Для нее все было кончено, и она это знала. Огненные кольца неумолимо сжимались вокруг, легкие горели от едкого дыма, а глаза слезились от голодного пламени.

Спасительная лазейка едва виднелась сквозь плотные потоки агрессивной стихии, но воспользоваться ею девушка не могла.

Там ждал он.

Тот, кто ее предал. Тот, кто разрушил ее дом. Тот, кто разбил ей сердце.

Он внимательно наблюдал за ее мучениями. И ожидал, когда же она переступит через свою гордость и подойдет к нему, позабыв о том, что он сделал.

Шаг, еще шаг и еще один… Она с трудом переставляла ноги, ее шатало и качало в разные стороны, словно она попала в руки опытного кукловода. Только с одной лишь разницей: кукловод не прятался в тени, а молча взирал на происходящее, стоя напротив нее, лицом к лицу.

Она остановилась. Дальше ей путь был заказан. Выпрямила спину и одарила его улыбкой. Снисходительной. Обыденной. Так она ему не улыбалась никогда до этого момента.

Теперь он увидел ее и такой.

Непокоренной.

Несломленной.

Сильной.

Идущей на смерть.

Огонь сомкнулся, и девушки не стало. Под треск падающих деревьев, под хаотичное метание птиц, под плач и крики ее разоренного народа.

Он смотрел и не мог пошевелиться. Не отводил взгляда. Чувствовал, как сердце его лихорадочно бьется и рвется наружу, к ней, а внутри что-то сжимается и намертво скручивается узлом.

Он хотел закричать, но голос его не слушался. Вместо этого он жестом отдал остальным приказ уходить прочь. Он еще не ведал о том, что не в силах будет позабыть эту роковую ночь, печальные глаза любимой и выжженное пепелище как напоминание обо всем.

Он не знал, что случившееся станет являться к нему всякий раз, когда он закроет глаза, и не отпускать до самого рассвета. День за днем. Год за годом.

Сорок лет спустя

– Стой, недомерок! Куда прешь?! – Здоровенный орк преградил мне дорогу, выставив вперед налитое пивом пузо. Глазки маленькие, лоб массивный, а нос ни дать ни взять настоящая брюква. Интересно, страсть к уродцам у Марлоу семейная или он один такой на свете уродился?

– Туда. – Я указала пальцем на неприметную дверь за спиной верзилы. – У меня там встреча.

– Ага, как же, – зло ощерился недружелюбный здоровяк, схватив меня за шкирку. – Велено никого не пускать, мелюзга. Что ты здесь вынюхиваешь, а?!

И начал меня трясти так, словно я все секреты ношу за пазухой, ей-богу! Почему вчерашний ужин не выбрался наружу, непонятно. Как и то, с каких это пор Марлоу набирает в охранники конченых дебилов и недоумков. Я даже кольцо показала фамильное, с печаткой, наивная душа! Ничего не изменилось, ни-че-го! Все так же мои ботиночки не касались пола, а зеленая морда орка продолжала нагло улыбаться и скалиться.

И в какой-то момент мне надоело его столь бесцеремонное поведение. Не для того я жизнь прожила, чтобы она тут внезапно закончилась. Вон даже вместо окружающего мира у меня перед глазами черные пятна, большущие такие, как порции блюд для знати. Пора пресечь столь неподобающее обращение с юной и прекрасной дамой! Иначе когда явится Марлоу, ему придется прятать два тела: одно – мое, а второе – этого тупицы!

Последний не подозревал о надвигающейся на него опасности и решил обдать меня своим зловонным дыханием, мол, тогда я точно покаюсь во всех мелких делишках и прегрешениях. Ага, конечно, держи карман шире!

Притянув меня к той самой не понравившейся мне в самом начале знакомства «брюкве», орк явно не ожидал получить пальцами в оба своих свинячьих глаза.

Как он орал, как он орал! Я чуть не оглохла от рева, переходящего в слабое поскуливание и визжание.

Да, неприятно, да, ничего не видно, но ты же мужчина, терпи!

Мышкой прошмыгнув мимо пострадавшего стража, я не смогла удержаться от соблазна и от всей души наступила ему пяткой на пальцы.

У меня хорошие металлические набойки, которыми при желании не составит особого труда раскрошить камень посреди сельской дороги. Все зависит от цены и настроения.

Орку моя обувка тоже понравилась. Сразу забыл про глаза и схватился за пострадавшую ногу.

Отчаянно прыгая на одной здоровой конечности, он с новой силой оповестил собравшихся в таверне о проблемах незадачливого верзилы, которого природа явно обделила светлой головой, зато щедро наградила умением находить неприятности на ровном месте.

Посчитав себя полностью отомщенной, я коснулась металлической ручки, чувствуя, как охранные чары оплетают руку, словно маленькие змеи с ядовитыми зубами незадачливую жертву, сунувшуюся по глупости в логово ползучих гадов. Каждый раз подобная процедура меня изрядно нервировала, поскольку ощущения были, мягко говоря, далекими от удовольствия. Холодные склизкие нити, от действия которых ладони еще долго придется отогревать в теплой воде… Брр! Ненавижу Марлоу!

Замок с тихим щелчком открылся, и я оказалась внутри. Ну, здравствуй, родная комната! Жаль, что я бываю в ней так редко…

Марлоу явился спустя два часа после моего общения с его подчиненным. За это время я успела смыть с себя дорожную пыль, крупицы недружелюбной магии и съесть приготовленный Снедькой ужин. Вот только ради ее стряпни и стоило приходить к этому старому заносчивому типу с повадками матерого тюремщика-садиста.

Внешне Марлоу напоминал хомяка-переростка, чудом выбравшегося из лаборатории безумного чернокнижника и почему-то оставшегося в живых. Выпирающий живот (правда, чуть меньше, чем у того злобного орка!), наливные щечки-яблочки, куцая рыжеватая борода и темные, торчащие дыбом брови, которые явно намекали на его подопытное прошлое. А привычка жевать какую-нибудь гадость усиливала сходство с вышеупомянутым зверьком.

Окинув меня долгим тяжелым взглядом, словно пытаясь прожечь во мне дыру, Марлоу неспешно взгромоздился на стул с высокими ножками и поставил на стол небольшой кувшинчик.

На самом дне стеклянной тары сидел уменьшенный Малик, страж закрытого от посторонних глаз этажа таверны. Он обхватил голову руками и раскачивался из стороны в сторону, будто пытался сбросить оковы свалившихся на него неприятностей. А заодно и колдовство не прощающего ошибок мага.

– Этот гаденыш оставил свой пост. – Голос у Марлоу разительно отличался от его внешности, мягкой и простоватой. Шипящий, пробирающий до костей, лишенный малейшего проявления тепла. Под стать тем мерзким охранным чарам. – Попросил знакомого тролля приглядеть за этажом, а сам помчался к жене, мол, рожает она. Он ослушался моего приказа и теперь должен понести заслуженное наказание. Он твой.

Взяв в руки тюрьму Малика, я задумалась над тем, как лучше поступить в сложившейся ситуации.

Для гоблина нет ничего дороже семьи. А не явиться на такое событие, как появление долгожданных детей, считается допустимым, только лишь если идет война или будущий отец семейства ушел в мир мертвых. Я плохо знаю традиции степного народа, но точно помню, что когда малыш появляется на свет, то его первым должен взять на руки именно отец, тем самым укрепляя связь между ним, ребенком и родом.

Так что мотивы Малика мне были весьма понятны. И на его месте я поступила бы точно так же. Его затея могла бы сработать, выбери он кого-нибудь другого в сообщники. Ведь недаром у ростовщиков есть поговорка: хочешь испортить дело – возьми в долю тролля!

– Расколдуйте его. – Я вернула кувшин на место, не сводя глаз с мага. Когда ты не смотришь на собеседника, ты его либо боишься, либо не уважаешь. Этот первый урок от Марлоу я не забуду никогда. – Отдайте ему половину моей доли и пообещайте не преследовать. Пусть возвращается к семье.

Марлоу засопел. Он не привык к тому, чтобы ему ставили условия. Ожидал, что начну измываться над Маликом? Не дождется!

– Награждать того, кто сделал тебе больно, глупо, Кайла. Не этому я тебя учил.