– Грамотно, чо. Враждующие кланы будут сами друг от друга район охранять. – Может, я и вырос на нижних ярусах, но дураком не был, а о клановых войнах, идущих с допотопных времён, разве что полные идиоты не знали. – Школу поэтому тут сделали?

– И не только её. Многие Академии сюда перенесли, даже воинскую. А ты молодец, быстро сообразил, – молодой «пиджак», обернувшись на секунду, подмигнул мне. – Глядишь, и не заклюют тебя местные детишки, если будешь головой думать.

– Это мы ещё поглядим, кто кого, – я хрустнул пальцами – разборок я не боялся, уж скорее, меня удивило бы их отсутствие. – Мы тоже не пальцем деланные!

– Не спорю, для уличной шпаны ты, может, и крут, но тут совсем другой уровень, – седой покачал головой. – Твои будущие одноклассники почти десять лет учились управлять силой. Ты же пока даже не личинка чародея, просто пень из леса, которому, можно сказать, повезло. Любой из них раскатает тебя в блин, просто щёлкнув пальцами. Так что послушай совета умного человека: засунь свой гонор поглубже и вгрызайся в учёбу. Если, конечно, хочешь выбраться со дна. Иначе только скажи, проверим тебя да вернём назад в «родной» детдом.

Я сжал зубы так, что они едва не захрустели. Издеваются, твари! Я не знал никого, кто бы добровольно согласился вернуться в низы Таганки, пусть даже и понимал, что тут у него ничего не получится. И мы ещё посмотрим, что там за силы у местных!

Рябой тоже поначалу понтовался, а как в рожу получил – вся спесь слетела. А я не думаю, что моих будущих одноклассников кто-то когда-нибудь бил головой об стену. Так что разберёмся!

Видимо, мои мысли слишком явно проступили на лице, потому как Лев Евгеньевич осуждающе покачал головой, но промолчал. Правда, отвернулся и до самой посадки больше не проронил ни слова.

Егор Петрович тоже притих, сосредоточившись на полёте, но, как мне показалось, всё же был больше на моей стороне. Хотя кто его знает. Эта парочка была весьма странной, и я никак не мог определить, к каким службам они всё же относятся. Может, сейчас они улыбаются мне и болтают как с равным, а случись что, не меняя выражение лица, просто перережут горло.

А я слишком уж размяк только из-за того, что именно они вытащили меня из тюряги, откуда я уже и не надеялся выбраться. Так что, постаравшись расслабиться и отстраниться от происходящего, я натянул на лицо самое нейтральное выражение – проще говоря, сделал рожу кирпичом, пытаясь выказывать как можно меньше эмоций. Не думаю, что это ускользнуло от внимания «пиджаков», но комментировать они ничего не стали.

«Вот и отлично! – промелькнула мрачная мысль. – Что? Думали, что приструнили следака, покатали на летуне, так я перед вами лужицей растекусь? А вот хрен вам!»

Так в молчании мы и приземлились. Задумавшись, я упустил возможность полюбоваться сверху на своё новое место учёбы, о чём сейчас очень жалел. Вряд ли мне когда ещё удастся посидеть в летуне. Но выбрался из аппарата я всё с той же харей, типа, па-а-адумаешь, видал я карликов и покрупнее!

С ней же осмотрел здание, где мне, по всей видимости, теперь предстояло жить и учиться. Что сказать, не хотелось показаться деревенщиной, но вид впечатлял. С виду школа больше напоминала сказочный дворец со множеством колонн, лепнины и прочих украшений. Широкое полукруглое крыльцо вело к большим двустворчатым стеклянным дверям, через которые то и дело проносились школьники разных возрастов, одетые в одинаковую форму.

– Школа для маго-одарённых детей под патронажем самого Князя, центральный корпус, – Лев Евгеньевич остановился на секунду, давая мне возможность освоиться, затем хлопнул по плечу. – Ну, пойдём! Успеешь ещё налюбоваться… а то нас уже ждать должны.

В сопровождении «пиджаков» и под любопытными взглядами всех без исключения детей мы поднялись на крыльцо и вошли в здание. Внутри обстановка была не сильно скромнее, и так же наводила на мысль о волшебном дворце. Мраморные полы, вычурные ручки дверей, выполненных из дорогих пород дерева – всё, как показывали по телевизору в передаче о шедеврах архитектуры европейских полисов Парижа и Кёльна.

Мне даже стало немного стыдно за свой внешний вид, но тут уж я поделать ничего не мог – даже будучи только что пошитой детдомовская одежда и рядом не стояла с тутошней формой. А уж после ночной драки, в которой мне пришлось немало поваляться по рыночной площади, и последующей недели в тюрьме – тем более.

Воспоминания о карцере вызвали острую резь в желудке, и тот разразился длинным бурчанием. Ел я последний раз позавчера в общей камере, если, конечно, кипячёную воду с плавающими в ней одинокими ошмётками неопределенного происхождения можно назвать едой. И с тех пор мне перепала только одна-единственная кружка чая с сахаром в допросной. А самое поганое и почему-то немного стыдное, хотя в другое время мне было бы наплевать, то, что трели живота услышал не только я, но и все окружающие.

Правда, если на мнение местных мне было вроде как положить с прибором, из разряда, кто я, а кто они, и что станет с этими холёными детишками, попади они в Нахаловку? А я оттуда! Я там выжил! То перед «штатскими» стало как-то неудобно. Точнее, стрёмно – я весь из себя такой брутальный и крутой не обращаю внимания на окружающих – и тут на тебе! Позорище!

– Э, друг, да ты ж у нас голодный. Что-то мы не подумали, – на лице Льва Евгеньевича проступило то ли искусно сыгранное, то ли натуральное раскаянье. – Теперь уже поздно – некоторые замеры надо брать на голодный желудок…

Он замялся, а потом пробурчал себе под нос:

– Хотя хм… нехорошо это. Может быть пониженное содержание кровяных телец, да и другие проблемы с анализами вылезут. В любом случае нужно будет предупредить профессора… – он похлопал меня по плечу. – Ладно! Как только закончишь – сразу в столовую пойдём. Да и вообще, пока будешь у докторов, оформим документы, поставим тебя на довольствие.

Может, зря я на них обижаюсь? Ведь действительно, не знаю я местной кухни, да и вообще о способностях чародеев ходит масса слухов. Что, мол, они гораздо сильней обычных людей и даже без чар способны расправиться с десятком бойцов. Просто в детдоме я привык делить на десять любое хвастовство… по-другому точную информацию было не достать. Лекции об одарённых нам никто читать не собирался, кто что увидел, то потом и рассказывал, естественно, приврав для порядка, а проверить было трудно, ибо в нашей экосистеме таких зверьков просто-напросто не водилось.

Хотя, с другой стороны, ничего особого «штатские» для меня и не сделали, кроме как вытащили из тюряги и сюда привезли. Но это их работа! Наверное. Иначе зачем бы ещё им возиться с пацаном с самого дна? Рассыпаться в благодарностях за то, что выполнили свой долг? Не много ли чести? Точнее, я, конечно, признателен и всё такое, но лучше оставаться настороже. Если там, внизу, жизнь была проста и понятна, то здесь не знаешь к кому повернуться спиной, чтобы не получить в неё удар. Короче, пока не стоит никому верить, а дальше посмотрим. Если уж они так озабочены моей судьбой – время это покажет. А нет – так и не надо!

Воздух прорезал звон колокола. Тут же все ученики, глазевшие на нас, словно на диковинных зверей, сорвались с места и скрылись в классах. Видимо, с дисциплиной тут всё было строго. У нас в детдоме, даже несмотря на возможность наказания, всем было плевать, да и учителя с воспитателями никогда не обращали внимания на поведение, предпочитая монотонно пробубнить положенное и побыстрее свалить в туман.

Заведующая на это закрывала глаза, давно и прочно поставив на нас крест и требуя лишь одного – чтобы разборки внутри учреждения обходились без поножовщины. На труп могла нагрянуть комиссия и начать задавать неудобные вопросы. В остальном – делайте что хотите.

В одиночестве мы прошли по коридору, поднялись на второй этаж и остановились у дверей с надписью «Лаборатория». Лев Евгеньевич постучал и тут же вошёл, не дожидаясь разрешения. Егор Петрович сразу же слегка подтолкнул меня в направлении двери – входи, мол. И я, не став кобениться, последовал за седым, стараясь казаться максимально спокойным.