В километре от АЗС располагается транспортная развязка. Северный тракт продолжался дальше точно в северном направлении, а от развязки в разные стороны уходило пять дорог. Тем не менее, сектор поиска обозначился достаточно определенно, и сюда стягивались все высвободившиеся силы.
"Мотоциклиста" Гераскин поручил капитану Рогожкину с такими словами:
- Ты вот что, выясни, Рогожкин, что там за Жора Худорожкин.
Пораженный тем, что заговорил стихами, полковник замолк, а старший оперуполномоченный ровным голосом "подольстил":
- Вы у нас прямо второй Дугов, товарищ полковник.
Гераскин обиделся. Старший лейтенант Дугов из городского ОБЭП писал стихи и даже печатался в местных газетах. Начальство это очень не одобряло. Но подборку Дугова опубликовали в журнале "Российская милиция", да ещё с портретом, и он в пределах городского УВД стал знаменитым человеком. Тем не менее, почти все руководство от майоров и выше считало, что стихи сочинять работникам правопорядка не пристало. Гераскин это мнение полностью поддерживал.
Рогожкин и сам не удержался от каламбура на поэтический манер:
- Гражданин Георгий Худорожкин покатился по худой дорожке.
Каламбуром остался доволен и начал сводить воедино добытые сведения. Получалась любопытная картина.
Георгий Александрович Худорожкин, 22 года, холост, годен к нестроевой в военное время, а потому в армии не служивший. Единственный сын профессора Политехнического института - это папа, и старшего преподавателя кафедры политэкономии того же института - это мама. С родителями постоянно конфликтует. Они считают его бездельником, он их - ханжами и мещанами. С грехом пополам окончив девять классов, поступил в художественное училище, получил специальность "художник-оформитель". Сменил десяток мест работы. Сейчас работает по договорам, где придется. Размалевывает рекламные щиты, оформляет витрины и интерьеры магазинов. Имеет довольно старенький мотоцикл "Ява", ездит на нем на работу. Трудовая книжка Жоры лежит в отделе кадров ОАО "Стройиндустрия" (ого! - того самого, где начинал карьеру Левенко!). Иногда ему звонят оттуда и вызывают поработать. Делает надписи типа "вход-выход" и т. п. Кроме того, оформляет наглядную агитацию в бытовках и прорабских. Особенно уважает стенды по технике безопасности, сооружает их моментально и красиво: берет инструкции, памятки, плакаты - выбирает резаком нужные надписи и картинки, мажет клеем, пришлепывает, затем пять минут работы плакатным пером, и - готово дело.
Как всякий нормальный выпускник "художки", считает себя великим живописцем. Авангардист-концептуалист. (Тут капитан пожал плечами.) О своем творчестве Жора чрезвычайно высокого мнения и полотна свои оценивает минимум по полторы тысячи за штуку. Правда, ни одно пока не продано. Точнее, не куплено. В числе его самых закадычных друзей Леня Поляницкий. "Весьма неприятный субъект", как охарактеризовала его Жорина мама, изобразив гримаской, насколько он неприятен.
Вот основное, что выяснил Рогожкин у родителей, которые оказались дома. Кстати, как Худорожкин-сын с утра укатил, так больше не появлялся ни в полчетвертого, ни в полпятого, ни раньше, ни позже; может, вообще ночевать не придет - заночует невесть где.
Игорь Копырин на вопрос, что за концептуализм исповедует его сосед сверху, расправил перед Рогожкиным тряпку для обтирания кистей и сказал:
- Вот типичная Жоркина "концепция". Темный он, неразвитый, вот и занимается ерундой. Парень вроде неплохой, а хочет славу и деньги без труда, нахрапом взять.
Сидевший здесь же Ямщиков в разговор не встревал, а думал свою думу, рассматривая обстановку квартиры Копырина. Большая комната совмещала заводской цех и музейный зал. Два токарных станочка, по дереву и по металлу; сверлильный, плоско-шлифовальный, заточной. Вытяжной шкаф с тиглем и газовой горелкой, другие приспособления и аппараты, разнокалиберный ручной инструмент. И множество бронзовых подсвечников, канделябров, медных кумганов, чайников и кружек, позеленевших от старости и наоборот, сиявших как новенькие. На полу под стенками и на стеллажах лежали мятые самовары, почерневшие тазы и котлы, металлические прутки и бруски, обрезки труб и листы металла, и прочее добро, способное составить честь любой слесарке. На стенах висело несколько облупленных икон, литые кресты, тяжелые складни, несколько старых часов, куски ажурных кованых решеток, полдюжины картин. На одной был изображен сам Копырин. Ямщиков подошел поближе, рассмотрел портрет хозяина квартиры: в клубах дыма, в багровых огненных бликах, брови сосредоточенно сведены, губы плотно сжаты, в глазах ярость и упорство, от виска к напряженной, выпачканной сажей щеке сбегает золотая капля пота, тягучая, как смола. Волосы схвачены узким ремешком, огненно-рыжая борода всклокочена. Портрет помещался в узкой рамке из гладко оструганных некрашеных реечек, по кромке шла надпись простым карандашом: "Каждый человек - кузнец своего счастья. Поэтому повышай кузнечную квалификацию! А. С."
"Это правильно, - одобрил про себя Ямщиков надпись неизвестного А. С. - Квалификация - первое дело." Юмора этим вечером он не понимал.
Рогожкин продолжал свою беседу на художественные темы. Задал пару малозначащих вопросов и перешел к более существенным.
- О Леониде Поляницком что можете сказать?
Копырин поморщился, вопрос ему не понравился, и отвечать на него он явно не был расположен.
- Честно говоря, хорошего ничего сказать не могу, а плохое... Это, конечно, не донос, но что-то неприятное в этом есть. Мне бы не хотелось о нем говорить.
- Не буду взывать к вашим гражданским чувствам, Игорь Сергеевич, не прошу помочь следствию и тому подобное. Леонидом Поляницким занимаются другие. Ситуация сами видите какая, мы вынуждены проверять все и вся, под угрозой дети. Если случится самое страшное - нам этого никто не простит. Анна Георгиевна считает, Леонид способен на похищение и шантаж. Я бы хотел узнать ваше мнение. Возможно, истина где-то посередине.
- В таком случае, вам нечего сопоставлять. Он способен на все. Человек без принципов, без совести, без друзей, без...
- А Худорожкин? Ведь они друзья?
- Жорка большой ребенок. С амбициями, с претензиями, с усами, но ребенок. Ленчик его попросту эксплуатирует. Находит выгодную халтуру, оформиловку и запрягает Жорика. Тот пашет, а Ленчик сливки снимает. У него постоянно какой-нибудь такой дурачок на подхвате. Учит жизни...
- Он тоже, получается, оформитель?
- Получается. У неудавшихся гениев два пути - в дворники или в оформиловку. Видимость свободы с философско-творческим уклоном.
Копырин почесал подбородок и, видимо, решившись - выкладывать, так уж все до конца - стал говорить, оглаживая рыжую бакенбардину.
- Мы ведь ровесники. Мать у него артистка. Была. Замуж выходила раз пять, но это её проблемы. С Ленчиком мы в юношеской театральной студии вместе занимались года два. Я тогда себя искал: лепил, рисовал, на гитаре трынкал и песенки сочинял. И на сцену тоже полез сдуру. Вовремя одумался слез. А Ленчик в артисты пер, как чугунный паровоз, только искры летели. Хотя артист из него, как из вон той кастрюли бумеранг. С третьего раза поступил все-таки в театральный, да и то мама подсуетилась, конечно. Со второго курса вышибли за всякие дела, полную неуспеваемость и абсолютную профнепригодность. Где он только не подвизался с тех пор. Отовсюду гнали в шею. И не скажешь, что лодырь... Не может с людьми работать. Он, если за день кому-нибудь пакость не сделал, то, наверное, спокойно не уснет, до утра ворочаться будет. Из папаши кровь сосал, пока тот ему не купил хату. С мамашей, насколько знаю, вообще лет несколько не разговаривает. А сколько девок... Э, да чего там, подонок - он и есть подонок. В приличный дом на порог не пустят. Вот вы завтра возьмите какую-нибудь картонку, намалюйте зеленкой что угодно, хоть "Слава КПСС!", наденьте форму милицейскую и придите к местным художникам, и то вас эти авангардисты с распростертыми встретят. А Ленчика с лестницы спустят, будь он хоть второй Пикассо. Потому что всем нагадил. Да ещё страсть к дешевым мистификациям и аферам. Лет десять назад, ещё в советское время, подделал лотерейный билет, "волгу" якобы выиграл. Месяц кутил по ресторанам с рыночными кавказцами, за их счет, естественно, не мог решить, кому продать. Потом два месяца синяки заживлял. В другой раз объявил себя создателем и председателем кооператива "Художник", принялся организовывать какие-то аукционы, передвижные выставки. Тогда это модно было. В "Вечерке" интервью на полполосы, шум, гром, аплодисменты. Потом все тихо-тихо заглохло. Свою порцию курицы-славы получил, а больше ему ничего и не надо было. Ладно, прошло месяца два, опять полный ажиотаж, как говаривал дед Щукарь. - Копырину явно доставляло удовольствие описывать эти давние анекдотические проделки проходимца Ленчика. - Короче, выставка в Париже. Леон Поляницкий - уполномоченный центра Помпиду. Никто, естественно, не верит. Тут же появляются какие-то бланки, проспекты, письма, петиции, телеграмма международная: "Мсье Леон, так и так, билет нах геен Париж забронирован, рейс компании Панамерика, "боинг" уже под парами." Опять самостийный худсовет. Все неудачники бегут кланяться. Остальные уже без посредников в Париж могут ездить и Ленчика знать не хотят. Ну, отбирает он самые похабные картинки, дескать, французы другого не понимают. Все это пакуется, толпа скидывается по полсотни искусство требует жертв, в том числе материальных. Мсье Леон отбывает вечерним поездом с тремя чемоданами картин. Непризнанные гении местного авангарда от глобуса до погоды смотрят программу "Вести"; шутка ли - первая выставка уральских провинциалов в Европе! Весь Монмартр рыдает, рвет холсты и в отчаянии заламывает кисти, Елисейские поля вянут на глазах. Через три недели телеграмма: "Бюрократы не выдали визы. Картины спас. Встречайте цветами." Встретили. А ещё через неделю фельетон в "Культуре". Дескать, молодцы ребята, но сколько можно дурью маяться? Оказывается Ленчик вместо Лувра договорился с клубом некой макаронной, не то мукомольной фабрики и устроил совершенно скандальный вернисаж. Всю тщательно отобранную порнуху развешали в туалете, курилке, в коридоре от пола до потолка, дополнили какими-то плакатами в духе перестройки и назвали не то "Стриптиз эпохи", не то "Голая правда". В общем, скандал получился - пальчики оближешь, а Ленчик заработал почти всемирную известность. В довершение всего, почти на каждой картине обнаружились отзывы благодарных зрителей, какие обычно пишут на стенах сортиров. А вскоре возникли всякие галереи, художественные салоны, объединения, и Ленчик стал всем неинтересен.
