Старуха подошла так близко, что Эмили почувствовала её зловонное дыхание.

— Кто ты? Откуда ты взялась?

Вопросы были близки к тем, что постоянно задавал ей варвар — хотя допросы стали менее частыми из-за постоянства ответов — и девушка очень хорошо понимала, что всё, что она скажет, дойдёт до его ушей. Но если она собирается сбежать отсюда — а она определённо планировала это сделать — ей необходима любая информация, и быть слишком разборчивой в источнике, особенно поначалу, выглядело глупо.

Эмили рассказала старой женщине всё, что и своему любовнику, наблюдая, как с каждым словом её замутнённые глаза становились всё больше.

Служанка тяжело вздохнула.

— Это целая история.

— Каждое слово — правда.

Следующие слова потрясли девушку. Их она никак не ожидала услышать.

— Не сомневаюсь.

— Нет?

— Говори тише, — хрипло прошептала она. — У стен Водта есть уши, и у этих ушей есть уши. Он знает всё, что происходит здесь на протяжении пятисот миль.

Эмми нахмурилась.

— Кто такой Водт? — спросила она, решив, что это какое-то божество.

Настала очередь старухи смотреть на неё с недоверием.

— Ты не знаешь имени мужчины, с которым связана? Он не только самый свирепый военачальник в округе — он лорд, Тарк — известное графство. Лорд и его свирепые соратники, с которыми он сражается бок о бок, спасли нас всех от скорги — людей, которые будут убивать тебя медленно, в течение нескольких дней, продавая тебя по частям, пока ты умираешь… — её голос затих от ужасающей правды собственных слов. — Снова и снова он оберегал нас, — заявила она с немалой гордостью. — Его отец нашёл это место, обустроил его, охранял, как мог, и теперь его сын делает то же самое.

Эмили подняла бровь.

— Всё это на самом деле ничего не значит для меня.

Старуха засмеялась, но это был скорее сухой кашель, чем смех.

— Возможно, тебя не волнует его статус, но ты не можешь не беспокоиться о мужчине, который погружается в тебя каждую ночь, который наполняет твоё влагалище своим семенем, заставляя тебя извиваться от удовольствия под ним, хочешь ты этого или нет, но он каждый раз надеется, что ты понесёшь его ребёнка.

— Хватит, — решительно перебила девушка. — Я всё знаю о том, что он со мной делает. Мне не нужно пересказывать это с такой жуткой — и отвратительной — точностью, — она перевела взгляд на женщину. — Как получилось, что ты так легко понимаешь и принимаешь то, о чём я говорю, когда он не может? Почему ты не смотришь на меня так, будто я предательница, как это делает он?

Улыбка старухи была почти такой же привлекательной, как у Водта, если это вообще можно было назвать улыбкой.

— Потому что я помню истории, которые мама рассказывала мне в детстве. Я думала, что всё это сказки, но я любила их. Я запомнила каждую из них. Мама была там — мама жила, когда жила и ты. До конца. Она тоже говорила о «годах». И временах года, и танцах, и музыке, и деревьях, и дожде… что бы это ни было… это звучит намного приятнее, чем постоянная борьба за выживание, как у нас сейчас.

— И чем, по её словам, всё закончилось?

— Гуминт (прим. Гуминовые вещества — это природные компоненты, применяемые во многих отраслях промышленности, от красителей до буровых растворов, а также в сельском хозяйстве, где они выступают в качестве стимуляторов роста). Она ругала гуминт. То, что они сделали, изменило всё, даже нас. Мама любила повторять, что они, пытаясь сделать всё лучше, сделали только хуже, — её глаза сузились. — Ты всегда была Омегой, даже раньше?

Эмили кивнула. Всё начало рушиться ещё в её время, поэтому она совсем не удивилась, услышав, что те преобразования привели к катастрофе.

Это была ещё одна причина — помимо потери — стать добровольцем.

Девушку мучило предчувствие, что всё закончится плохо, но она надеялась проспать самые суровые годы и проснуться в мирное время, в другой эре.

— Мой вопрос даст тебе ответ: все называют меня Омегой, но я понятия не имею, что это такое. Ты мне скажешь?

Старуха заёрзала на стуле.

— Омега бесценна. Омега — пара Альфы, как ты для него. Альфы сильные, доминирующие, свирепые, защищающие — это всегда мужчины. Омеги маленькие, хрупкие и слабые. Они заставляют Альф раскрыть свою истинную природу защитника во время связывания.

— Значит, общество навсегда разделилось на доминирующих и покорных? Больше ничего нет?

— Есть Бета-самцы и Бета-самки, некоторые из них доминируют, другие — покорны. И хотя они могут спариваться с другими Бетами и Альфами — они не могут производить потомство.

— Беты спариваются с Омегами?

Женщина снова хихикнула.

— Как будто Альфа позволил бы Бете сделать это. Зачем, если не будет детей? — она глубоко вздохнула, решаясь задать вопрос: — Там, откуда ты пришла, всё было не так?

Эмили не стала поправлять её насчёт того, откуда она пришла.

Она мягко улыбнулась и с лёгкой грустью заговорила.

— В моё время таких вещей не было. Мужчины не были такими доминантами — очень редко — и все делали то, что хотели. Женщины были юристами, врачами, воинами и лидерами, как и мужчины. Я была медсестрой. Еды было вдоволь, как и развлечений, и детей, и животных…

— Так было намного лучше, — вздохнула старуха.

— Намного лучше.

После минутного молчания Эмили погладила руку женщины.

— Спасибо, что поговорила со мной, ты дала мне столько информации об этом новом для меня мире. Я очень ценю это. Могу ли я что-нибудь сделать для тебя — не то чтобы я многое могу — я бы хотела по возможности отплатить тебе тем же.

Женщина в нерешительности закусила губу. Было видно, что она очень хочет о чём-то попросить.

— Вперёд. Если я смогу сделать что-то или достать необходимое, я непременно сделаю это.

— Не могла бы ты… нет.

— Пожалуйста. Позволь мне помочь тебе, как ты помогла мне.

— Не могла бы ты сэкономить… немного… — она замолчала, опустив худые плечи. — Нет. Не могу.

Эмили попыталась сообразить, что же у неё есть — а этого было очень мало — что могло понадобиться старухе. А потом догадалась. Личный опыт подсказал, в чём может нуждаться более всего одинокая старая женщина.

Еда.

Девушка подтолкнула тарелку через стол.

— Ешь.

Но женщина решительно тряхнула головой, отстраняя предложенное.

— Я не могу.

— Почему нет?

— Это не твоё. Если я поем принадлежащее лорду — даже крошечный кусочек — и он узнает об этом, то решит, что я воровка, и прикажет избить меня. Меня вытащат во двор и изобьют. Если же лорд решит, что я вынула еду из твоего рта, особенно когда ты можешь носить его ребёнка, то прикажет забить меня до смерти.

Эмили затаила дыхание от услышанного. Всё было сказано без осуждения и злобы — даже без особой интонации — любого рода. Просто так было заведено.

Такое уж время.

Водт был здесь господином, и всё происходило по его приказу.

Никаких вопросов.

И не удивительно, учитывая описание жизни за пределами этой комнаты.

Как же она сама смогла продержаться так долго в одиночестве, не имея ни малейшего представления, насколько жестоким стал мир?

Когда старуха ушла — без еды — Эмили поймала себя на том, что почти ждёт своего варвара, но он так и не появился. И чем дольше она была без него — без тепла и комфорта его постоянного присутствия рядом — вокруг неё — в ней — тем отчаяннее скучала по нему, как бы ни пыталась отвлечься.

Девушка стала настолько неистовой, что использовала часть своей влажности, чтобы погладить себя, сделать всё возможное, чтобы расслабиться и по-настоящему погрузиться в фантазии, как бывало, делала раньше.

Но все они неукоснительно содержали соблазнительный образ варвара, что сильно раздражало и отвлекало её. И делали ещё более возбуждённой.

В конце концов, Эмили настолько обезумела, что примирилась с фактом, что варвар будет звездой её фантазий, но так и не смогла довести себя до оргазма.

Сон тоже ускользал. Тело было таким напряжённым, натянутым и полностью готовым для него, что девушка неожиданно осознала себя лежащей на спине, с согнутыми ногами и приподнятыми бёдрами. Будто она жаждала принять своего любовника, хотя её мысли не имели никакого отношения к сексу.