— Я рассчитываю, что мой доклад пополнит бригада обкома, — снова помрачнев, сказал Артём, наклоняя свою седеющую голову над блюдцем с густым парящимся чаем.

— Бригада, конечно, выступит, но мне хотелось, чтобы ты сам кое-что поправил в докладе.

— Посмотрю ночью, посмотрю, — торопливо произнёс Артём.

Максим понял, что брат устал от этого разговора, и поспешил закончить его.

— Да, я совершенно забыл отдать тебе подарок из Москвы. — Максим встал и вышел в соседнюю комнату.

Артём отодвинул блюдце, выпрямился, с любопытством и напряжением ждал возвращения Максима. Брат вернулся с коробкой в руках.

— Видел, что я тебе привёз? — засмеялся Максим и, шутливо покрутив рукой над коробкой, снял с неё крышку.

В коробке на белой вате лежал набор блёсен. Блёсны были сделаны из жёлтой и красной меди и из латуни. Новенькие, не успевшие ещё потускнеть от времени, они блестели и переливались, как драгоценности.

Артём с детства увлекался охотой, но с возрастом, когда стали от долгой ходьбы побаливать ноги, он отдался рыбалке. Дни и ночи напролёт мог сидеть Артём с удочками где-нибудь под черёмуховым кустом, на крутом, заросшем бурьяном берегу тихого омута.

— Ну и уважил! Вот это да! Ну, спасибо тебе, Максюша! — Артём принял коробку от Максима, бережно поставил её на стол, продолжая смотреть на блёсны восхищёнными глазами.

Пленум обкома проходил в уютном зале Дворца пионеров. Было что-то глубоко символическое в том, что большой государственный разговор об урожае хлеба и льна, о лесозаготовках, о пушнине и рыбе, о строительстве новых клубов и школ, о внедрении типовых скотных дворов на фермах, об электрификации деревень и рабочих посёлков ведётся в этом зале, стены которого расписаны картинами из жизни советских детей. Вот ребятишки собрались на зелёной поляне и запускают в безбрежное голубое небо крылатые планеры; вот они, подтянутые, строгие, с задумчивыми лицами смотрят на учителя, который, стоя у доски, объясняет сложную алгебраическую формулу, вот на жёлтых дорожках обширного стадиона они выстроились, чтобы по первому взмаху флажка рвануться навстречу упругому ветру; вот они сгрудилась на золотом пшеничном поле и увлечённо рассматривают чудо-машину, которая сама жнёт, молотит, сеет и зерно в мешки ссыпает…

Участники пленума не раз бывали в этом зале, но многие из них, снова и снова посматривая на роспись стен, думали: «Ради вас, дети, живём, боремся, преодолеваем трудности. Ради вас и вашего счастья».

На повестке дня пленума стояло два вопроса: утверждение статистического отчёта областной партийной организации за первое полугодие и отчёт Притаёжного райкома партии.

Первый вопрос был рассмотрен в течение часа. Секретарь обкома Грумов, низкорослый круглоголовый человек в больших очках, доложил пленуму цифры, характеризующие состав областной партийной организации. Члены обкома сделали короткие замечания, и отчёт был единогласно утверждён.

Потом на трибуну поднялся Артём. Он сильно волновался и начал свой доклад вяло, неотрывно глядя в папку с бумагами.

«Что это он волнуется, как новичок?» — с неудовольствием подумал Максим о брате. Но через несколько минут Артём преодолел волнение. Голос его зазвучал спокойно и громко, и казалось, что он не читает, а говорит свободно, не заглядывая в заранее написанный отчёт.

«Ишь как разошёлся! Старый боевой конь!» — усмехнулся про себя Максим.

Слушая доклад брата, Максим понял, что их вчерашний разговор не пропал даром. Артём внёс в доклад некоторые весьма удачные дополнения. Одобрительное оживление в зале вызвал рассказ Артёма о льноводе Дегове, о его большой семье, о рассуждениях старика относительно коммунистического общества. Очень едко высмеял Артём отдельных руководителей областных учреждений и организаций, которые не знают особенностей Притаёжного района, никогда не бывали в Улуюльском крае. Особенно досталось управляющему областной конторой, ведающей сбором металлического лома. Артём зачитал телеграмму, которую прислал на его имя управляющий этой конторой, призывавший Притаёжный райком возглавить кампанию по обследованию несуществующих в районе станционных посёлков на железной дороге, «захламленных отбросами металла, без которого металлургические заводы страны испытывают крайне большие трудности».

Когда Артём читал эту телеграмму, в зале стоял громкий хохот. Управляющий конторой сидел красный и потный и готов был провалиться сквозь землю.

Как только объявили перерыв, Артём бросился к Максиму.

— Ну как, Максюша, получилось? Не наплёл я случайно лаптей? — заглядывая Максиму в глаза, возбуждённо допытывался он.

— По-моему, неплохо получилось. Слушал тебя народ с интересом.

— Ну пойдём выпьем минеральной водички. Горло высохло.

Артём подхватил брата под руку, и они направились в буфет.

Затем начались прения по докладу Артёма. Первым выступил заместитель председателя облисполкома Васильев, говоривший от имени комиссии обкома по Притаёжному району. Оратор нападал на Притаёжный райком за допущенные просчёты в руководстве жизнью района. С гневом он говорил о случаях падежа скота в колхозах. Притаёжный райком и райисполком, по его мнению, «проявляют примиренчество к фактам антигосударственного отношения к сохранности поголовья». Васильев привёл несколько фамилий председателей колхозов, в которых особенно неблагополучно «на фронте социалистического животноводства». Потом Васильев отодвинул в сторону бумаги, сошёл с трибуны и, придавая голосу обличительный тон, сказал:

— В Притаёжном до того распоясались, что губят скот, так сказать, походя. Вот учитель Краюхин поехал — кстати, в рабочее время — на прогулку в тайгу и застрелил школьную лошадь… И что вы думаете? До сих пор этот разгильдяй живёт в своё удовольствие, где-то, говорят, охотится в тайге, а короче, браконьерствует в летнее время под крылышком районного руководства.

— Краюхин понёс наказание, товарищ Васильев, ты же знаешь, — перебил Артём, сидевший по праву докладчика за столом президиума.

— За такие факты под суд надо отдавать, товарищ Строгов, а вы исключили человека из партии и сами испугались: не круто ли взяли? — ответил Васильев под смешок в зале.