В бельэтаже, где помещались отцовские апартаменты, ему нравилась смежная с кабинетом, выходившая в сад мавританская зала, в которой можно было помечтать в одиночестве. Мозаика в ней была точной копией стен одной из зал Альгамбры. Посреди бил фонтан, вокруг него мраморные колонны, вдоль стен обтянутые персидским штофом диваны – мир сказок тысячи и одной ночи! Когда отца не было дома, он устраивал тут живые картины. Созывал слуг, сам наряжался султаном, нацеплял матушкины украшения, усаживался на диван, воображал себя кровавым сатрапом, а слуг рабами. Придумал однажды сцену наказания провинившегося невольника, роль которого исполнял лакей-араб Али. Приказал тому пасть ниц и просить пощады. Едва замахнулся кинжалом, отворилась дверь, вошел отец, закричал свирепо:

– Вон отсюда!

Вход в мавританскую залу с тех пор был для него закрыт.

Раз в неделю в доме появлялся модный петербургский учитель танцев мсье Троицкий. В костюме безупречной кройки, лаковых туфлях, белых перчатках, томный, жеманный, напомаженный, Вел их с братом в гостиную, выходил, слегка подпрыгивая, на середину, взглядывал выразительно на даму-аккомпаниаторшу за роялем.

– Повторяем за мной, – делал с первыми тактами музыки изящное вальсовое па. – И раз, и два, и три!

Постоянной его партнершей на танцевальных уроках была дочка министра юстиции Шурочка Муравьева, кротко терпевшая его неуклюжесть, не сердившаяся, когда он то и дело наступал ей на ноги. Научившись неплохо танцевать он ездил в сопровождении лакея Ивана в дом государственного секретаря Танеева, где устраивались по субботам для детей танцевальные вечера и где ему постоянно навязывали в партнерши старшую Танееву, Анну, рослую, с круглым лоснящимся лицом девицу, напрочь лишенную обаяния. Танцуя с ней, пересекаясь в танце с Шурочкой проносившейся мимо в паре с юнкером в темно-синей форме они заговорщески перемигивались.

Приятелями его, товарищами по играм были гостившие каждую зиму во дворце дети родной тети Лазаревой: Миша, Володя и Ира и две двоюродные сестры Сумароковы-Эльстон, Катя и Зина. Присоединялись к ним временами мальчики и девочки из семей сослуживцев отца и матушкиных светских знакомых. Мужская половина вся наперечет была влюблена в белокурую Катеньку, обсуждала секреты ее обаяния, ревновала втайне друг к другу.

Заводилой компании был младший Лазарев, Володя. Губастый, с живым лицом и носом картошкой, делавшим его похожим на клоуна. Каких только шалостей, чудачеств они не вытворяли следуя его фантазиям! Однажды вечером, когда отца с матерью не было дома, Володя предложил прогуляться вдвоем в город переодевшись дамами. Сказано, сделано! Нашли в матушкиных шкафах все необходимое, разбудили ее парикмахера, потребовали парики, якобы, для маскарада. Нарядились, нарумянились, нацепили украшения, закутались в бархатные шубы не по росту, вышли в город.

Над каналом клубился стылый туман, тонули во мгле фонари, темной громадой высился невдалеке купол Исаакия. Ступали пугливо озираясь по мерзлому насту, вышли на тускло освещенный Невский. Как обычно бывало в поздние часы тут бродили в поисках клиентов «ночные бабочки», останавливались у обочин проезжавшие сани с охотниками продажных удовольствий.

Их тотчас заметили, посыпались сомнительные предложения. Чтобы отделаться от назойливых кавалеров они отвечали наперебой:

– Nous sommes occupies! («Мы заняты!» – фр.)

Те, однако, продолжали их преследовать, отстали только, когда они, добежав до гостиницы Демута на Большой Конюшенной, влетели мимо отворившего с поклоном дверь швейцара в ресторан «Медведь». Пройдя в зал и севши не снимая шуб за столик, они заказали ужин.

Было ужасно жарко, чесалось подмышками. Со всех сторон на них смотрели с любопытством, сидевшая за дальним столиком компания офицеров прислала записку – поужинать совместно в кабинете.

Обслуживавший их лакей в малиновой рубахе навыпуск и сапогах извлек из ведерка со льдом замороженную бутылку, откупорил, разлил по бокалам.

– Желаем-с приятного вечера!

Чокнувшись они хлебнули кольнувший нежно язык пузырившийся напиток. Вку-усно!

Допили бутылку до дна, было необыкновенно весело, хотелось дурачиться. Сняв с себя жемчужные бусы он бросил их размахнувшись кому-то на голову за соседним столом. Лопнувшие бусы рассыпались не долетев по пола. Соскочив с кресел они ползали на карачках собирая жемчужные горошины, лакей пробовал им помочь, в зале стоял гомерический хохот.

Собрали кое-как жемчуг, заторопились к выходу – путь преградил дородный метрдотель с усами:

– Минуту! Счет извольте оплатить!

Денег у них не было, пришлось идти объясняться к директору. Тот, выслушав, посмеялся их выдумке, дал денег на извозчика, приключение, похоже, окончилось благополучно.

Увы! Утром батюшке в кабинет прислали с нарочным остатки жемчуга в пакете и ресторанный счет на кругленькую сумму, их с Володей вызвали немедленно на семейное разбирательство. Последовало наказание: прогулки и встречи с друзьями отменены, десять дней не покидать пределов дома.

Спустя короткое время тетка Лазарева уехала с детьми домой в Симферополь, несколько лет они с Мишей. Володей и Ирой не виделись.

«Откуда все на свете? Деревья, трава, море?»

Спрашивал взрослых, те отвечали: от Бога, от незримой силы на небесах.

А он сам? Вообще, все люди?

«Со временем поймешь, – следовал уклончивый ответ, – не торопись».

Приставал к Ивану, тот мямлил:

– Ну, это самое. Берутся, значит.

– Откуда берутся?

– Вестимо, от Бога. От кого ж еще?

– Дети тоже от Бога?

– Само собой. От него, барин.

– А женятся зачем?

– Вам, барин, в классную пора, – смотрел на напольные часы Иван. – Англичанин, должно быть, уже дожидается.

Летом они отдыхали семьей на французском курорте Контрексевиль, где матушка принимала лечебные ванны. Вечером, после ужина, он пошел прогуляться. Обогнул курзал, питьевые галереи. Шагая по парковой аллее увидев в проеме увитой плющом беседки: курчавый смуглолицый парень прижимает к себе хорошенькую девицу. По лицам их было видно, что оба получают от этого большое удовольствие.

Непонятное волнение охватило его. Перешагнул неширокий ручей, приблизился.

Парочка не замечала ничего вокруг. Страстно целовалась, девица хихикала, в расстегнутом вороте ее платья вызывающе белела грудь.

Он долго не мог уснуть, ворочался в постели: перед глазами стояла сцена в беседке. Целый день ходил сам не свой. Дождавшись вечера помчался в парк: беседка была пуста. Возвращался в задумчивости, увидел у павильона курящего папиросу давешнего парня, направился в его сторону.

– У вас опять свидание? – брякнул не задумываясь. – Ждете свою даму?

Парень расхохотался:

– Жду. Ты как проведал?

Пришлось признаться в соглядатайстве.

– А ты забавный. Откуда сам?

Узнав, что из России, что княжеский сын, что не видел нагих женщин, незнакомец, оказавшийся приезжим аргентинцем, пригласил к себе в номер – присутствовать на очередном рандеву с девицей.

– Простите, это удобно? – изумился он.

– Удобно, мой друг, – хлопнул тот его по плечу. – Мы не из княжеского рода, у нас с этим просто.

Он был в растерянности: как быть? Желание увидеть воочию то, что изображали купленные у развязного малого в галерее Пассажа скабрезные открытки, которые они разглядывали тайком с Володей за закрытыми дверями, превозмогало страх.

«Была, ни была!»

Устроилось все как нельзя лучше: притомившаяся матушка рано легла спать, брат где-то шлялся, отец ушел играть в карты с приятелями.

Гостиница, где жил смуглолицый аргентинец, была в двух шагах, тот дожидался его на ступенях.

– Ага, пошли!

Потрясение, испытанное им в этот вечер, оставило след на всю жизнь. Видел подобное проходя однажды по манежу: каурый жеребец, которого вели подковать на кузню, вырвался взбрыкнувшись из поводьев, вспрыгнул задрав копыта на круп стоявшей в стойле кобылицы и стал толкать ей под хвост с громовым храпом гигантскую балясину.