Я боюсь неизвестности и неконтролируемых событий. Мне нужно подумать. И сегодня я поняла Эмили. Она не убегала от Брайана или проблем, ей просто нужно было побыть одной наедине с мыслями.

Взглянув на телефон, я увидела десятки пропущенных от мамы, и совсем не удивилась. Приехав домой, выпила утренний кофе, смотря на потрясающий вид. На улице светило солнце, но все же зима была на подходе. Я скучала по теплу. Теплота. Одно слово, а вызывает массу эмоций и мыслей. Я бы хотела объездить весь мир и ни разу не появиться в одном месте дважды. Мне нравятся меленькие деревушки, которые так необычайно красивы. В сумерках, когда люди еще спят, я люблю смотреть на дома, другие здания и природу. Они живут собственной жизнью, отдельной от нашей — человеческой. И это к лучшему, ведь мы, люди, уничтожаем все прекрасное.

Больше всего я боялась болеть кем-то. Ты перестаешь думать обо всем, кроме этого человека, и становится совсем не важно, что было до нас в том или ином месте. Кажется, очень просто сказать о чувствах, но я не могу игнорировать, что мне физически больно бежать от правды, но в тоже время говорить о ней.

Телефон издал сигнал, и я ответила на звонок, улыбаясь.

— Привет, мама.

— Донна, — сказала она с французским акцентом. — Мы ходили на выставку картин Боттичелли, и Жан был так рад. Мы думаем приехать в Нью-Йорк.

— Мам, — прервала я ее. — Я, конечно, давно тебе не видела, но зачем?

— Мне нужно тебе помочь.

— Не знала, что у меня проблемы, — фыркнула я, направляясь в спальню.

— Я внуков хочу, а ты и не думаешь об этом.

— Боже мой, началось, — достала я из шкафа джинсы и шелковую блузу.

Моя мама — моя противоположность. Она проявляет заботу и нежность к каждому, и всю жизнь пытается меня с кем-то познакомить и поженить. Когда она вышла замуж за Жана, кстати, это ее третий брак, я думала, хватка ослабнет, но все вышло совсем наоборот.

От продолжения спектакля меня спас звонок в дверь.

— Все мам, мне пора.

— Люблю тебя, девочка, — лепетала она без умолку. — Потом позвоню. И подумай над моими словами.

Когда я открыла дверь, увидела улыбающуюся Стейси с букетом роз.

— Ты от кого? — нахмурилась я.

— Я к тебе. Просто решила сделать приятно, — ответила она, входя в квартиру.

— Я для своей мамы проект «пожалейте меня», — набирала я воду в вазу для цветов.

— Она любит тебя, поэтому переживает.

— Ты избавлялась от парней, если у них рецессия десен или грязные ботинки.

— Это правда, — улыбнулась Стейси.

— Как с Майклом? — взяла я телефон, заказывая еду из ресторана.

— Никак.

— Ты всегда ноешь, что мужчины, с которыми ты раньше встречалась, не понимают или на дух не выносят твою работу. А он относится к тебе с уважением, — села я напротив после того, как поставила кипятить чайник.

— Хватит, — покачала головой подруга. — Обрывать нити всегда надо резко. Потому что потом, несмотря на величину мира, мы не найдем в нем места для нас двоих.

— Ты считаешь его политически и финансово озабоченным животным, — не обращала я внимания на ее слова. — Но этот облик мигом растворяется в небытие, когда он находится рядом с тобой. Потому что хочет произвести на тебя впечатление.

— Это присущее самцам брачное поведение, и Майкл не исключение, — направилась Стейси к холодильнику.

— Ты обманчиво сложное существо, — улыбнулась я, смотря на нее. — Я думаю, это мило.

— А я думаю, ты рехнулась. Черная невеста всегда не в масть. И сколько бы мы не пытались переубедить весь мир, счастье и чернота всегда останутся несочетаемыми.

— Знаешь, ты можешь казаться и даже быть стервой, Эс, но иногда твоя истинная чуткая душа вырывается наружу. Ты самый сильный человек, которого я знаю. Страх не останавливает тебя. Он дает толчок двигаться дальше.

Девушка ничего не ответила, и за это качество я уважала ее. Она всегда высказывала свое мнение, но не настаивала, чтобы оно стало истиной.

Я позвонила подругам, но лишь Эмили была свободна. Она привезла с собой Лидию, и мы все устроились в гостиной с японской едой, смотря «Железного человека». Это была очередная среда, но что-то было не так. Я все время посматривала на Стейси, замечая ее нервозность. Затем перевела взгляд на Эмили, и ее выражение лица говорило: «ты тоже это заметила?»

— Ну хватит этого молчаливого неловкого разговора, — выключила телевизор Эс. — Мы расстались.

— У тебя есть текила? — спросила меня Эмили.

— У меня всегда есть текила, — ответила я, находясь в замешательстве. — Несу.

Взяв бутылку и четыре стопки, я вернулась к подругам.

— Я влюбилась в него, — продолжила она. — Я влюбилась в него и ненавижу себя за это. Я знала, что мы все равно расстанемся, но несмотря ни на что, позволила залезть мне под кожу.

— Ничего не понимаю, — пробормотала Эмили, наливая жидкость в рюмки.

— Майкл. Одно слово. Пять букв. Воплощение сексуальности и брутальности. Доброты и злости. Заботы и отталкивания. У меня все было под контролем, понимаете? Мы просто занимались сексом, иногда смотрели фильмы, ходили гулять, и он готовил мне еду. Самое смешное, что я до последнего верила, что смогу выжить. И я, как всегда, не смогла. Я слабая.

— Ты не слабая, — смотрела я на подругу. — Ты никогда не была слабой. У тебя свои раны, и ты почти всю жизнь была одна. Ты просто искала человека, сильнее себя. Это нормально, понимаешь? Все мы ищем того, кто сможет быть с нами добрым и нежным, но в то же время жестким и строгим. Это и привлекает нас в людях — многогранность. Со всем твоим бредом в голове и легкомыслием ты потрясающая. Не сходи с ума, поняла? — взяла я ее за руку. — Ты не можешь иметь хотя бы одну бессонную ночь.

Вот почему я не влюбляюсь. Это больно и преувеличено. Где те бабочки, которые все так описывают? Где чувство счастья и окрыленности? Ни черта это не правда. В момент влюбленности мы танцуем. Танцуем с демонами, и ничего больше.

— Ты думаешь, он тебя не любит? — спросила Лидия, и я улыбнулась понимая, что только она задала правильный вопрос.

— Мы несовместимы, — покачала головой Стейси.

— А какое это имеет отношение к любви?

Стейси всегда была самая безбоязненная, бесцеремонная, грубая, но искренняя. А искренность я ценю больше всего на свете. В нашем мире ее так мало. Но что бы не случилось дальше, я попробую уберечь ее, и сама подальше буду держаться от привязанности и зависимости.

Вскоре Эмили и Стейси уехали, и мы с Лидией отправились в спортивный зал. Я занималась на беговой дорожке, слушая музыку в наушниках, и все время прокручивала слова из фильма: «Стало ли счастливее человечество? Стал ли наш мир существенно лучше, благодаря научным и техническим открытиям? Мы делаем покупки, не выходя из дома, пользуемся интернетом и в то же время чувствуем себя опустошёнными, одинокими и более друг от друга изолированными, чем в предыдущие периоды истории. Мы становимся синтезированным обществом. И мы начинаем искать смысл жизни. А в чём он заключается? Мы делаем бессмысленную работу, отдыхаем в спешке, ходим в магазины, не имея достаточно денег для приобретения вещей, которые должны заткнуть те или иные дыры. Стоит ли удивляться, что мы перестали понимать, к чему стремимся?»

Что потом от меня останется? Я нашла людей, которые пытаются меня понять, но, если быть честной до конца, они не смогут сделать этого. Я сама не могу понять своих поступков и чувств. У меня не было тихих дней, которые я отдала бы только себе. Что я потом запишу в своем дневнике? Что расскажу своим внукам? Ведь в старости количество открытых салонов не будет иметь значения.

— Донна, я полюбила человека, — сказала Лидия, когда мы сели в машину, уже возвращаясь домой.

— И что ты думаешь об этом? — не отводила я взгляд от дороги.

— Объяснений нет. Но, наверное, душа ждет порой десяток веков, прежде чем встретить равную себе.

— Послушай меня, детка, — припарковалась я, выходя из машины. — Жить нельзя без подруг, туфель и книг, а без мужика вполне реально. Но только в случае, если он не любит тебя.