- Ты не сердишься, Вилу? – осторожно спросил я.

- Конечно, нет! – улыбнулась она. – Если ты считаешь, что Леона можно простить, значит, у тебя есть на то причины.

- Конечно! – встрял Энрике. – И первая из них – избавление от крайне надоедливой поклонницы! Вот, смотрите!

Он указал вглубь двора, где Леон уже уводил Эстреллу прочь от разъяренной Людмилы. Я бросил взгляд на Виолетту. Ее, вроде бы, абсолютно не тронуло то, что бывший ушел с другой девушкой. Она просто тихо посмеивалась над Людмилой.

- Пошли-ка отсюда, – обратился я к друзьям. – Когда наша паучиха так рассержена, это не к добру.

- Ты, вроде бы, к нам собирался, – напомнил мне Энрике.

- К нам? – расцвел Деметрио. – А Виолетта тоже?

- Если захочет, – пожал плечами Энрике.

- Если никто не против, – обрадовалась Виолетта.

- Да что ты! – расхохотался Деметрио. – Росанна будет в восторге! Давай-ка, ты к нам, наверх, а эти двое пусть пообщаются!

- С удовольствием! – ответила моя подруга.

И мы всей компанией двинулись к дому семейства Марроне.

====== Глава 60 ======

Ну, дружище, давай, выкладывай, что там у тебя? – спросил Энрике, едва Деметрио с Росанной увели Виолетту наверх.

Мы уселись на диван так, чтобы смотреть друг на друга, и я, ничего не утаив, рассказал о своем утреннем диалоге с Макси.

- А потом мы услышали, как кто-то убежал от двери, но, когда выскочили в коридор, было уже поздно, – заключил я.

- Так, ну, понятно, – хмыкнул Энрике. – Этот кто-то подслушал то, что ему было нужно, и убежал. А вы, ребята, тоже хороши… Ну, кто ж такие сокровенные беседы в общественных местах ведет?! Ладно, допустим, это было необходимо. Но ведь нужно было хотя бы дверь нормально закрыть! А вы…

- Да кто же знал?! – возмутился я. – Мы думали, это никому не надо…

- Значит, кому-то все-таки надо, – заметил мой друг. – Давай подумаем, кому.

- Но ведь это мог быть почти любой ученик «Студии», – пожал я плечами.

- Да нет, – покачал головой Энрике. – Любой не стал бы останавливаться возле кабинета только потому, что мимоходом услышал оттуда голоса. Им это не нужно.

- Ты хочешь сказать…

- … что этот человек из ваших. Совершенно верно.

- Что ж, круг подозреваемых сужается, – вздохнул я.

- Верно, – кивнул мой почти-брат. – Давай теперь думать, кому из ваших мешает твое общение с Виолеттой.

- Леону, – предположил я. – Может быть, поэтому он подошел сегодня ко мне извиняться? Для отвода глаз?

- Не думаю, – возразил Энрике. – Он ведь хлопнул тебя вчера по плечу, когда выходил на сцену. Наверняка, он уже тогда жалел о своем поступке.

- Ой, верно! – спохватился я. – И во время украшения зала я чуть не упал с лестницы, а Леон ее удержал!

- Тогда кто? – спросил Энрике.

- Может, Людмила? – высказал я новую догадку. – Нет, конечно, от нашей с Виолеттой дружбы ей ни жарко, ни холодно. Да только в прошлом она из кожи вон лезла, чтобы наделать ей лишних неприятностей. А горбатого, по-моему, могила исправит.

- Могила-то могила, – задумчиво протянул мой друг. – Но, Федо, вы ведь слышали именно шаги, а не стук каблуков, верно?

- Да, верно, – согласился я. – Значит, Людмила тоже отпадает. Тогда, может, Франческа? – Она сегодня была, вроде бы, на резиновой подошве?

- Именно, – кивнул Энрике. – Но когда бежишь в такой подошве по кафелю, выходит не звук шагов, а некий скрип.

- Тогда, может, Марко?

- Вот, ему это как раз и не нужно. Он ведь новенький. Так зачем ему лезть в распри старожилов?

- Ну, да. Тогда кто же?!

- Так, подожди секунду! – внезапно воскликнул Энрике, которого, похоже, озарило. – Тот парень – Диего… Он ведь не стал бы ни с того, ни с сего, наезжать на Виолетту…

И тут до меня дошло. Ведь, и правда, Диего нужен был повод. А если еще вспомнить некоторые его слова… О, дьявол! А я его побил! Вот ведь тупой идиот!

- Рике, – робко окликнул я друга, – скажи, что мы ошибаемся, а?

- Боюсь, что нет, брат, – вздохнул Энрике. – И, кажется, теперь нам остается только ждать. Уверен, завтра этот парень устроит что-нибудь эдакое!

- Да, – согласился я, – и, если он теперь знает о моих настоящих чувствах к Виолетте, то, кажется, этот вечер для меня последний.

Краска, в мгновение ока, отхлынула от лица моего почти-брата. Голос его слегка дрожал, когда он спрашивал:

- Что значит – последний?!

- Да успокойся ты! – отмахнулся я, поняв, что он имеет в виду. – На тот свет я пока не собираюсь. Просто… Это – последний вечер для нашей с Виолеттой дружбы, понимаешь?

- Возможно, – согласился Энрике. – А возможно, и нет.

- О чем ты? – опешил я.

- Может быть, завтра ваши отношения просто перейдут на новый уровень? – предположил мой друг.

О, боже! Опять!

- Сдурел?! – фыркнул я. – Да она меня возненавидит, когда узнает, что я врал ей столько времени.

- Ну, перестань! – отмахнулся Энрике. – Ты не врал, а просто не говорил с ней о чувствах!

- Да?! – возмутился я. – Она тоже ничего не говорила Герману о «Студии»! А я, не моргнув глазом, назвал это враньем! И что в результате?! Выходит, я сам ей вру?!

- Да ничего ты не врешь! – воскликнул Энрике. – Ведь ты рассказал бы ей о том, что любишь, если бы она спросила напрямик?

- Ну, да, – признался я. – А что от этого меняется?

- Сейчас – уже ничего, – согласился мой почти-брат. – Остается только ждать удара. А там разберемся.

- Жаль, что у нас завтра нет вокала, – вздохнул я. – Мне было бы проще, имей я возможность посоветоваться с тобой…

- Ты справишься, – подбодрил меня Энрике. – А если что, звони. И в любом случае, звони. Или приходи. Я буду волноваться.

- Спасибо, брат, – с горечью поблагодарил его я.

И в самом деле, я был безмерно благодарен Энрике. За все. За то, что был моим другом, наплевав на общепринятые нормы. За то, что всегда поддерживал. За то, что научил меня стоять за себя и за других. За то, что научил защищать слабых. За то, что научил петь. За то, что научил жизни. Я уже давно говорил, что он за шесть лет стал мне братом, как и Деметрио с Росанной.

- Но давай сменим тему, – прервав мои мысли, предложил Энрике. – Все равно больше ничего мы пока сделать не можем.

Да, снова мой почти-брат понял меня без слов. А то я уж совсем в сентиментальщину ударился…

- Как ты, после всего пережитого на сцене? – спросил он.

- Ну, по-моему, ты тогда больше меня испугался, – поддразнил я.

- Это точно, – неожиданно со вздохом согласился Энрике. – А если ты еще раз попробуешь меня так напугать…

- Но ты же знаешь, я стремился вовсе не к этому!

- Знаю. Но легче мне от этого не становится. Ты понимаешь, что достаточно было всего какого-нибудь сантиметра – и все, кранты?!

- Сейчас понимаю, – вздохнул я. – А вот тогда понимал только то, что должен спасти Виолетту.

Несколько секунд в гостиной царило молчание. Только сверху слышался веселый смех.

- Помнишь, что я сказал, когда ты вернулся в Рим после «Реалити»? – спросил, наконец, Энрике.

- Ты много, чего говорил, – заметил я. – Утешал, советовал не накручивать себя…

- А с самого начала, когда ты описал, что чувствуешь к Виолетте? – улыбнулся Энрике.

Перед моими глазами стала картина. Старый дом Энрике, мы сидим в гостиной, я спрятал лицо в ладонях, а мой почти-брат хлопнул меня по плечу и весело констатировал:

- Да, плохо дело! Ты пропал, дружище!

Признаться, я не понял, что он подразумевал под словом «пропал», но был не в настроении спрашивать. Да и сейчас не понимаю, если по правде.

- Ты сказал, что я пропал, – произнес я безо всякой интонации. – Может, объяснишь, что это значит?

- То и значит, – отвечал мой друг. – Никогда не слышал фразы: «влюбился до безумия»?

- Ну, где-то слышал. А что?

- То, что в простонародье, когда человек настолько влюбляется, принято говорить, что он пропал. Я это уже тогда увидел. А сейчас понял, что ошибся. Ты не просто пропал, брат. Ты свихнулся. Ну, в хорошем смысле этого слова.