Так как наше «государство заботится обо всех его гражданах», то и о Михаиле оно позаботилось, выделив ему по достижении совершеннолетия однокомнатную квартиру в обычной полуразвалившейся пятиэтажной хрущевке на окраине города. И, казалось жизнь должна наладиться, но, увы, Михаил, почувствовав вкус свободы, начал пить и связался с сомнительной компанией, которая, войдя к нему в доверие, быстренько реализовала его квартиру, подсунув ему пьяному на подпись бумаги о продаже. Наш герой, конечно, верил в закон, хотя всегда при первой же возможности его нарушал, и обратился в полицию, откуда, выслушав для проформы, Мишу выгнали пинком под зад, мол, сам виноват. Так он и оказался на улице, ничего не имея и не умея, Михаил видел лишь два пути. Либо совершить преступление и сесть в тюрьму, чего ему совсем не хотелось, либо поддаться вольной жизни и жить как карта ляжет, тем более подобный опыт у него имелся. Очутившись в подземном переходе, поначалу он просил милостыню, не прибегая ни к каким уловкам, ему неохотно, но подавали, обычно не более двух сотен рублей в день. Время шло, Михаил обзавелся пышной шевелюрой и бородой, будто по мере роста волос опускаясь все ниже и ниже по социальной лестнице. Мыться было негде, и в добавку к шевелюре прибавились дурной запах и грязь. На застолья денег не хватало, и водку сменили денатураты и прочие спиртосодержащие продукты. А едой в лучшем случае был обычный хлеб, благо хоть на это денег много не требовалось. Все это привело к тому, что в свои 20 лет Михаил стал выглядеть в 2 раза старше, да и сил у него практически не оставалось, ибо сидение на холодном граните еще никому здоровья не прибавило.
Как-то в один из осенних дней, подстелив на пол картонку, Михаил сидел на привычном месте в переходе с табличкой в руках «Подайте сироте Христа ради». Обычный будний день не предвещал ничего хорошего, время перевалило за полдень, а в потрепанной крошечной коробке для подношений одиноко валялась 10 рублевая монета, оторванная от сердца сердобольной старушонкой. Михаил закемарил, но спустя мгновенье из мира грез его вывел крепкий мужской голос. Открыв глаза, Михаил увидел перед собой сидящего на корточках парня.
Незнакомец достал из кармана бумажник и, вынув из кошелька пару сотен, бросил купюры в коробку. Михаил расплылся в улыбке, начал было благодарить незнакомца всеми словами, заготовленными для подобного случая, с пожеланиями добра и божией благодати. На что парень достал буханку хлеба и молча протянул Михаилу. Последний принял подаяние и принялся жадно поедать горбушку, то и дело поглядывая на благодетеля.
Дождавшись, пока бродяга закончит трапезу, незнакомец так же молча достал из сумки бутылку пива и, откупорив крышку, протянул напиток Михаилу, в один глоток опустошившему сосуд с заветной жидкостью.
– Анатолий, – проговорил незнакомец, протягивая руку. Бродяга смачно рыгнул, вытер рот и протянул руку в ответ.
– Михаил.
– Интернатовский?
– Да, – оскалив зубы, проговорил Михаил.
– Не спускай все на бухло, поешь немного, – с этими словами Анатолий поднялся и ушел. Михаил осмотрелся по сторонам и, быстро вытащив из коробки деньги, спрятал их в трусы.
***
За следующую неделю Анатолий приходил еще несколько раз, всячески подкармливая и подбрасывая деньжат Михаилу, а в один из дней даже дал бродяге пятьсот рублей.
Обрадовавшись неплохому навару, Михаил решил выпить, конечно, одному пить было крайне скучно, а к тому же имелась возможность угостить друзей по несчастью. Только вот привычное пойло оказалось паленым, а безопасная норма выпитого была превышена в несколько раз, да так что Михаил сильно траванулся, до адских болей в животе, попеременно сменяемых рвотой слизью вперемешку с кровью. А больше было и нечем, закуска в подобного рода застольях использовалась крайне редко, многие бездомные, и Михаил в частности, считали, что она крадет градус. Так он и лежал несколько дней на трубах, не в силах встать, казалось ноги стали чужими и совсем не слушались, с огромным трудом он пил воду и ел черствый хлеб, заботливо принесенный собутыльниками, а спустя мгновение изрыгал проглоченную провизию, вновь корчась в адских болях.
***
Анатолий несколько дней подряд проходил мимо места встречи с Михаилом, но уже который раз оно пустовало. И вот в один из дней вместо Михаила он увидел заросшего бродягу. Анатолий подошел и уставил пристальный взгляд на попрошайку. Тот немного засуетился и съежился.
– Где Михаил? – грозным голосом проговорил Анатолий.
Бродяга немного смутился и шепеляво ответил:
– А я почем знаю?
Анатолий достал из бумажника пару сотен и протянул их шепелявому.
– Они твои, если отведешь меня к нему.
– Ты не мент случаем?
– Типун тебе на язык, мы из одного интерната, – подмигнув, проговорил Анатолий.
– А, ну, раз так, то пошли, – вырвав деньги из руки, шепелявый вмиг поднялся и уверенным шагом направился к выходу из перехода. Анатолий пошел следом. Вскоре они добрели до небольшого закоулка, где шепелявый, осмотревшись по сторонам, отодвинул металлический люк и, отступив в сторону, молча указал рукой вниз. Анатолий недоверчиво помотал головой. Бродяга лихо спустился и через мгновенье исчез во мраке подземелья. Анатолий поморщился от затхлого запаха сырости и нечистот, бьющего из люка, напрочь отбивая желание обычного человека не то что лезть вниз, а даже находиться радом с этим местом. Анатолий, будто ныряльщик, набрал полную грудь воздуха и неимоверным усилием воли заставил себя спуститься по липкой металлической лестнице в один из колодцев теплотрассы.
Добравшись до дна, Анатолий на несколько секунд задержался на лестнице, задумавшись, стоит ли идти дальше, и нерешительно ступил на влажный земляной пол. Спустя минуту глаза привыкли к мраку, и в конце длинного узкого помещения на трубах он увидел шепелявого.
– Вот он, пролазь сюда, хреново ему, траванулся, – известил уже знакомый голос.
Анатолий послушно пригнулся и полез вдоль труб.
– Ох, мать, ну тебя и поменяло, – проговорил Анатолий, увидев распухшее лицо Михаила.
Михаил в ответ лишь промычал.
– Давно он такой? – спросил Анатолий.
– Третий день лежит, сегодня кормежка была, так я ему порцию попросил, супом его накормил, только обратно все вышло, все заблевал, сволочь, – с этими словами шепелявый недовольно зыркнул на Михаила.
– Ты бы хоть люк открытым подержал, воздух свежий впустил.
– Так нельзя, вдруг менты или еще кто хуже.
– А больничка что? Скорая?
– Смеешься, что ли? Не хотят они с бомжом возиться, сюда и за деньги не полезут. А одному мне его не вытащить, у него вроде как ноги отказали.
– Ты ждешь, пока он помрет здесь?
– Ну и люди! Заявился невесть откуда, ещё и обвинять меня взялся, я его подкармливаю тут три дня да блевотину убираю, вон глянь, он ведь под себя ходит, – взъелся было шепелявый.
– Давай так, мы его вдвоем ко входу перенесем, там хоть дышать можно, – взяв за руки и ноги Михаила, Анатолий с шепелявым перенесли его к металлической лестнице и положили на подостланную картонку, приоткрыв колодезный люк, впуская в затхлое помещение свежий воздух.
– Одежда другая есть? Надо бы его переодеть.
– Было что-то, сейчас поищу, – шепелявый направился в другой конец помещения, долго откидывал какие-то доски и позже вернулся с дорожной сумкой, в которой принялся рыться.
Анатолий нарушил затянувшееся молчание:
– Держи денег, купишь пару бутылок воды. А я в аптеку, да смотри бабло на водку не потрать, ты мне еще нужен, – сторублевая купюра тут же исчезла в руках шепелявого.
Анатолий, подобно ныряльщику, израсходовавшему весь кислород, задержавшись на дне дольше положенного, вынырнул из люка, жадно глотая свежий воздух, и, борясь с головокружением, прямиком направился в аптеку. Благо знание ситуации у него имелось, раньше он и сам любил крепко злоупотребить и пару раз находился в подобном бессознательном состоянии, однажды даже чуть не умер, напившись до чертиков, и выхаживать себя приходилось самому. Конечно, случай с Михаилом был особый, но все же какое-то действие было лучше любого бездействия.
