Дед по материнской линии был одновременно гордым потомком выходцев из Ирландии и гордым сыном американского Юга; он посвятил немало времени и сил исследованию обеих этих ветвей родословного древа и мог часами рассказывать мне о наших предках. А отец отца – дедушка Бергер – был спекулянт, как их тогда называли: не спекулянт, который играет на биржах и прочее, а тот, который бурит наудачу скважины в надежде найти нефть. Дед исколесил весь Техас в надежде на большой куш, который он так никогда и не сорвал, но благодаря бесконечному бурению скважин лишился нескольких пальцев. Бабушка Бергер тоже была довольно эксцентричной особой: она была пилотом малогабаритных самолетов и держала дома шимпанзе. Одним словом, эти двое были авантюристы, и мой отец часто рассказывал истории из своего детства, проведенного в трейлере, прицепленном к кадиллаку последней модели.

Мотаясь с родителями, мой отец никогда подолгу не жил на одном месте. Он учился одновременно в Техасском механико-сельскохозяйственном и Арканзасском университетах, где познакомился с моей мамой. Она, как и ее родители, была учителем. После свадьбы отец пошел работать страховым агентом. Когда мой старший брат Ламонт был совсем маленьким, семья переехала в городок Шони в штате Канзас, где родился я. Несколько лет кряду семье приходилось перебираться следом за отцовской работой из Канзаса в Коннектикут и затем в Джорджию, где отец устроился в местную страховую фирму.

В духе 1970-х родители пробовали питаться «собственной» пищей: завели кур, несколько коров и еще целый зверинец разного мелкого скота. Наш первый дом в Сильвании был построен из сосновых досок на кирпичном основании, чтобы в летний зной дом легче охлаждался. Крыша была из простой жести, а половицы сопровождали каждый шаг скрипами и стонами. На участке было болотце и небольшой ручей; мой отец соорудил плотину, пытаясь сделать пруд, однако лишь привлек несколько сотен голодных водоплавающих птиц. В общем, этот дом был более чем скромным жилищем, однако для меня он был сущим раем. Я был юным натуралистом и все свое время проводил на природе.

Сильвания – крохотный населенный пункт с тремя тысячами жителей, настоящая сельская глушь. Но я не сидел без дела: пел в хоре, играл на саксофоне, состоял в бойскаутах и 4-H[5]. Ближе к моим старшим классам мы переехали на новую ферму. Здесь было куда просторнее, что-то около 500 акров с прудами и огромным сосновым бором. Конечно, школьные занятия меня интересовали гораздо меньше, чем исследование окрестных лесов, охота, рыбалка и прочие радости жизни. Домашние задания представлялись мне ненужными и мешавшими изучать природу, плавать, гонять на велосипеде по пересеченной местности и играть в теннис.

Тогда же я пробовал начать собственное дело: занялся разведением йоркширских поросят. Надо сказать, я не только скопил на этом довольно приличную сумму (эти деньги мне сильно помогли позднее), но и лично убедился, какая огромная ответственность лежит на плечах каждого фермера. Время от времени родители возили нас с братом на выставки: его – с премированными коровами, меня – с премированными поросятами. Еще я был активным бойскаутом: участвовал в проекте Eagle Scout по спасению черепах-гоферов (впоследствии их включили в список охраняемых видов рептилий штата Джорджия). И все же любую свободную минуту я тратил на исследование полей, оврагов и прочих мест, где потенциально можно было найти древние индейские артефакты.

Как часто бывает с детьми в небольшом городке, всевозможные внешкольные занятия помогали мне познавать мир намного успешнее, чем уроки, и мне это очень нравилось. На очередном съезде 4-H по штату Джорджия меня избрали президентом организации; поросят у меня было уже почти 50 голов, и каждый мой день начинался в пять утра, чтобы задать корма поросятам и нашим легавым. По выходным я подрабатывал диджеем на маленькой радиостанции WSYL, вещавшей в AM-диапазоне с аудиторией в пару сотен слушателей. Мне дали стипендию ВМС США на обучение в Университете Вандербильта – и, видимо, потому, что я болтал без остановки, учителя и родители в один голос советовали мне выучиться на юриста. Итак, я собрал чемоданы в дорогу и отправился в Нэшвилл, штат Теннесси.

Учеба многое изменила в моих взглядах на жизнь. Как стипендиат ВМС я каждое утро был обязан подолгу заниматься физической подготовкой. Вечернее время было посвящено встречам с новыми знакомыми, собраниям в студенческом братстве, вечеринкам и так далее. Учебные мои дела шли совсем не так гладко: выяснилось, что я терпеть не могу экономику, политологию и тому подобное – словом, вообще все курсы по введению в право. В группе я не прижился, и оценки мои были так себе.

С другой стороны, я посещал много интересных факультативов: записался на курсы видеографии и геологии, посещал лекции по истории религии и науки. Впервые в жизни я видел людей, которые сделали делом своей жизни изучение камней и земли. Никогда – читая ли книгу о динозаврах или рыская по полям в поисках индейских древностей – я не думал об этом с точки зрения возможной карьеры. И вот передо мной было множество студентов и маститых ученых, изучавших вещи, которые я люблю, и, очевидно, получавших от этого занятия большое удовольствие. Я стал посещать выездные занятия, на которых студенты искали окаменелости в окрестных горах. Все чаще и чаще задавал себе вопрос: «А смогу ли я этим заниматься?»

Тут-то, однако, и была главная проблема: военно-морские силы потратили целое состояние и уйму времени на то, чтобы я стал офицером и юристом, а я был очень занят именно тем, чтобы этого никак не произошло.

Моим куратором со стороны ВМС был лейтенант Рон Стайтс – офицер морской авиации, живой пример того, каким должен быть офицер ВМС США. Всякий раз, стоя навытяжку у него в кабинете, я чувствовал, как у меня дрожат колени. Мое будущее было в его руках. Я стоял перед ним в своей белой морской форме, дрожа всем телом от волнения, а на столе перед ним лежала выписка о моей академической успеваемости.

– Бергер, что ты здесь видишь? – спросил он, подвигая ко мне выписку. Я и без выписки прекрасно знал о своих бесчисленных «неудах» и «незачетах» по всем основным предметам. «Отлично» и «зачеты» по факультативам мало помогли моему скромному среднему баллу за семестр, а ВМС США, конечно, не особенно желали тратить деньги, чтобы я собирал камешки и учился видеосъемке. Еще один такой семестр – и меня, несомненно, лишат стипендии, а в этом случае я обязан буду отработать средства, потраченные на мое образование, в качестве рядового.

Прокручивая все это в уме, я пробормотал в ответ что-то вроде:

– Полный провал…

Улыбка скользнула по его лицу, он задумчиво покачал головой и произнес:

– Нет, Бергер. Не полный. Сокурсники уважают тебя и ценят твое мнение: ты – прирожденный лидер. Все дело только в оценках. – Он постучал пальцами по выписке. – Я вижу молодого человека, который еще не понял, чем ему нужно заниматься в жизни. – И он указал на мои «отлично» по геологии.

Помню, как я растерянно переводил взгляд с его пальца на лицо и обратно: вот уж чего не ожидал услышать от морского офицера, курировавшего мою успеваемость.

Несколько мгновений он смотрел мне в глаза, а затем спросил:

– Что ты думаешь по этому поводу?

Я слегка мотнул головой и пожал плечами: я действительно не знал. Вся моя жизнь была распланирована от и до, и вариантов было совсем немного. Светлые головы из сельской Джорджии зачастую шли одной из трех или четырех проторенных дорожек: стать врачом, юристом, инженером или бухгалтером.

– Быть может, мне стоит послужить рядовым немного, разобраться в себе? – протянул я.

Он отрицательно покачал головой:

– Не нужно тебе служить, Бергер. – Его взгляд задержался на мне всего на мгновение, но мне показалось, что прошла целая вечность. – Я скажу тебе, как поступлю. Если ты обещаешь мне, пока твои оценки окончательно не испортились, написать заявление о добровольном выходе из образовательной программы по стипендии ВМС, выяснить, чем ты хочешь заниматься, приняться за дело, а затем вернуться, я прямо сейчас освобожу тебя от всех обязательств перед ВМС США.