В районе Туапсе немцы прекратили преследование, израсходовав боезапас и заметив наших истребителей, прикрывавших порт.
Самолет Андреева держался в воздухе буквально на честном слове. Температура единственного работающего с перебоями мотора возросла до двухсот сорока градусов, машину трясло, высота неумолимо уменьшалась. О том, чтобы дотянуть до своего аэродрома, не могло быть и речи. Садиться в море нельзя: на борту двое раненых. Андреев решил приземлиться в Лазаревской. С первого захода не получалось - зашел с перелетом. Пошел на второй круг. Но скорости нет, тяга падает из-за перегрева мотора. На развороте самолет, свалился со скольжением на крыло, зацепился за верхушки деревьев, рухнул в лес, загорелся. Раненый и обожженный стрелок Сидоров первым выкарабкался из обломков, помог Андрееву выбраться из разбитой кабины. Жору Соколова спасти не удалось, при ударе о землю он погиб и сгорел вместе с машиной...
Говорят, что на фронте люди привыкают к гибели товарищей. Не знаю. Может быть, кто-то и привыкал...
На другой день, 9 сентября, пятерка, ведомая Баянным, совместно с группой майора Чумичева из 5-го гвардейского авиаполка нанесла удар по кораблям противника в Ялте. Налет оказался внезапным, бомбардировщики зашли со стороны моря, умело использовав густую дымку. Отправились на дно два торпедных катера врага, сгорел танкер, получил повреждение тральщик.
- Это им за Жору Соколова! - сказал, возвратившись, комэск.
Двое в море
Особым уважением у нас пользовался экипаж старшего лейтенанта Осипова. Штурманом у него был младший лейтенант Прилуцкий, стрелком-радистом краснофлотец Андреев, воздушным стрелком младший сержант Воинов. Мы удивлялись выносливости этих; ребят. Осипов, как правило, назначался ведущим группы, а это не только накладывало особую ответственность на него лично, но и влекло за собой дополнительную нагрузку на весь экипаж.
10 сентября, во второй половине дня, была поставлена боевая задача: уничтожить скопление гитлеровских войск в предместье Новороссийска Мефодяевском. В воздух поднялись три самолета - Стародуба, Пашуна и Осипова. Осипов на этот раз летел ведомым, командовал звеном майор Стародуб. Вместо заболевшего Прилуцкого с Осиновым полетел начальник минно-торпедной службы эскадрильи старший лейтенант Лисечко, тоже хороший штурман, имевший немалый боевой опыт.
Для прикрытия звена было выделено четыре ЛаГГ-3. Предусмотрительность нелишняя: вдоль Черноморского побережья рыскали "мессеры", за день до этого вашим бомбардировщикам пришлось вести с ними бой.
На этот раз обстановка сложилась еще тяжелее. Подробности мы узнали лишь через месяц, когда Степан Осипов возвратился из госпиталя. Вот что он рассказал:
"...Подходим к цели. Противник почему-то не открывает огня. Это насторожило. Приказал стрелкам внимательнее следить за воздухом. Через минуту Андреев докладывает:
- Командир, шесть "мессеров" справа! Вот это понятно.
- Приготовиться к отражению атаки!
"Мессеров" перехватили наши истребители, закрутилась обычная карусель. Но вскоре мы поняли, что эта атака - только демонстрация. Со стороны солнца появились еще четыре Ме-109, набросились непосредственно на вас.
Атаки следовали одна за другой. Стрелки отбивались, но гитлеровцы, разделившись попарно, наседали сверху и снизу. Как минимум хотели вынудить нас сбросить бомбы куда попало. А мы пробивались к цели.
В плоскостях уже появились пробоины. Спрашиваю штурмана:
- Скоро сброс?
- Еще чуточку, идем на боевом курсе. Вдруг Андреев кричит:
- Командир, горим! Взгляните на левое крыло!
Да, вся плоскость охвачена огнем. Видимо, пробит бензобак.
К счастью, штурман докладывает:
- Бомбы сбросил по цели!
Пытаюсь сбить пламя резким скольжением. Не удается. Должно быть, до аэродрома не дотянуть.
Снизившись на скольжении, мы потеряли зрительную связь со своим звеном, летим в одиночку над Новороссийском.
- Будем прыгать? - спрашивает Лисечко.
- Придется.
Передаю остальным ребятам:
- Приготовьтесь прыгать, как только дотянем до Цемесской бухты. На город нельзя, попадем еще в лапы к фашистам...
"Мессершмитты" не отстают, продолжают расстреливать горящий самолет. Наши пулеметы огрызаются. Задымил и один из "мессеров", быстренько отвадил. Остальные продолжают нас поливать, но близко уже не суются.
Вдруг Андреев кричит;
- Командир, тяжело ранен Воинов!
Держитесь! Скоро прыгать. Поможешь ему покинуть машину...
Но не проходит и полминуты, снова доклад:
- Я тоже равен!
На этом связь со стрелками прекращается, замолкают и пулеметы. А пламя уже добирается до кабины, обжигает нам со штурманом руки, лицо. "Мессершмитты" расстреливают нас в упор. Меня тоже ранило в обе ноги. Левая плоскость от перегрева начинает с треском загибаться вверх.
Подаю команду:
- Экипажу покинуть самолет!
Лисечко выпрыгнул первым, через открытый им люк поток воздуха хлынул в кабину, пламя раздулось, все окутало дымом. Стрелки, по моим расчетам, тоже должны были вывалиться. Пора и мне, еще минута, и будет поздно.
Отстегнув привязные ремни, рванул на себя колпак - на счастье, он не был заклинен, - резко отдал штурвал и оказался снаружи.
Парашют раскрывать не тороплюсь, а то попаду под обломки своего самолета, да и "мессеры" расстреляют.
Наконец раскрываю, осматриваюсь. Подо мной два купола. А где третий? Значит, кто-то не смог покинуть машину...
Прикидываю: приводнимся метрах в восьмистах от Мысхако, туда и придется добираться, до противоположного берега много дальше.
Мысли перебивает рев "мессера", рядом проносится трасса. Перевожу взгляд вниз - товарищей тоже расстреливают стервятники.
"Мессершмитт" снова заходит на меня. Подтягиваю стропы, начинаю скользить и раскачиваться, чтобы сбить у него прицел.
Чем бы это закончилось, гадать не стоит, но вдруг появился спаситель наш "лаг".
А тут и вода. Лямки уже подготовлены для сброса.
Вынырнул, освободившись от парашюта. Теперь вся надежда на спасательный жилет. Порошок сработал мгновенно, жилет наполнился газом, но так же быстро и выпустил его. Оказывается, прогорел.
