Я простояла с мужчиной не больше пяти минут, а затем вошла в дом. Услышав звук телевизора, направилась в кухню. Войдя, заметила Изабель — маму Адама, которую видела ранее на фото. Она сидела за столом и смотрела альбом с фотографиями. Когда женщина подняла на меня глаза, я заметила, что они были красными от слез.

— Он был сказочным ребенком и всегда всю вину брал на себя.

Я села с ней рядом и молча взяла ее за руку. Из моих глаз потекли слезы, и женщина обняла меня, прижимая к себе. Возможно, это действительно правда. Сын для матери в каком-то смысле собственный герой. И суть даже не в ребенке, а в идеальном мужчине, которого можно родить лишь самой. Ведь как бы ни было, не создала природа еще людей без изъянов, даже если мы ищем и теряем всю свою жизнь.

Что-то случилось в этот момент. Меня словно осенило, и воздух, после длительного отсутствия, снова вернулся в легкие. Память всегда живет в нас, даже когда мы ее теряем. Она как свет, который дан нам при рождении. Оказывается, человек может по большому счету выдержать абсолютно все, ведь свет светит всегда, и наполнить его может лишь любовь. Без нее мы пусты, словно изгнаны из рая, в котором жили раньше. Меня пронзили все воспоминания в одно мгновение, и тяжесть боли, которую ты причиняешь другим людям, грузом ложится на твои плечи. Да, я вернулась, но скорее всего, в мире еще не придумали таких слов, благодаря которым я смогла бы сочинить оправдание для людей, которые все еще рядом. Я пошатнулась и всмотрелась в глаза Изабель. Она изучала меня какое-то время, а затем на ее лице появилось понимание.

— Ты вспомнила.

— В меня стреляли, — прошептала я. — Алекс стрелял.

Я хотела знать, где он, хоть и понимала, что моя надежда, что он жив — лишь остатки наивности. Я никогда ни за кого не боролась. И пребывая на грани смерти какое-то время, поняла, что за важные вещи стоит бороться. Они просто так не идут в руки. После нескольких пробуждений в ту фатальную ночь Адам все время был рядом. Он пил кофе, смотрел на меня, или спал, положив голову на больничную койку. Я улыбалась, радуясь, что он рядом, и чувствовала огромное разочарование каждый раз, когда он уходил. Я вспомнила, как пыталась встать с койки, и боль пронзила мое бедро. Я вспомнила, как он смотрел за моей дочерью, и отпустил меня, чтобы просто сделать счастливей. В конце концов можно миллион раз за свою жизнь влюбляться. Но однажды приходит именно та любовь, вместе с которой ты понимаешь, что это на всю жизнь. Любовь, от которой не пропадает аппетит, а которая открывает новые блюда, и твои вкусовые рецепторы не знали, что раньше еда может быть такой потрясающей. Эгоизм меняется на нежность, и все меняется. Абсолютно все. Это и было то, что я чувствовала к Адаму всегда. Он изменил для меня весь мир, и самое главное — изменил меня. И если он думает, что для меня ничего не значит, когда я снова чувствую, и что снова позволю ему уйти, то он ошибался. Тот выстрел изменил все, и я не собиралась больше отпускать то, что было мне важно впервые в жизни.

— Что ты чувствуешь?

— Правильность.

Наверное, можно было бы сказать миллионы слов, и каждое из них было бы уместным. Но на самом деле именно «правильность» подходило идеально. Я молчала, но слышала один голос, который говорил мне совсем незнакомые слова. Только потом я поняла, что это голос в голове. Когда человек о чем-то думает или даже что-то читает не вслух, в его голове звучит голос. Он может быть и мужским, и женским. Люди чаще всего не задумываются об этом, но, если остановиться хотя бы на мгновение, можно услышать себя. Тембр, и как его слышит вселенная. Каждый голос идеален. И не только его тембр, но и сама дикция, тональность и даже паузы между словами. Это и есть человек. Это голос нашей души.

«В каждом человеке есть солнце. Только дай ему светить». Сократ.

Я выбежала из дома, и рванула к машине, даже не попрощавшись, и поспешила к своей дочери. Она была в школе, но с ее рождения и навеки останется первой, кому я захочу рассказать что-либо, даже если в ответ услышу тишину. Когда директор сказала, что вскоре Оливия спустится, я прокручивала кольцо на пальце, которое так и не сняла. Это меня удивляло, ведь в какой-то степени я была чужой, но не смогла полностью выбросить все, что было. Просто не сумела. И возможно когда-нибудь я начну копаться в себе, но не сейчас. Сейчас я хотела все исправить или попытаться сделать чуть счастливей тех, кто долгое время делал это для меня.

— Мама, — слышу я голос дочери спустя несколько минут.

— Лив, — направилась я к ней быстрым шагом. — Привет.

— Что-то случилось?

Я присела перед своим ребенком и взяла ее личико в ладони. Всматриваясь какое-то время в ее глаза, мне стало так невыносимо жаль, что есть поступки, которые уже не исправить. Моменты, которые уже никогда не повторятся, и я не смогу пережить их снова. Я бы хотела пережить еще раз рождение этой девочки и вернуть все ее детство в свою жизнь. Конечно, будут и другие моменты, и другие поступки, но то, что было самым важным тогда, уже никогда не повторится. И то, что оставило самые теплые воспоминания, больше никогда не вернуть.

— Я вернулась, — смогла лишь вымолвить я. — Прости меня.

Ее маленькие ручки сильнее сжали мою шею, и я услышала всхлипы. Когда не хочется жить, и чувствуешь, что ты одинок, кто-то сверху напоминает тебе, что ты никогда не будешь один. У тебя есть, конечно, друзья, но самое главное — у тебя есть ребенок. Есть тот, кто будет любить тебя, несмотря ни на что. Я нужна ей гораздо меньше, чем она мне, но эта девочка в состоянии заменить мне весь мир.

— Мама, — отошла от меня Оливия, чуть улыбнувшись. — Ты потеряла очень многих людей. Но сейчас ты тут, и ты осталась сильной. И ты все еще моя мама.

Я чувствую, что мы связаны. Не знаю, может быть, я хочу верить, что просто перечеркну всю горечь и обиду, причиненную ей. Может быть, это мечта о настоящей семье. Но сейчас я чувствую, что снова на плаву. Мой круг общения очень маленький и крайне отсортировован. Нет, я не обижаюсь. Я циник и слегка высокомерна, но не мстительна.

Мне нужен именно мой узкий круг, благодаря которому я чувствую безопасность и уверенность. Мне нужен мой круг, а не «светский сброд» лицемеров.

— Ты поедешь к Адаму?

— Да, — ответила я, когда мы сели в машину. — Я обязательно верну твоего папу. Обещаю.

— Ты останешься теперь тут навсегда?

Я пересадила ее к себе на колени и заглушила мотор.

— Все, чем я живу, Оливия, связано лишь с тобой, — смотрела я в ее потрясающие глаза. — Я надышалась уже для себя, и могу сказать лишь то, что с меня хватит. Теперь я хочу дышать лишь для тебя. Жить лишь для тебя. Я столько лет была одержима мыслями о тебе, фантазиями, что ты вот так будешь сидеть у меня на коленях, и я смогу рассказать тебе все. Но я потеряла это и никогда не смогу искупить свою вину. Все, что могу обещать —пытаться, — прижала я ее к себе. — Обещаю, что сделаю все, чтобы ты никогда не пожалела о том, что впустила меня в свою жизнь. Ты моя дочь. Ты моя мания и самая большая слабость.

— Я лишь рада, что ты приехала.

Слезы жгли мои глаза, и я больше не сдерживала их. Как я могу быть настолько другой с этой девочкой? В ее глазах я мать, а не монстр.

— Ты будешь в безопасности со мной, — завожу я мотор машины. — Обещаю. Я никому не позволю причинить тебе боль.

— Я знаю, мама, — лишь усмехается она. — И еще я знаю, что мы защищаем семью любой ценой.

Когда мы подъехали к дому, Оливия взяла меня за руку. Но я не могу просто сделать этого. Я не готова вот так войти. Прислонившись лбом к деревянной двери и пытаясь собраться с мыслями, мне стало казаться, что это сон, и вскоре, когда я проснусь, снова не буду ничего помнить, а мой ребенок снова будет не со мной.

— Мам.

— Лив, — опускаю я свой взор на дочь. — Не переставай жить сказками, слышишь? Живи ими и мечтай.

— Я верю.

Я приседаю перед своим ребенком и спустя несколько секунд обнимаю, слыша собственные всхлипы. Я никогда не позволяла себе столько плакать, как в последнее время.