Николай Крадин считает возникновение кочевых империй по соседству со сложившимися земледельческими цивилизациями неслучайным явлением. Все они зависели от получаемой оттуда продукции. В одних случаях кочевники вымогали подарки и дань на расстоянии (скифы, хунну, тюрки и др.). В других – они подчиняли земледельцев и взимали дань (Золотая Орда). В третьих – завоевывали земледельцев и переселялись на их территорию, сливаясь с местным населением (авары, булгары и др.)32. Соответственно, им выделены три модели кочевых империй.
Тем не менее нашествия кочевников на оседлые народы чаще заканчивались утверждением господства над побежденными, в том числе с образованием царских династий. Так не раз бывало в истории Китая и Персии, о чем подробнее будет сказано далее. Относительно немногочисленные, но воинственные кочевники завоевывали оседлое земледельческое общество, переселялись на его территорию, возглавляли его, их потомки ассимилировались в нем, становясь элитой уже нового общества. Так могло быть в государстве Шумеров или в Египте, где гаплогруппа R1b мумии фараона Тутанхамона оказалась схожа с таковой у обитателей центра Азии.
Так же и отношения Золотой Орды с русскими княжествами не могут рассматриваться только как подчинение их с взиманием дани и выполнением каких-то охранных функций по защите границ. Ведь в конечном итоге потомки кочевой ордынской аристократии стали частью элиты Российской империи.
Н.Н. Крадин кочевые империи называет продуктом интеграции и следствием конфликта между номадами и земледельцами, нечто вроде «надстройки» над оседло-земледельческим «базисом». К трем способам производства у древних обществ по А.И. Фурсову (рабовладение, феодализм и азиатский способ производства) он добавил четвертый, принадлежащий кочевым империям, предложив именовать экзополитарным, или ксенократическим, способом производства33.
Здесь кочевники и земледельцы сосуществуют на относительно паритетных началах и, вопреки представлениям, что они стремились только завоевать земледельческие народы, на практике чаще довольствовались доходами от внешнеэксплуататорской деятельности, предоставляя возможность земледельцам производить продукты, часть которых отчуждали. Таким образом, расцвет кочевых империй был неразрывно связан с благополучием и экономическим подъемом земледельческих государств. И наоборот, экономические, демографические кризисы оседлых обществ сопровождались кризисами кочевых империй.
А казахский историк и философ Жумажан Байжумин утверждает, что все государства, которые возникли на территории Евразии, являются «наложением этнокультурной общности завоевателей и скотоводов на местное оседло-земледельческое население…»34
Безусловно, имело значение подавляющее количественное преобладание земледельцев над пришлыми кочевниками, браки кочевых воинов с женщинами оседлых народов с последующим воспитанием их потомков этими женщинами по своему образу жизни, обычаям и языку. Сыновья и внуки победителей становились элитой общества, воинами, стоявшими выше простых земледельцев и ремесленников в социальном статусе.
Многие годы считалось, что экспансия кочевников происходила в тех направлениях, где им не могли оказать должного сопротивления земледельческие общества, что сопровождалось задержкой развития того общества. Особенно преуспели в этом русские историки, объясняя экономическую отсталость России XVIII–XIX вв. татаро-монгольским игом. Тогда как, по А. Тойнби, причина генезиса цивилизаций кроется не в единственном факторе, а в комбинации нескольких; это не единая сущность, а отношение. В своей теории Вызов-Ответ он считал крайне важным для развития цивилизации вызов внешних сил, в т. ч. природной среды и человеческого окружения, побуждающих к росту. Отсутствие вызовов означает отсутствие стимулов к росту и развитию: «…Исторические примеры показывают, что слишком хорошие условия, как правило, поощряют возврат к природе, прекращение всякого роста»35. В том числе Вызов кочевников стимулировал развитие земледельческого общества.
Мнение А. Тойнби о высоких индивидуальных способностях кочевников, вынужденных приспосабливаться к тяжелым условиям существования, мы приводили выше. Добавим лишь его замечание относительно того, чем номадизм был более прогрессивен экономически, нежели земледелие: «…Если земледелец производит продукцию, которую он может сразу же и потреблять, кочевник, подобно промышленнику, тщательно перерабатывает сырой материал, который иначе не годится к употреблению …Эта непрямая утилизация растительного мира степи через посредство животного создает основу для развития человеческого ума и воли»36.
Отсюда делаем вывод. Во времена расцвета и доминирования в Евразии, вплоть до середины II тыс. н. э., кочевники обладали преимуществами над оседлыми народами не только в личностных качествах, в средствах коммуникаций и в военном отношении, но имели передовой для того времени кочевой способ производства.
Вот только сам А. Тойнби не смог отойти от устоявшихся предубеждений о превосходстве древней эллинской и западной цивилизаций. Считая, что все, кроме семи из выделенных им двадцати одной земных цивилизаций, уже мертвы, а большинство из семи оставшихся клонились к упадку и разложению, он особо выделял «задержанные цивилизации». Среди них полинезийцы, эскимосы и кочевники, османы и спартанцы37.
Все задержанные цивилизации, по его мнению, потерпели фиаско, пытаясь преодолеть возникшие препятствия toure de fors (рывком). Они дали примеры «народов, у которых нет истории». Так, полинезийцы силой невыносимого напряжения совершили рывок в попытке преодолеть трудности трансокеанского пути и нашли рай земной на островах. Там жизнь их замерла в наслаждениях, пока не пришли западные мореходы и не начали их уничтожать, как арктические охотники уничтожают моржей. Наказанием эскимосов, которые приспособились зимовать на морском льду, стало жесткое подчинение жизни годовому циклу сурового арктического климата. Кочевники же, направив усилия на преодоление вызова степи, были обречены на постоянное движение либо вынуждены были покинуть степь, подыскав себе убежище где-нибудь на terra firma38. Наказание, постигшее кочевников того же порядка, что и наказание эскимосов. Физические условия существования в степях, которые удалось им покорить, в результате сделали их не хозяевами, а рабами степи39.
А. Тойнби рассматривал жизнь кочевников в рамках сформулированной им концепции Вызов-Ответ как непрестанную борьбу с тяжелыми природными условиями степи, которая насильственно сковывала человеческий разум, низводя функции человека к искусственно выработанной сумме навыков и умений. В результате они становились на порочный путь, ведущий от гуманизма к анимализму, – путь, обратный тому, что проделало Человечество. Проведя сравнение человека с животными, он указал, что умение существовать в любой замкнутой, ограниченной среде, очевидно, является слабостью, недостатком независимости и представляется фактом, согласно которому приспособление к определенной замкнутой среде делает невозможным или очень трудным для животного существование в любом другом окружении.
В этой части знаменитый ученый противоречит себе, т. к. именно кочевники менее всего были расположены к обитанию в замкнутой системе, непрестанно меняя не только географию обитания, но и общественную среду, вступая в контакты с оседлыми народами. То есть кочевники сами меняли среду оседлых народов, в результате чего появлялись новые общества. Арнольд Тойнби, вероятно, задержанными цивилизациями кочевников назвал сохраняющиеся кое-где и в наши дни архаичные кочевые общества в замкнутых ареалах обитания Азии и Африки. Но архаика до сих пор сохраняется и у собирателей, и у некоторых земледельцев.
Нет в его работе и анализа жизни кочевников в убежище на terra firma, о чем он сам упомянул. То есть взаимоотношения кочевников и оседлого населения в местах совместного проживания не попали в поле зрения ученого. Для нас же это важно с точки зрения роли и значения кочевников в мировой истории. Действительно, попадание кочевников в слишком хорошие условия спрекращением роста утраты своего «стержня», своей культуры создавали предпосылки ассимиляции в оседлом обществе. И Арнольд Тойнби писал, что варвар-завоеватель склонен к большей восприимчивости к жизненным благам, которые он обнаруживает в культуре покоренных им народов, а правящее меньшинство завоеванных народов, в свою очередь, переходит на варварскую платформу40.