Вкус мыла
Когда в одно прекрасное утро Государственная публичная библиотека превратилась в Российскую Национальную, мне казалось, что я уже ничему больше не буду удивляться (разве что каким-то отдельным репликам персонажей «Санта-Барбары»).
В конце концов, если живешь в стране, где публичными могут быть только дома, публичные библиотеки закономерно начинают казаться непристойностью.
Глупо воображать себя мучеником академизма на фоне грандиозного рекламного щита, на котором из белой стиральной машины вываливается охапка красных роз. «Хорошо постиранные розы», обыкновенное чудо современности. Из-за ежедневных встреч с подобными чудесами утрачиваешь способность классически трезво смотреть на жизнь.
Иными словами, мы видим стиральный порошок, даже когда смотрим на Колосса Родосского, поскольку не можем себе представить, что существовал когда-то мир, в котором были колоссы и пирамиды. Впрочем, маленькие пирамиды присутствуют позади верблюда на пачке «Кэмела».
Удивиться пришлось, когда однажды кроткий голос «08», вместо того, чтобы познакомить меня с точным временем, сказал: «Лучшие одежда и товары — в фирме “Годива”». Были названы номера телефонов.
Леди Годива, известная тем, что единственной ее одеждой были собственные волосы, а товаром — добродетель; в конце концов, это в обмен на нее она выторговала у муженька-приколиста свободу от непосильных налогов для целого города (что свидетельствует о том, как высоко добродетель ценилась в доисторические негуманные времена).
От помрачения рассудка меня спасло только то равнодушие, с которым отнеслись к новости мои университетски образованные друзья. Они уже не помнили целомудренной дамы, и было бы неблаговоспитанно с моей стороны спрашивать, а знали ли они о ней вообще — потому что и университетское образование на фоне верблюдов имеет свои особенности.
Я вслушиваюсь и всматриваюсь в фон моей жизни. Райским небесам придан вид радужных ярких витрин, но нужно прилагать титанические усилия (и кто будет это делать, когда КОМФОРТ — слоган эпохи), чтобы на фоне витрин увидеть человека. Кого-нибудь попроще душой и одеждой, не умеющего противостоять, не могущего защититься. Человека, который смотрит ТВ. Который слушает радио. Который едет по городу и видит рекламные щиты. По одну сторону — реклама быстрых средств связи «Такой удобный мир», по другую — ресторан «Демьянова уха». Нужно думать, что в этом ресторане накормят насильно? Или накормят и не потребуют денег? Или развлекут декламацией басни Крылова? А если прийти туда, нарядившись в купленную в фирме «Годива» добродетель?
Трагедия маленького человека наших дней в том, что на него перестали смотреть как на персонаж трагедийный. На него вообще перестали смотреть. Им продолжают пользоваться, но его как бы нет. Кто и когда считался с песком, из которого завсегдатаи песочницы делают свои куличики — песок должен наличествовать, этого достаточно. Кого, скажем так, волнует, что тростник мыслящий.
Вот он бежит, любитель пепси. Обобранный до нитки, он заслужил свою нищету, но никто не имел права отбирать у него его бедную душу.
Ему не оставили ни одного своего слова. Стоит ему открыть рот, чтобы пошутить или сказать что-нибудь нежное — и слоганы полезут сами, как вши или рвота или, если вы находите эти сравнения недостаточно изящными, как вода из урны вечнопечальной девы в известном парке.
Любопытно, к деве еще не прилепили рекламу какой-нибудь ремонтной фирмы?
Маленький человек, бедная душа. Его ограбят и его же заставят смеяться над самим собой. Всем он неинтересен. Его проигнорируют власти, нувориши, интеллектуалы, толстый Невзоров думского периода и великая русская литература, которая ныне удалилась на такие высоты, что не может смотреть вниз без головокружения и поэтому смотрит внутрь самое себя.
Такой удобный мир. Допустим. Но так ли трудно представить, что самый удобный мир в то же время может быть самым беспощадным, и самым бесчеловечным, и самым бессмысленным.
Французское мыло пахнет очень хорошо, но что в нем толку, если речь идет о смердящих внутренностях? От пипифакса есть своя польза, но им не подчистишь душу, и это не мешало бы помнить всем, кто возводит из его разноцветных рулончиков свои церкви.
Я допускаю, что в мире есть сникерс, который больше голода; но почему этот самый мир не может допустить, что есть и голод, который не утолить сникерсом? Пусть даже в белой прекрасной машине грязное белье превратится в миллион алых роз, грязные души от этого не станут чище.
Пусть «Марс» будет лучше «Мишки на Севере», но зачем пожирание шоколада возводить в ранг неподверженной порче добродетели? Ведь ни шоколад, ни добродетель в ломбард все равно не возьмут.
Все-таки неизменность некоторых вещей веселит душу. Солнце, например, всходит или заходит. Вода Кубань-реки течет в известном указанном направлении. Маленький человек по-прежнему хочет покоя и немного личной жизни, и по-прежнему обламывается.
Волга впадает в Каспийское море. Будущую свекровь не переделать.
Опубликовано в газете: «Апраксин Блюз», 1996, № 6
