Тому живо вспомнилась их первая встреча в кампусе. Тогда на Элеоноре были короткие шорты, демонстрирующие длинные ноги, красный топ, шлепанцы и желтая косынка. Он не мог отвести от нее взгляда. И в последующие пятнадцать лет редко отводил. Оба выучились на журналистов и решили работать вместе. Их первым заданием стало расследование для газетки в Джорджии, касающееся легендарного преподобного Маленького Боба Хамфриса, который ездил по Дальнему Югу: от Аннистона, штат Алабама, до Тупело, штат Миссисипи, с остановками в каждой дыре. Преподобный Боб, облаченный в белый костюм, белые туфли и белоснежный пояс, умел лечить больных, успокаивать гневающихся, подбодрять скорбящих и спасать грешников – все это за одну ночь и за очень разумную плату (конкретно – все ваши наличные). Вы могли сколько угодно утаивать от него последние пенни, но преподобный Боб все равно находил их и изымал так очаровательно и любезно, что вы стыдились того, что прятали от него деньги.

Этот святой человек разъезжал в сделанном на заказ автомобиле «Импала» – самом большом из виденных Томом. Как он выяснил, большую часть занимал огромный багажник, в котором мастер добрых дел беззастенчиво возил все подряд: от денег до соленых окороков, а порой и работающих у него ассистентами родственников. Лэнгдону всегда казалось, что преподобный должен состоять в определенном родстве с Герцогом и Королем – печально известными мошенниками из «Гекльберри Финна». Насколько Тому было известно, в отличие от благовоспитанных разбойников Твена, Маленького Боба никогда не выносили из города на шесте в дегте и перьях. Тем не менее обманутые горожане могли бы так с ним поступить, и Бог даже не моргнул бы глазом. Может, даже послал бы им чудо-другое в награду за такое доброе дело.

Тем не менее Том не мог не восхищаться упорством этого человека. В ходе расследования он даже отдал Маленькому Бобу последние двадцать баксов, а ведь Лэнгдон даже не был баптистом. Этого проявления слабости он стыдился до сих пор. Однако в заслугу Элеоноре можно поставить то, что она вернула Тому его наличные: единственный на свете человек, сумевший добиться от преподобного Боба денег не через суд. Их разоблачение шарлатана попало в сводку общенациональных новостей, заработало им репутацию и положило конец его махинациям.

– Как у тебя дела? – спокойно спросила Элеонора.

– Работаю. В последний год в основном здесь, в Штатах, – умудрился выговорить Том.

– Да, знаю. Я читала твои заметки про мебель Дункана Файфа[19] в «Архитектурном журнале». Первая статья об антикварной мебели, вызвавшая у меня смех. Хорошо написана.

Весьма приободренный, Лэнгдон ответил:

– Между нами говоря, когда я это писал, то не мог отличить Дункана Файфа от Дункана Хайнса[20], но я зубрил тему как помешанный, а потом спустил все заработанные деньги. Ты меня знаешь.

– Да, я знаю тебя.

Она даже не улыбнулась, хотя Макс хихикнул. У Тома засосало под ложечкой, а в горле пересохло: большие изумрудные глаза сверлили его, и в них не было ни капли приязни. Ноги Лэнгдона словно налились свинцом. Ощущение близящейся погибели странным образом принесло ему облегчение, как будто конец будет быстрым и относительно безболезненным.

Он вновь обрел голос:

– Так ты работаешь сценаристом?

– Она одна из топ-секретов Голливуда, – ответил Макс. – Специализируется на исправлении сценариев. Ну, знаете: когда сценарий сильно хромает и срочно нужно чудо? Тогда приходит Элеонора и все волшебным образом исправляет. Она не раз спасала мою задницу, когда писателям А-класса, которым я платил миллионы, случалось облажаться. В пяти моих последних фильмах она переписала практически весь сценарий. Я наконец-то уговорил ее сделать свой, оригинальный.

– Я не удивлен – она всегда потрясающе писала.

На комплимент не последовало никакой реакции – опять. Свинец уже дошел до лодыжек Тома.

– Так в чем дело, Макс? – спросила Элеонора с легким кивком в сторону Лэнгдона. Она явно хотела не погружаться в воспоминания, а поскорее покончить со всем этим – то есть с ним.

– У меня возникла замечательная идея.

Макс объяснял ей «замечательную идею», в то время как Том стоял и задавался вопросом, не броситься ли из окна под колеса поезда. Было кристально ясно, что Элеонора совершенно не рада гениальной мысли режиссера.

Тем не менее она ответила:

– Дай мне поразмыслить, Макс.

– Безусловно. Послушайте, вот что я скажу: давайте попозже соберемся и выпьем. Кто-то подсказал мне, что тут продают алкоголь.

– Да, продают, – подтвердил Том и добавил шутливо: – По сути, весь поезд – огромный бар.

Он бросил взгляд на Элеонору, но та просто смотрела в сторону. Теперь и его руки налились тяжестью.

– Тогда договорились. Встретимся и выпьем, когда – часов в восемь?

– Там же можно и поужинать. У меня забронирован столик на семь.

Том снова поглядел на Элеонору, словно пытаясь взглядом побудить ее сказать, присоединится ли она.

– У меня был поздний ланч в Вашингтоне. Ужин я пропущу, – сказала женщина.

– Да, Том, мне тоже не до еды, – заметил Макс. – Надо сделать несколько звонков.

– Только не голодайте. – По иронии, в этот момент свинец добрался до его рта.

– Не беспокойтесь, Кристобаль захватил мою любимую еду. К тому же я предпочитаю обходиться перекусами.

– Кристобаль?

– Мой ассистент. Едет в соседнем купе справа, – Макс указал туда, где Том видел «ребенка» в наушниках.

Кристобаль как раз вышел из купе, словно услышав упоминание боссом своего имени через закрытую дверь.

– Что-нибудь нужно, мистер Пауэрс?

– Нет, все в порядке. Это Том Лэнгдон. Он, наверное, поможет нам с проектом.

Кристобаль был ростом с Тома, молод, привлекателен, хорошо сложен, модно одет и, вероятно, зарабатывал за неделю столько же, сколько Лэнгдон за год. Он также выглядел деловитым и интеллигентным, и все это в совокупности вызвало у Тома моментальную неприязнь.

– Замечательно, сэр, – сказал Кристобаль.

Они с Томом обменялись рукопожатием.

– Рад знакомству, – поздоровался журналист, стараясь игнорировать хруст своих зубов.

– Значит, решено, – сказал Макс. – Элеонора все обдумает, а мы соберемся и выпьем в восемь. А сейчас мне надо пойти покурить, пока у меня не началась гипервентиляция, – он стал озадаченно оглядываться.

– Туда, – указал Том. – Через два вагона, пройдете ресторан, далее в вагон-люкс и вниз по лестнице, потом направо – и увидите дверь с надписью: «Место для курения».

– Благодарю, Том, вы просто золото. Знаю, у нас все получится – это знак. Хиромант сказала мне, что произойдет что-то хорошее. Она говорила про случайную встречу. И вот, смотрите. Да, день удался.

Он сунул в рот сигарету и поспешил прочь.

– Ваша зажигалка в правом кармане пиджака, сэр! – крикнул ему вслед Кристобаль.

Макс помахал рукой; Кристобаль вернулся в свое купе-офис. И Элеонора с Томом остались вдвоем.

Несколько мгновений они стояли, не встречаясь друг с другом взглядами.

– Не могу поверить, что это происходит на самом деле, – наконец вымолвила Элеонора. – Что в поезде оказался именно ты.

Она закрыла глаза и медленно покачала головой.

– Ну, я тоже застигнут врасплох, – сказал Том и добавил: – Ты замечательно выглядишь, Элли.

Насколько ему было известно, он был единственным, кто называл ее так. Она не возражала, а Том обожал.

Глаза Элеоноры открылись и сфокусировались на нем.

– Не буду ходить вокруг да около: Макс – чрезвычайно одаренный режиссер, но порой ему приходят в голову странные идеи, которые просто не работают. И я уверена, что данная – из их числа.

– Эй, я случайно наткнулся на этого энтузиаста. Я не хочу заставлять тебя заниматься тем, что не нравится, и, говоря откровенно, еще не обдумал все как следует.

– Значит, я могу передать Максу, что ты не заинтересован?