Зазвонил телефон, тем самым оторвав меня от книги.

— Какого черта? — встала с кровати, направляясь ко входной двери.

В моей гостиной горел камин, и единственным освещением был неоновый потолок. Я была одета в халат толщины колбасной нарезки, и пучок на голове придавал мне «особого шарма».

— Я рад тебя видеть, — сказал Адам, улыбаясь, входя в квартиру. — Одевайся.

— На улице час ночи, и я никуда не поеду, пока ты не скажешь, что вел себя, как козел, — скрестила я руки на груди.

— Ты шутишь?

— Я никогда не шучу. У меня нет чувства юмора, — ответила я без тени улыбки на лице.

— Когда именно? — спросил Адам, смеясь.

— Знаешь, ты должен доминировать как мужчина, а не как идиот.

— Я вел себя как козел, — исчезла улыбка с его лица. — Всегда. Ты в растрепанных чувствах, — прошел он в кухню, и я последовала за ним.

— У меня растрепаны только волосы. Я не бываю в растрепанных чувствах.

Адам засмеялся, открывая холодильник, и достал бутылку воды, делая несколько жадных глотков. Его кадык при каждом глотке двигался, и на мгновение мне стало интересно, все ли Адам делает с такой жадностью?

— Время ужина. Будем есть? — спросил он с ухмылкой, заметив, что я наблюдаю за ним.

— В задницу засунь себе свой ужин, — резко ответила я, направляясь в комнату.

— Леди так не говорят, ты знала? — последовал за мной мужчина.

— Я не леди, ты знал?

— После таких слов моя мама вымыла бы твой рот самым дорогим средством для посуды, — подошел он ближе.

Его голос звучал ужасно громко в моих ушах. И чем тише он говорил, тем громче был звук. Его походка была грациозна, словно он перемещался не по кухне, а по подиуму. Адам влез в мое личное пространство, а я никому не позволяла этого делать. И все же все было на удивление легко.

— Только после того, как вымоет твой, я подставлю свой.

— Ты — девушка без фильтра на языке, верно? — усмехнулся он.

— А ты — парень, чокнутый на всю голову, верно?

Мы стояли друг напротив друга и просто перекидывались репликами, и все же я чувствовала что-то близкое к счастью. Мне нравилось говорить с ним, пусть даже в таком формате.

— В каком смысле? — спросил он в недоумении.

— Ты владеешь казино. Весь день проводишь с алкоголем, но не алкоголик. Ты не мой тип. Ты не умеешь ловить момент.

— Умею.

В следующее мгновение Адам притянул меня к себе, и я оказалась в плену его губ. Он обнимал меня за талию, и я целовала самого красивого мужчину. Того, кто бросал мне вызов после каждой фразы. Он был требовательным, и в такие моменты я чувствовала то, что хотела — он видел только меня. Когда мы оторвались друг от друга, Адам все еще не выпустил меня из объятий.

— Поехали со мной, — сказал он смотря мне в глаза.

— Куда?

После такого поцелуя еще несколько минут я не контролировала себя, чего нельзя было сказать об Адаме. Он же был мастером контроля, который напоминал мне Эмили, только в мужском обличье. Сам по себе, но всегда по близости с другими.

Я направилась в спальню одеться, и, когда вышла, Адам держал в руках книгу, которую я читала.

— Самое сексуальное в женщине — это мозг. Я видел столько ягодиц и грудей, больших и маленьких, что в какой-то момент размер перестал иметь значение. Тут-то и выяснилось, что самое главное в женщине — это мозг. Даже когда с ней спишь. Нет. Особенно, когда с ней спишь, — смотрел на меня Адам.

— Это не то, что я читала, — ответила я.

— Знаю, — отложил он книгу. — Знаешь, кто сказал эти слова?

— Это слова Питера Линдберга, — положила я телефон в карман. — Поехали.

— Ты не спросишь, куда мы едем? — спросил Адам отдавая мне шлем.

— Мне не важно.

Мы приехали на Бруклинский мост. Я начинала привыкать к нему, и это пугало. Ведь в прошлый раз осколки моей души долго склеивались воедино.

— Почему именно сюда? — спросила я в недоумении, слезая с мотоцикла и отдавая Адаму шлем.

— Не знаю, — ответил он. — Люблю это место. Мне всегда кажется, что люди ночью совершенно другие, и на мосту говорить спокойней.

— Только если ты социопат, ведь с моста скинуть проще. У тебя неправильные понятия спокойствия, Адам.

— Поговори со мной.

— О чем?

— О себе, — пожал он плечами.

Я подошла к краю моста и вдохнула аромат воздуха и воды. Нью-Йорк я полюбила именно за этот запах. Мы стояли в полной тишине. Где-то в центре города было слышно сигналы машин, и вдали плыл речной трамвайчик. Но я игнорировала это, слушая лишь наше дыхание и шум воды.

— Я не люблю говорить о себе, Адам. Давай лучше ты.

— Мою биографию можно узнать на любом сайте интернета.

— Расскажи то, чего там нет, — ответила я, все еще смотря в даль.

— Ты правда хочешь узнать?

Я не смотрела на него, но чувствовала его прожигающий взгляд.

— Да.

— Я не такое чудовище, каким ты считаешь меня, Донна.

— Я не считаю тебя чудовищем, Адам, — перевела я взгляд на него. — Возможно, самоуверенным, высокомерным, самодовольным, но не чудовищем.

— Может, еще какие-то недостатки бросишь мне в лицо? — улыбнулся он.

— Дай мне неделю, и я составлю список.

— Ты скучаешь по чему-то?

— Иногда я скучаю по себе, — прошептала я. — Я скучаю по той, кем была.

Он подошел ближе, пытаясь обнять меня за плечи.

— Даже не думай. Я не люблю всего этого, — отмахнулась я.

— Как скажешь, детка, — я посмотрела на него со злостью, и он понял причину. — Донна. Просто Донна.

Вскоре начался дождь. Я смотрела на капли, которые падали в реку. Адам стоял рядом, и наши плечи соприкасались. Я слышала его дыхание и чувствовала тепло тела. Я не доверяла Адаму. Не только ему. Я просто никому не доверяла. Даже когда Эмили начала встречаться с Брайаном, я скептически относилась к этому. Я боялась за нее. За ее сердце. Она сильная, но, если ей сделают больно, она закроется даже от вселенной. А мы всегда слишком заботились друг о друге, чтобы разрешить боли разрушить наши жизни.

— Любишь смотреть, как падает дождь? — спросил он.

— Да.

Я поняла, что никому не говорила раньше об этом. До него. Не знаю почему эта мысль пришла мне в голову, но я определенно была не против, чтобы он знал.

— Ты привыкнешь ко мне, Донна, — сказал Адам.

— Я даже к кокаину не привыкаю.

— Ты иногда такая нелепая, такая грубая, — развернул он меня к себе за плечи. — Но чем чаще ты себя так ведешь, тем больше я хочу смотреть на это безобразие в твоем исполнении.

— Если ты не заткнешься, внутри меня проснется маньяк, который захочет убивать.

Он улыбнулся, и его взгляд стал мягче. Когда уголки его губ приподнимались, у него появлялась складка над носом, и ямочки были очень четко видны. Адам становился похож на семнадцатилетнего мальчишку.

— Ты не сможешь меня убить, — сказал он с улыбкой, держа меня за талию.

— Нет, не смогу. И только потому, что буду первой подозреваемой, — попыталась я отойти, вцепившись в его руки. — Чего ты хочешь?

— Провести с тобой неделю.

— Значит, если я проведу с тобой гребаную неделю, то ты от меня отстанешь?

— Солнышко, я почти уверен, что ты этого не захочешь, — подмигнул мне Адам.

— Ты слишком самоуверен.

— Именно это тебе во мне и нравится.

— Вообще-то мне ничего в тебе не нравится.

— Врунишка, — поцеловал он меня в щеку.

Я пыталась оттолкнуть его, и день со днем у меня все хуже и хуже получалось.

— Слушай, давай уже потрахаемся, и ты отвалишь от меня, тем самым получив свою прихоть, — сказала я выругавшись сквозь зубы.

Он взял мое лицо в руки, нежно касаясь своими губами моих. Этот жест не говорил об обещании, но объяснял, что чувства — не слабость. В касаниях Адама нежности было больше на целую жизнь, чем в сексе со всеми остальными.

— Ты не просто очередная прихоть, — сказал он, явно сдерживая злость. — Да, я вел себя как задница, но в моей жизни все изменилось с твоим появлением. Ты заставила меня посмотреть на кого-то, кроме своей персоны, тем самым привлекая внимание. Мой мир застыл на тебе, понимаешь?