Хозяин покачал головой.
- Иногда такие корабли плавают, ваша милость. И беда нам, если этот из них.
Лайвен в удивлении посмотрел на него, потом на капитана.
- Да-да, - тот закивал головой. - О таких встречах много рассказывают в портовых кабаках. Только не очевидцы. Они уже ни чего не могут рассказать.
- Уж, не о призраках ли вы говорите? - проговорил Лайвен с усмешкой.
- Именно, ваша милость, - капитан снова кивнул. - Мне не по душе эта встреча. Я бы на вашем месте не стал здесь задерживаться.
- Вот именно, - подхватил хозяин. - Давайте уйдем от сюда, ваша милость, и по скорее. Ветер усиливается, очень скоро мы будем далеко от этого места.
- Черт возьми, - проговорил вдруг капитан, и в глазах его появился откровенный страх. Он посмотрел на Лайвена, потом на хозяина. - Почему он стоит здесь? Прошло три недели, море должно было уничтожить его, разбить в щепки, ведь он же на мели.
- Этот корабль не пережил бы второго же прилива... - выговорил хозяин, и застыл с открытым ртом, осознав истинное значение своих собственных слов.
- Мы уходим от сюда, ваша милость, - решительно произнес капитан. - Мы получили от вас щедрую плату, но мы не рассчитывали на встречу с призраком...
- Да вы никак оба перетрусили, - Лайвен усмехнулся снова. - Вы испугались какого-то выдуманного вами же призрака, и это после всего нашего плавания!..
- Плавание - наша работа, ваша милость. Призраки - ваша. А мы боимся призраков. Они погубили слишком много кораблей...
- Капитан! - это был крик марсового. - На востоке твориться что-то непонятное. Похоже, сейчас будет сильный шквал!
Капитан и хозяин переглянулись и с округлившимися от страха глазами бросились к противоположному борту. Такой крик иногда радовался по несколько раз на день, но сейчас это простое сообщение привело их в ужас.
Горизонт был предательски чист.
- Вот, ваша милость, дождались! Эх... - капитан махнул рукой, и бросился на корму.
- В чем дело? - переспросил Лайвен. - у нас есть еще как минимум пятнадцать минут, ведь его даже видно сейчас только с мачты...
Он не закончил фразы, потому что шквал был виден уже не только с мачты.
- Мы не успеем уйти от берега... - прошептал хозяин судна.
С кормы раздались выкрики команд, и на судне поднялась лихорадочная деятельность. Матросы вихрем промчались по палубе и как муравьи обсыпали снасти. Другие что-то, ужасно спеша, делали внизу.
Шквал надвигался с непостижимой скоростью. Уже через минуту было ясно, что все приготовления бессмысленны, по тому что они не будут закончены, но ни кто не бросил работу. Они еще надеялись на что-то, а может быть, просто не в их характере было ждать конца, сложа руки.
Сначала вихрь, бурлящий тучами, проливным дождем и водяной пылью сорванной с волн закрыл горизонт на востоке. Он устремился на корабль словно гончая, завидевшая зайца. Двигаясь плотным кулаком из спрессованного ветра, он оставлял пространство слева и справа от себя чистым и безопасным, словно корабль действительно был единственной целью этого движения.
В последние секунды Лайвен успел подумать, что именно так должны видеть лавину обреченные быть погребенными под ней. А в следующее мгновение он ощутил себя прижатым к стене рубки многотонной тяжестью шквала...
Первым ударом ветер сломал обе мачты. Этот удар был настолько резок и силен, что судно не успело даже накрениться, а снесенные мачты вместе с людьми и неубранными парусами уже потерялись в наступившей тьме. Некоторое время нельзя было понять, падает ли невероятной силы дождь или корабль уже погрузился под воду. Органы чувств отказывались воспринимать буйство стихии. Сначала Лайвен перестал слышать ужасающий рев ветра, потом дождь ослепил его, и, наконец, он совершенно перестал понимать стоит ли он, лежит на двери рубки или летит в преисподнюю.
А потом все это неожиданно кончилось. Вокруг по прежнему бушевал ураган, поднимая такие волны, что местами обнажалось неглубокое дно, но само судно попало в полосу абсолютного штиля. Оно перестало кружиться и раскачиваться, и уцелевшие люди только стали поднимать головы, когда произошло самое страшное. Где-то вверху, где тучи варились в гигантском котле ветра, сформировался мощный, хорошо нацеленный умелой рукой заряд электричества. Устремившись вниз, он взорвал палубу под ногами Лайвена, расколол расшатанный корпус, раскидал в стороны горящие щепки...
Секунду спустя шквал унесся в сторону берега и волшебным образом рассеялся на пол пути к нему. А на все еще бушующем по инерции море остались только тлеющие обломки, которые волны не успели до конца погасить.
Когда он очнулся от ощущения смертельного холода, был вечер. Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом и посылало сквозь тучи на холодный берег свои последние предзакатные лучи, красящие песок в малиновые тона.
В памяти сохранились обрывочные картины страшной катастрофы, оставшейся впрочем, позади. Составить их во что-то более менее стройное он не стал и пытаться - сначала нужно было определить свое место в пространстве и времени и понять, жив он еще или уже нет.
Он попробовал пошевелиться. Сначала рукой. Очень осторожно где-то в теле уже притаилась злая, коварна боль и ждала только, когда ей позволят напомнить о себе. Под пальцами был мокрый песок.
Это можно было определить с трудом, потому что пальцы уже почти совсем окоченели. Тянуть дальше было нельзя.
Он собрал свои силы, и одним рывком поднялся, приготовившись стиснув зубы перенести взрыв выпущенной на свободу боли, однако его не последовало. Пугающее ощущение оказалось лишь воспоминанием о боли недавно пережитой, но уже прошедшей.
Подчинившись какому-то первобытному инстинкту, он побрел прочь от берега, туда, где в последних отблесках заката еще виднелись высокие черные утесы. Когда он добрался до них, было уже темно. Или это потемнело в глазах от истраченных на этот путь усилий? В последний момент, когда он уже коснулся рукой гладкой, словно бы отполированной поверхности, ноги подкосились под ним, и он упал вперед лицом. Внезапно ему стало тепло, и он успокоился, будто достиг, наконец, своей цели, к которой очень долго шел...
Когда Лайвен проснулся, был уже давно день. Он обнаружил, что лежит на земле лицом вниз, а рот его полон хрустящего на зубах совершенно невкусного песка. Он попробовал встать, и это у него получилось довольно легко. По счастью рядом оказалось нечто большое, твердое и устойчивое, к чему можно было прислониться спиной и подождать, пока пройдет легкое головокружение.
Где-то недалеко шумел прибой. Сплевывая песок, Лайвен протер глаза и огляделся.
Он стоял у подножья одного из утесов-клыков, невдалеке от которых суша кончалась, и начиналось море. Берег его был усеял неопределенным мусором и обгорелыми обломками дерева, в некоторых из которых угадывались фрагменты обшивки и палубы. Чуть дальше вдоль кромки прибоя возвышался остов другого корабля.
Лайвен потряс головой и вгляделся снова. На палубе того, что некогда называлось "Быстрой звездой" угадывалось движение.
- Черт возьми, - проговорил Лайвен, и услышал, как хрипло звучит его голос.
Он откашлялся и ощупал рукой пояс. Меч был на месте. Оставалось только удивляться, как он не утащил его на дно во вчерашнем купании.
Ну ладно, подумал Лайвен. Хоть с этим порядок. Мог бы и потерять, между прочим...
Движение на "Быстрой звезде" возобновилось. Теперь вполне отчетливо можно было различить, что это движется человек. На таком расстоянии его при желании можно было бы принять за обрывок паруса, колышущийся на последней расщепленной, надломленной у основания мачте, если бы не полное отсутствие ветра.
Лайвен отступил к подножью утеса и сильно сжал рукоятку меча. Он уже знал, кто этот человек, и что бы догадаться об этом не нужно было видеть его лица. Разделаться с "Белой акулой" так метко направленным ударом молнии мог один только он.
Прислонившись спиной к каменному исполину, Лайвен наблюдал, как Владеющий громом спустился с разбитого остова на песок и не торопясь, побрел к утесам. Он двигался вдоль полосы прибоя, и робкие в безветрие волны время от времени докатывались до самых его ног. Он не видел Лайвена, и конечно не искал его. По пути он осматривал обломки вчерашней катастрофы, выброшенные морем на песок. Казалось, его полностью удовлетворило совершенное. Он был уверен в участи своего противника и спокоен. Сейчас его интересовало только дело своих рук, на которое он мог подойти и посмотреть поближе.
