Несколько позднее, в конце марта, когда командный пункт армии находился уже в населенном пункте Бутово, к нам прибыл заместитель Верховного Главнокомандующего Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Ознакомившись с событиями предшествующих недель, он высказал порицание решению выйти на р. Днепр, принятому при наличии таких ограниченных возможностей, какими располагал Воронежский фронт во второй половине февраля 1943 г. Представитель Ставки придерживался того мнения, что после взятия Харькова надо было занять оборону, закрепиться. В этом случае, по мнению Г, К. Жукова, противник, перейдя в контрнаступление, был бы не в состоянии овладеть Харьковом.
Досталось от него и мне за то, что исполнял недостаточно обоснованные решения, вырвался со своей армией далеко вперед. Вежливых слов он не подбирал. Но я не обиделся: сказанное им было правдой.
Возвращаясь к событиям конца февраля и начала марта 1943 г., должен сказать, что решения командования фронта действительно наиболее успешно выполнялись 40-й армией, и именно это поставило ее в трудное положение. Я уже говорил о разрывах, образовавшихся на стыках с 38-й и 69-й армиями. Так вот как раз там к началу марта и возникла угроза. На правом фланге армии, в районе г. Сумы, активизировалась одна пехотная дивизия противника, а на левом, в районе Котельвы,- другая, переброшенная из Голландии.
До 1 марта нам не было известно о появлении в районе г. Сумы 332-й немецкой пехотной дивизии. Поэтому мы пытались освободить этот город силами небольшой подвижной группы под командованием П. К. Жидкова.
Полковник Жидков возглавлял лучшую в корпусе генерала Кравченко 20-ю гвардейскую танковую бригаду. И сам был лучшим в корпусе командиром. В бою он успевал на своем танке побывать везде, где дрались подразделения и части его бригады, в самых жарких местах. И не только потому, что был беззаветно храбр, но и потому, что там он мог непосредственно руководить боевыми действиями соединения. Руководил же он своими отважными танкистами умело, грамотно, был для них примером во всем. Особенно ярко проявил себя полковник Жидков в январе 1943 г., когда во главе передового отряда корпуса первым ворвался в Касторное.
Энергично атаковала противника его подвижная группа и под Сумами. Но теперь, после почти полуторамесячных непрерывных боев, ее силы были невелики. В состав группы входили, как и прежде, 20-я танковая бригада, но уже без танков, а также 59-й танковый и 4-й гвардейский истребительно-противотанковый артиллерийский полки. Противостояла же им пехотная дивизия со всеми средствами усиления.
О составе противостоявших войск полковник Жидков узнал от пленных, взятых в первом же бою. Это подтвердили и данные, полученные к тому времени армейской разведкой. Одновременно было отмечено усиливающееся давление противника на стыках как с 38-й, так и с 69-й армиями.
Создавалось впечатление, что немецко-фашистское командование стремится взять в клещи, окружить выдвинувшуюся далеко вперед 40-ю армию. Так оно и было на самом деле. И происходило это в то время, когда войска правого крыла Юго-Западного фронта под ударами превосходящих сил противника отходили на р. Северный Донец, что вело к обнажению всего левого крыла Воронежского фронта и грозило выходом главных сил противника на тылы фронта и его левофланговых армий. Там назревали грозные события.
III
После тщательного анализа обстановки Военный совет 40-й армии на заседании во второй половине дня 1 марта высказался за то, чтобы приостановить наступление и занять оборону. Это было правильно, и я принял решение приступить к оборудованию обороны по западному берегу реки Псёл от Сум до населенного пункта Каменное, а оттуда к юго-востоку - на Зеньков, Опошня. Кроме того, я считал необходимым оставить усиленные передовые отряды на речке Грунь (правый приток Псёла), а разведку выслать к р. Сула. Командующий фронтом утвердил это решение.
На первый "звонок" об опасности мы среагировали своевременно. Но этого оказалось мало.
4 марта группировка противника, в состав которой входил и танковый корпус СС, из района Краснограда нанесла удар по войскам 3-й танковой армии в направлении г. Мерефа. Ослабленная предыдущими боями армия не смогла сдержать натиск врага и вынуждена была отходить. Этим она оголила фланг 69-й армии, которая также после овладения противником Валки начала отход. Одновременно противник атаковал правый фланг 69-й армии и ее стык с 40-й армией, которую он намеревался отрезать ударом через Краснокутск, Большая Писаревка, Грайворон и далее на Белгород.
Чтобы предотвратить эту опасность, командующий Воронежским фронтом приказал мне вывести в резерв 107, 183 и 340-ю стрелковые дивизии, оперативно подчинив их 69-й армии для нанесения контрудара в общем направлении на Богодухов, Ольшаны с целью сомкнуть фланги 40-й и 69-й армий.
В завязавшихся кровопролитных боях нам не удалось соединить фланги. Слишком большим было превосходство противника, особенно в танках и авиации. Учитывая наметившуюся тенденцию более глубокого удара противника - на Белгород, Курск и не имея резервов для его парирования, командующий фронтом приказал мне начать отвод войск левого фланга теперь уже сильно ослабленной армии (вместо трех взятых у нас дивизий мы получили обратно одну, а также стрелковую бригаду).
В те дни нависла непосредственная угроза над Харьковом. Однажды, когда я был у себя на командном пункте в Тростянце, в 100-120 км от Харькова, мне позвонил генерал-полковник Ф. И. Голиков. Он сообщил, что только что говорил по ВЧ со Сталиным и тот спрашивал, какую роль в обороне Харькова играет 40-я армия и лично Москаленко. По словам Ф. И. Голикова, он сообщил Верховному Главнокомандующему, что 40-я армия без трех дивизий, переданных 69-й армии для прикрытия белгородского направления, находится на рубеже городов Сумы Лебедин - Зеньков - Котельва, далеко к северо-западу от Харькова, который и не входит в ее полосу. Выслушав, Сталин рекомендовал Голикову срочно направить меня в Харьков для ознакомления с обстановкой и выяснения возможностей участия 40-й армии в его обороне.
Раздумывать не приходилось. После разговора с командующим фронтом я с небольшой оперативной группой выехал в Харьков.
Там в это время назначенный комендантом города заместитель командующего Воронежским фронтом генерал-лейтенант Д. Т. Козлов пытался организовать оборону силами немногочисленного гарнизона. Противник, потеснив ослабленные 69-ю и 3-ю танковую армии превосходящими силами, вел бои уже на юго-западной и южной окраинах Харькова. Вражеские танки и пехота яростно рвались к центру города.
Поздно! Попытку удержать город, усилив его оборону частью сил 40-й армии, нужно было делать значительно раньше. Теперь нечего было и думать о переброске войск и организации обороны в те считанные часы, которые оставались в нашем распоряжении. Так я и доложил командующему фронтом. Он согласился с тем, что удержать город уже невозможно, и приказал мне вернуться в свою армию, чтобы принять меры против попыток противника обойти ее левый фланг.
Я возвратился в Грайворон, куда переехал штаб армии, и с ходу включился в непосредственное руководство боем.
Противник словно ждал моего приезда: на следующее утро 35 вражеских бомбардировщиков совершили налет на Грайворон. Удару с воздуха подвергся командный пункт и узел связи, причем несколько вражеских самолетов произвели прицельную бомбежку и обстрел из пушек и пулеметов с высоты 200-300 м. Управление войсками было под угрозой, но нам удалось переместить командный пункт в район Крюково.
Обстановка усугублялась еще и тем, что одновременно противник, отбросив части 69-й армии и выйдя на наш левый фланг, перешел в наступление силами пехотной и танковой дивизий с приданными частями. Танки и пехота неприятеля подошли к Грайворону. На южной окраине города завязался тяжелый бой. 400-й, 309-й стрелковым дивизиям и 5-му гвардейскому танковому корпусу удалось с наступлением темноты организованно отойти, однако при этом Грайворон и Большая Писаревка были захвачены врагом.