Со скамейки поднялась девушка, пошла наперерез. В этом месте два фонаря не горели, и образовался притемненный кусочек пространства. Девушка помахивала точно таким же пластиковым мешком с лихой купальщицей по бокам. Обмершая Вера замедлила шаги, а девушка, наоборот, прибавила и с деланной радостью подбежала вплотную.

- Привет! Что так долго? Ноги замерзли.

Вера пошевелила склеившимися губами, но не смогла издать ни звука.

- Ты чо, боишься, что ли? - и девица прибавила ещё одно словосочетание, смысл которого можно понять как "не бойся", и повторить которое вслух культурная женщина категорически откажется.

Вера взялась левой рукой за отворот своей роскошной шубы, полубессознательно припоминая инструктаж. Микрофон в варежке работал на передачу. незнакомка потянула к себе сумку. Вера механически разжала ладонь, почти тут же снова сжала, но пакет уже был другой. Обмен состоялся.

- Ну, пока! Будь здорова, не чихай! - девица весело подмигнула. - И не вздрагивай, наше дело маленькое.

Хихикнув, она бодро засеменила в сторону моста - уверенно и без оглядки.

А Вера еле доплелась до ближайшей скамейки, ноги подкашивались. Она плюхнулась на толстые некрашеные доски и тихо заплакала. Прохожие удивленно поглядывали на нее. Молодой мужчина подошел, спросил участливо:

- Стоит ли сырость разводить на морозе? - и добавил негромко: Спасибо вам огромное. Тут в переулке машина стоит, идите туда. Давайте, я вас провожу.

Он поддерживал её под локоть всю недолгую дорогу до серой "волги" и без умолку говорил, какой она молодец и умница, как ловко провернула такую сложную операцию. Так что, усаживаясь на заднее сиденье автомобиля, Верочка снова почувствовала себя кинозвездой и королевой тайной службы.

* * *

Полковник Гераскин решил, что настала пора покинуть прокуренный кабинет и выйти на оперативный простор. Черная штабная "волга" припарковалась у подъезда бывшей обкомовской спецамбулатории, а теперь коммерческой клиники для богатеньких, на противоположном от почтамта берегу реки. Эта набережная была повыше и потемней, прохожие здесь почти не появлялись. Полковник слушал рацию и пару раз поднес к глазам бинокль, но стекло машины бликовало и чуть смазывало изображение.

Когда обмен полиэтиленовыми сумками состоялся, в эфире поднялась настоящая радиобуря.

- Пер-рвый! - командовал майор Чертинков, раскатывая "р", как комбаты в фильмах про войну, встречая танковую атаку, кричат: "Ор-рудие!" Пер-рвый, к почтамту! Четвер-ртый, к мосту! Притормози у магазина. Втор-рой, стой, где стоишь. Тр-ретий, тихо пошел вдоль набережной.

Полковник с довольным, подобревшим лицом слушал четкие команды, перекрывавшие треск, писк и шелест эфира. Он особо любил и уважал майора за умение чисто провернуть захват, обложить противника, как медведя в берлоге, отрезать все возможные пути к бегству и взять тепленького, расслабленного, без пальбы, ломанья дверей и прыжков с крыш - всей этой красоты телесериалов. Это пацану, стажеру какому-нибудь, хлебом не корми, дай только за пистоль подержаться, а настоящий опер должен обходиться без этих рискованных штучек. Хотя, что ж, пистолет штука полезная, иной раз не повредит.

Гераскин почувствовал некоторое облегчение - вроде бы, операция шла к концу. Сейчас этой девочке с бриллиантами "упадут на хвост", поведут и выйдут на главных действующих лиц. Сама она мелкая сошка, ей, вполне возможно, даже не объяснили подробностей, а просто подставили её на случай засады. Поэтому так простецки она и вела себя с Лже-Поляницкой: товар взяла - товар сдала, и до свидания.

Рация потрескивала, словно семечки на горячей сковородке. Но вот снова прорвался голос Чертинкова:

- Всем - внимание! Курьерша переходит улицу. В черной шубе, шапка коричневая, с цветным полиэтиленовым пакетом. Четвертый, видишь?

- Вижу. В черной шубе, с пакетом. Остановилась на осевой, пропускает транспорт.

Рогожкин с Ямщиковым тоже слушали эти разговоры, сидя в том самом такси, которое привезло их и Верочку к почтамту. Невменяемый парень, что так рьяно рвался на Турбомаш, поднял шум, когда через квартал машина остановилась. Но церемониться с ним и его мочалкой никто не стал, высадили на обочину и заняли свои законные места. Сейчас такси стояло у противоположного от почтамта конца моста. Рогожкин покуривал, а Ямщиков рассуждал вслух:

- Значит, правильно вычислили насчет сумки. Курьерше, поди сказали дорогой товар. Типа наркота. Она сейчас поскорей должна его хозяину передать и свою денежку получить.

- Пятый, я третий, - зашебаршала рация, - объект свернул на мост.

- Понял, третий, - откликнулся Чертинков. - Продолжай наблюдение. Второй и четвертый, блокировать мост с той стороны. Как поняли?

- Второй понял.

- Четвертый понял. Блокировать мост с той стороны.

Рогожкин крутнул ручку, приспустив боковое стекло, выбросил окурок.

- На нас идет, - прокомментировал услышанное. - Эх-ма, за одной бабенкой на шести машинах.

- На семи, - обернувшись, уточнил водитель. - Вон там сам Гераскин на "бугровозе" окопался.

- А мы на чем? - хмыкнул Ямщиков.

- На цементовозе, - хохотнул водитель.

- Кончай баланду травить, - недовольно пробурчал капитан Рогожкин. Вон она, курьерша, посреди моста встала. Эх-ма, на семи машинах... Не люблю толчеи, в толпе всегда легче смыться.

- Смотри, накаркаешь, - осуждающе сказал Ямщиков, стараясь разглядеть девушку на мосту, но его зрение не было столь острым.

Курьерша положила на гранитный парапет цветной пакет и стояла, глядя на городские огни, на далекую бегущую строку световой рекламы: "...истинный вкус сливочного масла - "Доярыня Морозова"!.." По мосту в обоих направлениях двигались довольно многочисленные пешеходы. Все-таки центр города и время ещё не позднее. девушка стояла, явно ждала кого-то.

Эфир потрескивал. Минуты тянулись томительно, и первым не выдержал полковник Гераскин.

- Что они, прямо на мосту её в машину заберут? - пророкотал в микрофон, ни к кому конкретно не обращаясь.

Никто ему и не ответил.

Девушка вытащила откуда-то из-под шубки темный комок, развернула. Это оказалась матерчатая сумка с длинными тесемочными ручками. Уложила в неё полиэтиленовый пакет, закрыла на молнию, положила на парапет. Ждала.

Вероятные варианты просчитывали молча, про себя. В общем-то возможны были два: передает сумку или несет сама. Ожидали - кто-то подойдет или подъедет и возьмет. И он подъехал, только совершенно с другой стороны, откуда никак не ждали.

Река, пересекавшая город - мелкая, узкая, из тех, что корректно именуются несудоходными, давно была, как шутят журналисты, облюбована мостостроителями. Количество мостов и мостиков едва ли не превышало число улиц, перерезанных маловодным потоком. Зимой река промерзала почти до дна, и по заснеженному льду целый день сновали лыжники и просто пешеходы, сокращавшие таким образом путь. Хорошо укатанные лыжни и отлично утоптанные дорожки тянулись под мостами через весь город аж до Нижнего пруда, где перед невысокой плотиной круглые сутки неподвижно сидели рыбаки в тяжелых шубах, вымучивая из-подо льда жалких окунишек.

Мотоциклиста Ямщиков с Рогожкиным заметили не сразу. Держась в тени под каменной стеной набережной, тот небыстро ехал по залубенелой лыжне. И только отблеск огней с противоположного берега на хромированных деталях машины выдавал его. Включив фару, почти перед самым мостом он выехал на середину реки, прибавил газу. Сразу стал слышен частый рокот мотора.

Девушка просто столкнула сумку с парапета небрежным движением. И быстро пошла прочь.

Рогожкин чертыхнулся.

- Мотоциклист на льду! - крикнул Ямщиков в микрофон рации.

Майор Чертинков откликнулся сразу, узнал его по голосу:

- Ты, Петрович? Дуй за ним! Первый, второй, держать курьера!

Мотоциклист притормозил, вильнул и, погасив фару, растворился во мраке под мостом. В эфир вклинился хриплый бас Гераскина: