— Как же вас зовут, милая девушка? — спросила Анастасия Фёдоровна.

Ульяна мгновенно залилась краской, вся душа её от этого проникновенного голоса незнакомой женщины встрепенулась.

— Ульяной зовут меня, а больше всё Улей, — давясь словами, едва слышно ответила она.

— Очень хорошо! Я люблю простые русские имена. Может быть, потому, что меня тоже зовут просто: Анастасия, Настя…

— Батюшки! Вот уж как назвали! — с искренним изумлением воскликнула Ульяна. Ей казалось, что эта женщина, поразившая её своей внешностью, должна была носить какое-то исключительное имя. Такие имена нередко встречала она в старых романах: Цецилия, Клеопатра, Анжелика…

— А что, разве не подходит ко мне это имя? — с лукавством в голосе спросила Анастасия Фёдоровна.

— Ну, конечно, не подходит. Красивая и умная, а зовут по-простому: Настасья, — улыбаясь одними глазами, сказала Ульяна.

Анастасия Фёдоровна засмеялась:

— Вот Ульяна — тоже имя простое, а уж не красавица ли вы?

Ульяна зарделась, но оцепенение, которое сковало её несколько минут тому назад, бесследно исчезло. Ей стало весело, и она рассмеялась звонко и непринуждённо.

— Вы, Уля, чем же здесь занимаетесь? Готовите отцу обеды? — спросила Анастасия Фёдоровна.

— Что вы! Обеды — это между прочим. Охочусь я, рыбачу. Осенью по чернотропью добываю белок, колонков, куропаток, рябчиков.

Рассказывая, девушка проворно исполняла своё дело: повесила котёл с рыбой на таган, подбросила дров в костёр. Анастасия Фёдоровна наблюдала за Ульяной с удовольствием — та делала всё быстро и ловко. Под ситцевым розовым платьицем угадывалось гибкое, сильное тело, проступали мускулы рук и упругая грудь.

— Не скучно вам жить в тайге? — поинтересовалась Анастасия Фёдоровна.

— Да кто же из охотников скучает в тайге? Тут только с виду однообразна, а присмотришься, прислушаешься — такая кипит жизнь — удивление!

К костру подошли фельдшер и Лисицын.

— Анастасия Фёдоровна, — обратился к ней Лисицын, — вы не попользуете каким-нибудь снадобьем старика нашего?

— О ком вы говорите? — Анастасия Фёдоровна, недоумевая, осмотрелась вокруг.

— Старик тут с нами живёт, Марей Гордеич. Он мне вроде родного отца. Да вот занемог…

Лисицын не успел договорить. Дверь избушки раскрылась, и все увидели Марея. Он был без фуражки, в длинной рубахе без пояса, в полушубке, накинутом на худые плечи. Анастасия Фёдоровна смотрела на старика, не отрывая глаз. Внешность этого человека поразила её. Старик был красив той особенной красотой, которая выпадает в старости на долю немногих.

— А я уснул, Миша. И приснилось мне, будто на стан к нам пришли незнакомые люди. Очнулся, глаза открыл, слышу за стеной чужие голоса. Лежу и никак не могу понять: не то это сон продолжается, не то явь…

— Явь, Марей Гордеич, да ещё какая! — воскликнул Лисицын. — Таких гостей у нас ещё никогда на стану не бывало.

— Нет лучше гостя в свете, чем добрый человек, — промолвил старик и, сделав два шага, остановился. — Мир вам и благоденствие, добрые люди! — слегка поклонился он Анастасии Фёдоровне и Галушко.

Необычность приветствия тронула Анастасию Фёдоровну, она поднялась и тоже поклонилась старику.

— Здравствуйте! — произнесла она громко. Ей хотелось добавить к слову «здравствуйте» что-нибудь такое, что могло бы сделать её приветствие более тёплым и сердечным, но подходящих слов не нашлось. Имени и отчества старика она не запомнила, а назвать его просто «дедушкой» ей показалось неудобным. Старик не походил на тот тип старых мужчин, для которых домашнее прозвище «дедушка» было вполне уместным. Он скорее напоминал убелённого сединами путешественника-исследователя или мыслителя.

— Это доктора к нам приехали, Марей Гордеич, — сказал Лисицын.

Старик не удивился, а только посмотрел на Анастасию Фёдоровну и Галушко испытующим взглядом.

— Кого же лечить здесь будете?

— Вас начнём лечить, Марей Гордеич, а потом сплавщиков лекарствами снабжать будем.

— Душевно благодарен вам. В жизни редко приходилось мне бывать у докторов, чаще всего сам себе доктором был, — задумчиво произнёс старик.

— Знобит вас? — спросила Анастасия Фёдоровна.

— Временами.

— Пройдёмте в помещение, я выслушаю вас, — Анастасия Фёдоровна взяла портфель — там лежал стетоскоп.

Марей и Анастасия Фёдоровна долго не появлялись. Рыба почти сварилась, и Ульяна сдвинула котёл с большого огня. Чайник с кипятком булькал, урчал, постукивал крышкой, как живой. Костёр изредка потрескивал, разбрасывая пахучий смолевой дымок. Галушко щурил глаза от дыма и наконец тихо задремал, свесив голову. Лисицын, вытягивая, как журавль, худощавые ноги, направился к реке. Там, склонившись над самой водой, росла смородина. Он вернулся с пучком смородиновых веток.

— Подбрось-ка, Уля, в чайник для запашка, — сказал он вполголоса, боясь нарушить покой фельдшера.

Ульяна взяла смородинник, отделила одну веточку, с хрустом изломала её на мелкие кусочки и бросила в чайник. Потом она принялась перетирать полотенцем посуду, стоявшую на полке под навесом.

Лисицын нетерпеливо поглядывал на дверь избушки, на спящего Галушко. Охотник вставал, садился, опять вставал, поправлял костёр, хотя в огне уже надобности не было. Наконец терпение его иссякло. Он подошёл к двери избушки, прислушался. Ну, так и есть: Марей что-то увлечённо рассказывал докторше о Синем озере! Лисицыну стало даже обидно. Он легонько постучал в дверь и, не дожидаясь, когда отзовутся, сказал:

— Кушать пожалуйте! Рыба готова, чай поспел.

— Идём, идём! — послышался голос Анастасии Фёдоровны.

Галушко очнулся и сконфуженно посматривал на Ульяну. От резкого толчка дверь избушки пронзительно взвизгнула, и оттуда вышла Анастасия Фёдоровна.

— Что у него? — привычным тоном спросил Галушко.

— Грипп, и очень затяжной… Нужно побыстрее перевезти Марея Гордеича в село, — сказала Анастасия Фёдоровна, подойдя к Лисицыну.

— Я давно ему об этом толкую. Там и доктор и больница, да не сразу его уломаешь.

— А что, Михаил Семёныч, вы могли бы сводить меня на Синее озеро? — вдруг, меняя разговор, спросила Анастасия Фёдоровна.