И все же Вавилон не получил у израильтян наименования "Дома рабства", как некогда называли они Египет. В Библии мы нигде не находим жалоб на невыносимые условия труда пленных. Вероятно, строительные рабочие всех наций получали жалованье и жили среди соплеменников в собственных домах.

Состоятельные иудеи чувствовали себя на чужбине не хуже, чем на родине; труднее оказалось положение средних классов. Крестьянам нелегко было осваивать неизвестные им приемы земледелия в жаркой болотистой равнине, а ремесленники не могли тягаться с туземными мастерами. Но зато для многих из этих людей оставалось обширное поприще-торговля.

Вавилония издавна была перекрестком караванных путей, а при Навуходоносоре она стала настоящим мировым торговым центром. О размахе коммерческих операций халдеев говорят тысячи дошедших до нас документов: необъятные архивы их банкирских домов, ссудных касс, нотариальных контор.

Торговля занимала у древних, как и в средние века, почетное место. Купцы нередко были миссионерами цивилизации. Именно они первыми установили деловые связи между народами, соединив их взаимными интересами в противовес войнам и захватам. Международное право вырастало из торговых взаимоотношений; купцы должны были знать и уважать обычаи разных племен, и сами они зачастую были носителями высокой культуры. Напомним, что в Греции в ту эпоху стяжали славу два знаменитых торговца: Солон и Фалес, политический реформатор и философ. Купеческие корпорации упрочили экономический фундамент "Голы", или диаспоры, еврейского рассеяния, зародившегося в период плена.

Задолго до гого, как Тит и Адриан уничтожили иудейское государство, диаспора уже жила полной жизнью в Вавилоне, Египте и Сирии. Она явилась как бы вторым государством евреев, дававшим им приют в течение веков.

Несмотря на все невзгоды и притеснения, неотделимые от положения чужаков, несмотря на опасность утраты веры и традиций, рассеяние в конечном счете сыграло и положительную роль в истории Израиля. Оно открывало простор для энергии, которой было тесно в рамках маленькой страны, оно обогащало мысль, вводя иудеев в круг мировой культуры. Филон и апостол Павел, Маймонид и Спиноза были бы невозможны без диаспоры. Очаги ее стали первыми опорными пунктами христианства, проложив дорогу проповедникам Евангелия.

Но если в новозаветное время диаспора уже отличалась поразительной религиозной устойчивостью, то при своем зарождении она пережила опасный критический период.

За пределами Иерусалима изгнанники, блюдя заповедь Торы, не могли совершать богослужения; тем самым они были лишены духовной поддержки, которую давало им участие в храмовом действе. Священники и левиты не решались даже петь церковные гимны вдали от разрушенного Дома Господня.

На реках Вавилонских, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе.

Там на ивах повесили мы арфы наши,

Ибо там полонившие нас просили песен и глумившиеся над нами - веселия:

"Спойте нам из песен Сионских!"

Как нам петь песнь Ягве на земле чужой?..

(Пс 136, 1-4)

Но мало того, разгром Иерусалима халдеями поставил под сомнение заветные верования иудеев. Давидову роду было обещано вечное царство, но вот Седекия низложен и умер, а Ехония томится в оковах. Не была ли гарантирована незыблемость Сиону и храму? Но вот они превращены в братскую могилу. Бог даровал Израилю землю, которую Он Сам избрал, но народ выведен из нее в далекую чужую страну.

Еще задолго до плена военные успехи язычников не раз склоняли Израиль к идолопоклонству. Теперь же катастрофа могла казаться неопровержимым доказательством мощи Мардука и бессилия Ягве. Торжественный церемониал вавилонских храмов несомненно производил на иудеев глубокое впечатление. Их пребывание в плену совпало с религиозной реформой, проведенной Навуходоносором. В те годы жрецы Вавилона открыто провозгласили, что все боги есть только ипостаси Мардука. Это не было чистым единобожием, ибо наряду с Мардуком почиталась и его божественная Супруга, но тем не менее реформа была важным шагом, делавшим халдейский культ более понятным и приемлемым для евреев.

Возвеличение Мардука отразилось и на обрядах. Если прежде изваяния богов были скрыты от глаз непосвященных, то теперь храмы перестраивались с тем, чтобы все, стоящие во дворе святилища, видели изображения. Огромный позолоченный кумир Мардука был установлен так, что в день весеннего равноденствия он вспыхивал под лучами восходящего солнца. Все это придавало несравненную величавость богослужению. На многие века в памяти иудеев сохранились эти сцены пышных языческих молений, когда под звуки труб и тимпанов толпы падали ниц перед статуей небесного покровителя Вавилона (4).

Слава Халдеи-с одной стороны, и разрушенный храм Ягве-с другой. Как было после этого устоять и не поколебаться? И нет ничего удивительного в том, что среди изгнанников нашлось немало таких, которые в конце концов склонились перед чужими алтарями. Они перестали принадлежать к народу Ягве, не видя в этом ни пользы, ни смысла.

Но и те, кто не отрекся от Моисеева Завета, переживали драму мучительного разочарования. Единственное, что хоть как-то объясняло им все происшедшее,-были книги пророков, в которых можно было найти ясные предсказания плена. Но могло ли это послужить большим утешением? Никакое благополучие в чужой стране не смягчало боли от сознания, что Израиль отвергнут Богом, Который отвернулся от Своего народа и отрекся от всех Своих обетований. Иудеи, казалось, больше не были нужны Богу, и поэтому исчезал самый смысл их существования:

Оттого что опустела гора Сионская и шакалы бродят по ней,

Изболелось сердце наше и померкли глаза наши.

Для чего Ты совсем забываешь нас прогневался на нас безмерно?

(Плач 5, 17, 18, 22)

Участь членов царской семьи явилась полным крушением Сионского Завета:

Ты отринул и презрел помазанника Твоего, прогневался на него,

Пренебрег заветом с рабом Твоим, поверг на землю венец его,

Разрушил все ограды его и в руины превратил все крепости его...

Где прежние милости Твои, Ягве? Ты ведь клялся Давиду правдою Своею!