– Вот! Это просто замечательно!
– Ты что, Петрович?! – буркнул тот. – Это же козырная должность! С отдельным проживанием в комнате на двух человек, с душем и санузлом рядом. За нее нужно того, этого. Оказать помощь учреждению!
– Женя, скажите, – начал начальник.
Мужчина явно собирался поинтересоваться, располагаю ли я некоей суммой и готова ли ее потратить, чтобы улучшить условия своего содержания. За эти мгновения в моей голове промелькнула мысль, что проживание в комнате, отдельной от общего барака, сильно усложнит мое общение с Алиной. Да и присматривать за девушкой постоянно я не смогу никак.
– У меня нет денег, – торопливо заверила я, – совсем!
– С одной стороны, содержать ее отдельно от остального контингента очень заманчиво, – тем временем говорил начальник колонии заму.
– А с другой – общения между ними все равно не избежать, – убеждал зам, – так какой в этом смысл?
– Ладно, если не медчасть, тогда что?
– У нас ведь есть небольшой цех по производству сувенирной продукции? Вот пусть там матрешек расписывает, или что они там еще делают.
– Для этого художественный талант да некоторые умения требуются.
– Значит, пусть учится расписывать или лаком покрывает. Для этого особого умения не нужно.
– Значит, так тому и быть.
Так силовым решением и единым росчерком пера я стала ученицей художницы. И отправилась искать свой отряд, а также художественную мастерскую и женщину, которая была старшей по бараку.
* * *
В рамках подготовки к операции полковник Петров показывал мне снимки недавно отремонтированной колонии. Для привязки к местности, а также для того, чтобы я быстрее начала ориентироваться в расположении строений и могла легко отличить административное здание от бараков, производственных или технических помещений.
На снимках были клумбы и цветники, засаженные цветущими розами. Нарядные здания из белого кирпича. Чистый и светлый производственный цех, при входе в который висела яркая стенгазета с рисунками и лозунгами, словно из советских времен. Такими, например: «Любим потрудиться – есть чем погордиться!» или «За брак расплата – твоя зарплата!» Венчал сие великолепие крупный портрет мужчины, подозрительно похожего на начальника колонии или его зама, написанный акварельными красками. Мужчина приподнимал очки на изумленном лице и строго вопрошал: «А как ты сегодня поработал?»
В комнате, оборудованной под ученический класс, имелись не только парты, но и компьютеры на каждом столе. В библиотеке было много книг.
Но самое большое впечатление на меня произвели жилые помещения и душевые. Дверей в кабинках душа и туалета, конечно же, не было, зато висели яркие шторки. На стенах красовался современный розовый кафель, а сами кабинки были оборудованы новой сантехникой. В жилых же помещениях стояли двухъярусные кровати, на которых лежали яркие покрывала и подушки в парадных наволочках с рюшами. Кроме большой общей кухни, при каждом бараке имелись комнаты со столом, лавкой, стульями, чайником и микроволновой печкой, где можно было перекусить вечером или выпить чаю. Имелась в колонии и лавка с необходимым набором продуктов и гигиенических средств, а также комната отдыха с ковром на полу, мягкой мебелью и телевизором.
Разумеется, я и не рассчитывала увидеть клумбы с розами, нынче не тот сезон. Но все вокруг было совершенно иным. То ли отчетные фотографии были сняты в каком-то другом месте, то ли после репортажа все магическим образом испарилось в неизвестном направлении. Но мягкой мебели, ковра, кухонного оборудования, новой сантехники, нарядных покрывал и ярких занавесок я не увидела. Розовый кафель, правда, был все же на стенах, что позволяло предполагать, что снимали-таки здесь. Но после этого по территории словно Мамай прошелся, сметая на своем пути всю технику и предметы роскоши. Конечно, после ремонта прошло несколько лет, но подобного я не ожидала и была слегка шокирована.
Некоторое время ушло на получение вещей, обустройство в бараке и обед. Описывать его, пожалуй, не стану. Я никогда не отличалась особой изнеженностью и не имею особых кулинарных предпочтений, но здесь, думаю, мне вспомнятся кулинарные и кондитерские шедевры тети Милы не раз и не два.
После обеда женщина по имени Валентина проводила меня в сувенирную мастерскую. Это было небольшое помещение, почти полностью занятое стеллажами с заготовками и готовыми изделиями, а также широкими столами. За столами, под ярким светом настольных ламп работали несколько девушек. Одни расписывали цветными красками деревянных матрешек разных размеров. Другие расписывали узорами большие деревянные блюда или вазы для фруктов. За стеной раздавался визг столярного станка, и вообще было довольно шумно. Я непроизвольно поморщилась.
– Это ненадолго, – усмехаясь, пояснила девушка в темном платке, что сидела ближе к двери, – сейчас лес распилят на заготовки, и несколько часов будет тихо.
– Девочки, – перекрикивая визг станка, сказала Валентина, – знакомьтесь, это Евгения. Она будет работать с вами подмастерьем. Пусть кто-нибудь возьмет ее в обучение.
– А как же нормы выработки?
– Первое время у нее норм не будет. Также норма значительно снижается для учителя. Это распоряжение Петровичей.
– А, блатная, – протянул кто-то из глубины помещения.
– Красивая, – ответил другой голос, словно соглашаясь. И как будто это определение в комплекте с предыдущей репликой все поясняло.
– Значит, я пойду, – сказала Валентина, – кто учить-то возьмется?
– Я! – выкрикнула женщина в синей косынке. – Ты проходи, Женя, мы не кусаемся. Меня Ольгой кличут. Ты рисовала когда-нибудь?
– Да так, ничего выдающегося – «но я охраняла популярную художницу с настоящим талантом», – хотелось мне добавить, но, разумеется, пришлось смолчать, – я умею грунтовать полотно и работать по трафарету или шаблону.
– Значит, совсем бесполезной уже не будешь. – Мне показалось, что Ольга выдохнула с облегчением.
До семи вечера я находилась в мастерской. Когда стих визг столярного станка, стало намного тише. Но девушки еще какое-то время работали молча. Потом немного освоились, привыкли к моему присутствию и начали потихоньку разговаривать. Но много мне узнать не удалось. Мы познакомились, то есть девушки по очереди назвали свои имена. Рассказали, что они из разных отрядов. Ведь в эту мастерскую попадали лишь те, кто раньше учился в художественной школе или просто умел хорошо, талантливо рисовать. Я предпочла пропустить явный намек мимо ушей, не стоит обострять отношения без особой надобности. Даже учитывая, что я здесь временно.
Главного мне выяснить пока не удалось, я по-прежнему не знала, попала ли в один барак с Алиной и удалось ли Генке это устроить. Судя по всему, Алина работает в другом месте, если она и живет не рядом, общение с ней будет весьма затруднительно. Тогда, полагаю, мне придется предпринять какие-то шаги, чтобы изменить существующее положение вещей. Но планировать это было преждевременно.
Также я пока не вышла на контакт, организованный полковником. Но торопиться с этим тоже не стоило. Мы заранее договорились, что тот контакт будет на экстренный случай, и я воспользуюсь им, только если не будет другого выхода.
После окончания рабочей смены все отправились в свои бараки или в столовую. Принимать пищу здесь было принято вместе со всем отрядом, а поскольку столовая была не так уж и велика, помещалось в ней только по четыре отряда за один раз. Ели здесь посменно, и времени на это отводилось не больше получаса. Дежурные едва успевали накрыть на стол между сменами. Посуду же за собой каждый убирал сам.
Многие женщины здесь носили платки или косынки темных тонов, и почти каждая из них во время еды низко опускала голову. Поэтому ни во время обеда, ни во время ужина мне не удалось высмотреть среди присутствующих Алину.
Ее я увидела лишь в бараке и, честно сказать, сразу не узнала. Генка показывал мне снимки Алины, которые не отличались особым качеством. Но с них смотрела стройная, если не сказать щуплая девушка невысокого роста, блондинка с яркими голубыми глазами. Модная стрижка, умеренный макияж, приятные черты лица. Возможно, губы слегка тонковаты, но это ее не портило. Пожалуй, внешне Алина очень походила на свою бабушку в молодости, и ее можно было назвать хорошенькой, даже красивой.