— Ты просто не была жената на Эмили.

«Карьера — чудесная вещь, но она никого не может согреть в холодную ночь». Мерлин Монро.

Они подходили друг другу. Такие разные, но в то же время нереально похожи. Эмили романтичная и строгая. Брайан жесткий и добрый. Они как огонь и пламя, не существуют друг без друга.

Я налила себе стакан воды, когда услышала звук босых ног по паркету.

— Моя мать хочет приехать, — сказала я, делая глоток. — Это будет ужас.

— Да ладно тебе, — улыбалась Эмили. — Время, проведенное с семьей, бывает незабываемым.

— Ага, и каждый раз это время я хочу забыть. Хотя смысл семейный встреч — ужасно провести время.

Она смотрела на меня и улыбалась. Эмили всегда была очень уверенной и расслабленной. Если подытожить — полной противоположностью меня. Моя подруга светилась, сияла и всегда смеялась, воодушевленная счастьем ее родных. Эмили была как живая аномалия, и жизнь без нее не имела смысла. Она любила смотреть и наслаждалась, когда наблюдали за ней. Она неслась на скорости двести миль в час и всех тащила за собой, молча крича: «Не надо, не останавливайтесь. Двигайтесь все время». Эта женщина переворачивала мир так же легко, как проблему, которая появлялась у ее родных. Да, именно у родных. Если у кого-то случалось «неудачное стечение обстоятельств», это всегда было решение Эмили. Так странно. Мы привыкли к этому. Привыкли к тому, что она всегда рядом и всегда слышит. Она не ждет, пока мы спросим, а говорит сама. Эмили умела включать жизнь в саму судьбу, а судьбе она была неподвластна.

— Каждый раз после визита этой женщины я становлюсь похожа, — задумала я на мгновение, — на свою мать.

— Ты меня пугаешь, — вошел Брайан в кухню, доставая сок из холодильника. — Как мой друг?

— Какой? — изобразила я замешательство, хоть и знала, кого он имеет ввиду.

— Твой парень, — улыбнулся он.

— Не поняла, — сели мы за стол, когда Эмили подала сырные палочки в кляре.

— Сегодня все новости гласили: «Плейбой Нью-Йорка смог покорить неприкосновенное сердце», — показал он кавычки в воздухе.

— Какая нахрен новость? Какой парень? Какое сердце?! — чувствовала я нарастающую злость.

— Брайан, просто заткнись и поднимай свой зад наверх, — посмотрела на него со злостью Эмили. — У нас девчачьи разговоры.

Они словно молча разговаривали глазами, и Брайан поцеловал Эмили в лоб, сказав мне: «Пока», и направился наверх. Я же сидела и ждала объяснений подруги.

— Милая, не переживай. И не думай, что это плохо… — начала она, взяв меня за руку.

— Что, черт возьми, вы оба несете? — постаралась я взять себя в руки, убирая свою ладонь.

— У меня вопрос, — не отводила она взгляд.

—Ты имеешь ввиду несколько миллионов?

— Донна, сарказм тут неуместен.

— Я знаю все, что ты хочешь спросить, Эмили. Но он как солнце вблизи. Словно я прикоснусь к нему и сгорю заживо, — покачала я головой, смотря на свои ногти. — Вспомни меня несколько лет назад. Да, ты помогла мне уехать, подарила мне чувство безопасности, но дни проплывали слишком быстро. Я до сих пор посещаю мозгоправа, и она засыпает меня вопросами, думая, что я не замечаю, как она держит меня этими дурацкими фразами, пребывая в железной уверенности, что вылечит все терзания, которые меня до сих пор ранят.

— Ты в порядке? — прошептала подруга, когда слеза скатилась по ее щеке.

— Да, — взяла я ее за руку, натянуто улыбнувшись. — Спасибо, что поймала меня.

— Я тебя всегда поймаю, Донна. Пусть мне и самой придется упасть. Но я не знаю, как тебя помочь.

— Ты и не сможешь, Эм, — встала я с места, направляясь к выходу. — Никто не сможет.

По дороге я заехала в Landmark за свежим хлебом и занялась готовкой, приехав домой. Я не скажу, что мастер, но люблю это делать. Я позвонила Стейси и вскоре ожидала ее, слушая музыку в колонках.

Я никогда не была разговорчивой. Меня раздражает все выражать словами. Все, что происходит в моей голове, в ней должно и оставаться. Я не хочу заполнять тишину разговорами, даже наедине с собой.

«Когда тебе плохо — прислушайся к природе. Тишина мира успокаивает лучше, чем миллионы ненужных слов». Конфуций.

— Ты что-то быстро… — открыла я дверь, уставившись в замешательстве на Адама. — Ты преследуешь меня?

— Мне казалось, мы сблизились, — вошел он в дом, расстегивая пиджак.

— У меня есть личное пространство, и ты в него слишком часто лезешь.

Он поставил руки на пояс, и, боже, этот мужчина выглядел как грецкий бог. Лицом и телом Адама не обделил всевышний, и его мальчишеская улыбка для женщин все только усугубляла. Но я заметила, что, несмотря на маску, его глаза все расставляли по местам. Его взгляд всегда возвращал в реальность настоящей жизни, о которой я до сих пор не знала.

— Я хочу тебя, Донна, — не сводил он с меня взгляд. — Где у тебя спальня?

Я улыбнулась и направилась в кухню, проходя мимо.

— Я не занимаюсь сексом в своей кровати, я там ем, — пожала я плечами. — Секс в моей постели звучит так же ужасно, как жертвоприношение.

Он засмеялся и подошел ко мне, щекоча мое ухо теплым дыханием.

— Ты ведь не такая бесчувственная, какой хочешь казаться.

— С чего ты взял?

— Ты боишься. Ты перестала доверять людям, и в этом виноват мужчина.

— Чего ты хочешь, Адам? — чувствовала я нарастающее возбуждение.

— Что ты имеешь ввиду под фразой: «Что ты хочешь?» Потому, что у меня сейчас в голове ни одной приличной мысли.

— По-моему, ты слишком самоуверен, Майколсон, — ответила я, когда он прижал меня к себе. — Ты как голубоногий олуш.

— Кто это? — слышала я улыбку.

— Боже мой, — отошла я, смеясь.

— Его грация так восхитительна? — сел он на барный стул.

— Да, — достала я соевый соус из холодильника. — И, кажется, он умнее тебя.

Почему мне так трудно признаться в собственных чувствах? Я смеялась, находясь с ним рядом, и как только начала понимать, что счастье возможно находить в обыкновенных вещах, у моего психолога появилось лишнее время.

— Чем мне тебя соблазнить, чтобы остаться с тобой? — спросил Адам скрестив руки.

Я покачала головой, и он в мгновение ока оказался напротив. Адам накрыл мой рот губами, одной рукой сильнее прижав к себе, а другой сжав мою грудь. Когда он оторвался от моих губ, снял с меня блузку и бюстгальтер, резким движением посадив на стол.

— Какая ты соблазнительная, — прошептал он.

С моего лица Адам перевел взгляд на шею, затем грудь, и мои соски отреагировали на его прикосновения. Адам усмехнулся и облизал один, сжимая в то же время другой. Он ласкал их по очереди, и я чувствовала невыносимый жар, который появился между бедер.

— Ты пойдешь со мной на свидание? — спросил он, остановившись.

— Не останавливайся, — прошептала я.

— Пойдешь?

— Продано, а теперь возвращайся обратно.

Он спустился поцелуями вниз до пупка, облизывая его и стягивая вниз мои джинсы, скользнул губами ниже, прикусив нежную кожу на лобке. Я смерила его взглядом, и зажав между пальцами его волосы, выгнулась навстречу.

— Господи, я так хочу тебя, Донна, — зарычал он, сжимая между пальцами бугорок.

— Да, — ответила я, стоном. — Адам…

— Я знаю. Ты такая мягкая.

Он разорвал ткань кружевных трусиков и провел пальцем по складочкам. Затем опустился на колени и всосал в рот мой клитор.

— Господи Боже! — вскрикнула я.

Адам облизывал и сосал то, что давно нуждалось во внимании. Войдя в меня сначала одним, а потом и двумя пальцами, ускорял темп, трахая меня. Я вцепилась в его плечи и молила небеса, чтобы он не останавливался. Его глаза горели, и он все время менял темп, все еще узнавая реакцию моего тела, которое теперь принадлежало ему больше, чем мне.

— Черт, где ты научился этому?

Он улыбнулся, и легко укусив меня, проник тремя пальцами, все еще посасывая клитор. Я извивалась от удовольствия и не была готова попрощаться с ним. Он был великолепен, и когда убрал пальцы, трахая меня лишь языком, я не выдержала и забилась в оргазме. Я цеплялась за его руки, как за последний глоток воздуха.