнотворное чувство, но ничего не сделаешь.

Пусть он коснулся ее лишь воздухом, и к губам припал невидимый двойник, а не сам Сольвэ. Неважно. Он, как никто другой, умел ждать.

В дверь тихо постучали, можно сказать, поскреблись. Поднявшись одним рывком, Сольвэ медленно обогнул кресло, но открыть не успел. В коридоре послышался грохот, глухой удар и сдавленный стон. Рванувшись вперед, Сольвэ распахнул дверь.

Тысячи картин в одно мгновение пронеслись перед глазами, вплоть до самых жутких образов, что Уголек перемудрила с опытами и сейчас умирает на пороге. Но стоило глянуть вниз, как в голове стало совершенно пусто. На коленях у порога застыла хрупкая фигура, укутанная в плащ. Тонкие руки вцепились в края, плечи подрагивали.

– Мерай, – выдохнул иномирец.

Она глубоко вздохнула, задрожала еще сильнее и бурно разрыдалась.

Опустившись на колени, Сольвэ протянул руку, чтобы коснуться, но Мерай дернулась, вцепились в его плечи. С губ сорвалось бессвязное бормотание.

В стороны разлетелись полы плаща. Под ним была только тонкая белая сорочка, едва достававшая до колен, а на ткани медленно расплывалось кровавое пятно.

***

– Я же сказала, что все сделаю сама! – раздраженно бросила Уголек, повернувшись на звук.

Она нутром чувствовала, что это Сольвэ вернулся, чтобы действовать ей на нервы, и даже открыла рот, чтобы выдать злую тираду, но через секунду кровь отхлынула от лица, превратив его в маску удивления и ужаса. С губ не сорвалось ни звука – язык просто отказался слушаться, прилипнув к небу.

Иномирец замер на пороге, а на руках у него безвольной куклой обмякла Мерай.

Без лишних слов, Сольвэ в три шага добрался до узкой кушетки, и, аккуратно опустив Мерай на темный бархат, сорвал с нее плащ. Метнулся к столу, зазвенел пузырьками из тонкого зеленоватого люза. Откупорив один, осушил его одним глотком. Вздрогнул всем телом – будто молния прошила его от пяток до затылка.

Иномирец встал на колени и прикрыл глаза. Густые белые волосы упали на влажный от испарины лоб, а в уголках глаз Уголек впервые заметила острые лучики морщинок.

По длинным пальцам побежали зеленоватые огоньки, ладони прошлись над животом Мерай.

Уголек сжала спинку так, что ногти глубоко вошли в обивку. Она, не отрываясь, наблюдала за манипуляциями Сольвэ, ловила каждый рваный вздох сестры и дрожала вместе с ней. В голове роились вопросы и страхи. Сердце встало где-то в горле, колотилось, точно птица в клетке, губы задрожали, но плакать – самое последнее дело. Пришлось прикусить губу до крови, до тошнотворного привкуса металла и соли на языке.

Мерай дышала! Сольвэ спасет ее. Обязательно спасет!

В замутненном сознании вспыхнула мысль, от которой позвоночник обдало холодом.

Мерай постоянно находилась во дворце. Каждую свободную минуту! Она могла понадобиться королеве в любой момент. И покинуть госпожу она могла только в строго оговоренное время.

Если бы что-то пошло не так, то она бы пришла к Сольвэ. Как к личному лекарю королевы.

И она пришла. Со вспоротым животом.

Если что-то случилось с королевой…

Зажав рот рукой, Уголек следила за мягким светом, срывавшимся с пальцев иномирца, но в голове в этот момент творился настоящий хаос. Мысли как растревоженный песчаные пчелы не могли найти покоя: кидались друг на друга, пихались и лезли, лезли, лезли!