Новости разлетаются быстро.

Мы успели добраться до шестнадцатой кляксы и усесться за ближайший свободный столик, но не успели и ноги вытянуть, как едва не пришлось подскочить от раздавшегося громкого и предельно перевозбужденного вопля вбежавшего в зал запыхавшегося гоблина:

– Слушайте! Слушайте! Рядом с Веселым Плуксом орка кончили! Барсом кличут. Его же собственная девка и прикончила! Он только из медблока выполз – а ему бац! Шилом в глаз! У всех на виду! На глазах Матери! Тот орет! А девка его продолжает шилом колоть! Раз за разом! Раз за разом! Он упал – а она что-то орет и продолжает его колоть! Потом встала – и к тридцатому-магистральному! Вся в крови! Страшная! До Гиблого Моста дошла точно. А куда дальше делась – неясно. В Дренажтаун рванула? Ну не в Зловонку же! И не в Клоаку… хотя, говорят, она так психануто выглядела, что вполне могла и в Клоаку спуститься на неадеквате! Такие вот новости! Свежие! Горячие! Бежал два километра считай! Гоблины! Орки! Отсыпьте крошек пищевых в ладонь! Не жмитесь!

Легко выдержав пристальный взгляд Йорки и не моргнув при виде немого укора пустой глазницы Баска, буднично спросил:

– Перекусим перед патрулем? Надо бы – в этот раз целых три часа бродить по двадцать девятому. А я уже, если честно, проголодался.

– Э-э… – сориентировался Баск – Надо бы! По пищевому кубику? И бутылки бы водой пополнить, да шизы в них растворить. Вперемешку с красным фруктом – идеально заходит! Я вот рецепт знаю – таблетка шизы и полтаблетки фрукта. Не так сладко получается.

– Так! – мрачно произнесла Йорка – Оди…

– Опять зайдешь с трахнутого гоблина? – предположил я мирно, медленно осматривая окружающие нас столики и народ.

Клякса как клякса. От нашей ничем не отличается. Даже гоблины, такое впечатление, те же самые – просто перебежали сюда первее нас.

– Нет, лопнуть и сдохнуть. Просто и мирно спрошу. Вот та конченая сука, что кровь и слезы по щекам размазывала – ее вроде как Барс тебе отдал после твоей дружеской просьбы…

– Дружеская просьба и шипы в яйцах – лучше, чем просто дружеская просьба! – вставил оживившийся Баск.

– Она ведь слышала – продолжала Йорка, врезав кулаком по плечу зомби – Слышала, как ты ее себе потребовал. А Барс отдал! Отдал! Потом ты сказал ей еще пару слов, и мы ушли. И вот итог… смертельный итог…

– В чем ты меня обвиняешь? – с нескрываемым удивлением спросил я – В том, что по твоим же словам конченая сука испортила себе жизнь убив конченого козла, а мы при этом не запятнали рук кровью? Так разве это не здорово? Пусть режут и грызут друг друга, напарница. Пусть льют свою кровь, а не нашу. Не жалей их. Не переживай за них. Ты всегда должна помнить главное.

– И что же это?

– Такие как они ничего не забывают и ничего не прощают. А тебе их жалко?

– Нет! Плевать я на них хотела! Просто нехорошо как-то получилось… твои ведь слова повлияли. Она убила Барса из-за твоих слов.

– Нет – покачал я головой – Ты не права. Просто Барс оказался не мужиком, а размазней с низеньким болевым порогом. Понимаешь? Букса – баба! Звероватая и жестокая, но баба! А бабы в своих мужиках в первую очередь видят утес! Скалу, что защитит их от любой непогоды, от любой беды! Скалу, за которой всегда можно спрятаться и чувствовать себя там в полной безопасности! Они верят – их мужик за них жизнь отдаст без раздумий! Насаженный яйцами на мою дубину Барс должен был плюнуть мне в лицо и прорычать: «Пошел ты, с-сука! Это моя женщина! И только моя! Давай! Убивай! Хоть яйца мне выверни! Но ее – не отдам! Мое!» Вот слова настоящего мужика! И услышь я такие слова – тихо бы и аккуратно вытащил шипы из его пронзенных яиц, дал бы ему разок в печень шилом и молча бы ушел! Но что случилось на самом деле? М? Йорка, чего смотришь в стол? Чего молчишь? Что случилось на самом деле? Что там проскулил Барс, ерзая мошонкой по моей дубине?

Тишина… Понурившаяся, странно съежившаяся Йорка согнулась, смотрит в столешницу. За нее ответил Баск:

– Он сказал – бери.

– Да – кивнул я – Он взял и отдал свою женщину. Вот поэтому она его и убила. Потому что ее скала оказалась не скалой высящейся до небес, а глубокой ямой заполненной кислым дерьмищем! Уф!…

Сделав пару глубоких вдохов носом, выдыхая через рот, быстро успокоился. Убрав с голоса рычащие нотки, позвал напарницу еще раз:

– Йорка. Чего замолчала?

Молчит… и снова за нее ответил зомби:

– Она плачет. Я слышу.

– Так… – после короткой паузы, произнес я – Чудится, что не из-за моих слов ты рыдаешь, девица красная, да? Что-то вспомнилось и ненадолго боец расклеился?

Не поднимая лица, Йорка часто закивала.

– Оставить тебя на пару минут одной? А мы пока за едой сходим.

Еще пара кивков, затряслись плечи, она зябко обхватила себя руками, уже не сдерживаясь, шмыгнула носом.

Женщины… что ж у вас все так на эмоциях завязано?

– Я посижу с ней, командир.

Кивнул, вспомнил, что он не видит, продублировал голосом:

– Хорошо. Принесу. Спешить не буду. Успокой ее.

– Сделаю.

– И не забывай ловить обрывки чужих разговоров и сплетен.

– Это само собой! Так и выживал раньше – чего-нибудь услышу, порой и пригодится. А иногда новости пересказывал – за пищевые крошки. Хотя, бывало, что в руку плевали или выбивали уже собранное.

– И знаешь кто именно так с тобой поступал? – полюбопытствовал, вставая.

– Знаю.

– Слышал когда-нибудь – надо не таить зла и прощать?

– Ага.

– Так вот – это полная туфта. Не прощай зла никогда! Воздавай вдвое! За добро – добром. За зло – злом. Запомнил?

– Еще как… да и, если честно… забыть не получается… трудно забыть, когда ползаешь на полу и собираешь выбитые крошки, а тебя пинают… комментируют что с таким задом мужику опасно – могут и трахнуть за углом. Я… я не забыл, командир.

– Одобряю и поощряю твою злопамятность. Сейчас буду.

Когда уходил, Баск обнимал Йорку за плечи. Сидят как птички мрачные бок о бок и молчат. Пусть молчат. Нестрашно. Я знаю – они сильные. И вскоре придут в себя. А если ненадолго позволили себе окунуться в горькое прошлое – так это только к лучшему. Злее будут в настоящем и будущем.

Покупая три стандартных пищевых брикета и две бутылки воды – прощайте пять солов – смотрел на высокий потолок кляксы. На большую полусферу, величаво перемещающуюся под потолком.

Почему?

Почему здесь творится подобное, система?

Почему ты по большей части ограничиваешься ролью почти беспомощного наблюдателя?

Не так. Все не так в этом мире.

Убрав покупки в рюкзак, приобрел два черных шейных платка. Как кольнуло что-то, и я внимательно просмотрел вещевой ассортимент торгспота. Черных футболок не обнаружилось и здесь. Зато имелась в продажа бордовая футболка – а у нас ее не было. Странное снабжение или же что-то вроде лотереи с игровой составляющей. Как часто обновляется ассортимент?

Платки пошли на обмотку рюкзачных лямок проложенных согнутыми вдвое пластиковыми заглушками из тех загадочных блоков. Обматывал быстро, но тщательно, выглаживая пальцами каждый виток. Закончив, осмотрел результат, накинул лямки на плечи… отлично. Совсем другое дело. Пластиковых предохранительных лент у нас хватает – я успел подобрать штук восемь с пола, когда толпа работяг принялась лихорадочно завершать задание. Позднее заставлю Баска и Йорку модернизировать свои рюкзаки. Вроде мелочь. Всего-то лямка узковата. Но стоит прикоснуться к моем плечам – и я ощущаю боль в местах натертых и продавленных узкими лямками. В таких делах мелочей не бывает.

Назад пошел другим путем. Двинулся по периметру, нагружая и без того усталые ноги – восстанавливаться не успевают пока, еще не вошли в кондицию. Поступаю глуповато, но любопытство гонит вперед. Всегда полезно узнать что-то новое – или хотя бы поискать новизну. Оглядывался, прислушивался, оценивал. Обычная клякса. Вся Окраина разбита на коридоры, зоны, блоки и кляксы. Все стандартно. Здесь даже столики расположены так же, как у КЛУКСЕ-17.