И вот теперь он генерал! Таково требование времени. Если позволительно проводить параллели, то это означает, что КБ приравняли к крупному воинскому соединению. Конструкторы, и без того работающие не за страх, а за совесть, теперь и впрямь почувствуют себя мобилизованными. Что ж, пусть будет так. В конце концов дело не в форме, а в сути. Суть же сводится к тому, что на КБ возлагаются большие надежды.

Все же когда кто-то из конструкторов назвал главного «товарищ генерал», Швецов поморщился. Он не был честолюбив и для своих товарищей оставался прежним Аркадием Дмитриевичем. Они, товарищи его, тоже понимали, что там, где замешано честолюбие, нет места чистосердечию. А их главный был человеком большого и чистого сердца.

Как раз в эту пору прошел «госэкзамен» новый мотор на две тысячи лошадиных сил, и конструкторы вместе с рабочими впервые за все годы войны решили отметить радостное событие. При полном параде они собрались в своей столовой, по-семейному сдвинув столы. В прежние времена по такому случаю повара удивили бы их многими чудесами своего искусства, а сейчас каждый получил по миске винегрета, по маленькой булочке в счет завтрашнего талона хлебной карточки да по алюминиевой кружке.

Пришел Швецов, в генеральском, и вместе со всеми приступил к скромной и веселой трапезе. Перед ним поставили стакан, но он воспротивился: «Давайте и мне кружку. Всем — так всем». Ему плеснули немного спирта, добавили воды и, подавая это зелье, потребовали тоста.

Аркадий Дмитриевич встал, добрыми глазами посмотрел на своих товарищей и обычным тихим голосом сказал:

— За то, чтобы нынешняя осень была последней осенью войны.

Не во славу нового двигателя, не во славу всех их сблизившего КБ был его тост, хотя сейчас он был бы уместен, особенно в устах главного, и пришелся бы по душе сидевшим с ним людям. Он коснулся того, что было для них наиглавнейшим, даже важнее любимого дела, и оттого стал им еще ближе.

Конструкторы не просто любили Швецова, они им гордились. Он все знал, все умел, все мог. Вместе с тем они в нем видели не только яркий талант и опытнейшего начальника, а нечто большее, связывавшее с ним лично, соединявшее теми особыми нитями, которые идут от сердца к сердцу. Такое чувство можно испытывать к самому близкому человеку.

Конструкторы знали, что Аркадий Дмитриевич создаст еще не один двигатель, верили, что к нему придут новые награды и почетные звания. Они легко себе представляли его на самых высоких пьедесталах, лишь одного не могли представить: Швецова без КБ и КБ без Швецова. И как бы благодаря его за то, что он с ними, они были готовы по первому его зову пойти на все.

Едва новый двигатель ушел в серию, встал другой вопрос — как увеличить суточный выпуск моторов? КБ вроде бы могло остаться в стороне от этих забот, но на очередном оперативном совещании главный коснулся и заводских дел. Он ни о чем не просил, ничего не приказывал, но конструкторы по его взгляду и тону поняли, что нужно помочь, и предложили свои услуги.

Швецов и сам был таким. Помочь для него означало сделать обыкновенное дело. Это хорошо знали заводские, в трудные времена они всегда рассчитывали на его поддержку.

Так было и нынешней осенью, когда завод получил приказ увеличить выпуск моторов. Солдатов бросил в механические цеха и на сборку все наличные силы, по ночам приходил на участки, подбадривал людей. Особую ответственность почувствовали начальники цехов и мастера: от имени областного комитета партии Гусаров вручил каждому из них конкретное задание, ограниченное определенными сроками.

Последнее слово все же сказал Аркадий Дмитриевич. Он упростил несколько деталей двигателя, убавил количество новых технологических операций. Многие процессы стали менее сложными, и с ними свободно справлялись даже подростки, только что пришедшие из ремесленного училища.

В октябре Солдатова вызвали с докладом в Государственный Комитет Обороны. Возвратившись на завод, он созвал митинг, при огромном стечении народа поднялся то ли на ящик, то ли на бочку и произнес горячую речь. Были в той речи и такие слова: «Неоценимую помощь заводу в эти напряженные дни оказал главный конструктор, генерал-майор авиационно-технической службы, Герой Социалистического Труда товарищ Швецов Аркадий Дмитриевич…»

Тысячи людей всем сердцем откликнулись на эти слова.

Вспоминает жена Аркадия Дмитриевича:

«Как-то во время войны к нему домой пришел корреспондент из Москвы. Ушел он далеко за полночь. Очевидно, Аркадий Дмитриевич что-то рассказывал ему о себе, но думал явно о другом, о чем свидетельствовала скатерть, вся разрисованная карандашом. И чего только там не было — весь животный мир.

— Кто догадался так испортить скатерть? — спросила я, увидев утром это художество.

— Прости, — сказал Аркадий Дмитриевич, — это сделал я, мне нужно было отвлечься от его вопросов и обдумать одну деталь для новой машины».

Дотошным корреспондентом, надумавшим «разговорить» Швецова, оказался писатель Семен Розенфельд. Почти два месяца на заводе работала выездная редакция «Правды», здесь он сотрудничал. Приближалась двадцать седьмая годовщина Октября, и ему хотелось рассказать читателям о главном конструкторе.

Корреспондент был вознагражден за свою решительность. Встретившись с Аркадием Дмитриевичем в КБ и дома, он написал небольшой очерк «Наш конструктор», который появился в выездной «Правде» седьмого ноября.

Спокойные светлые глаза, тихая речь, на груди только Золотая звезда — таким предстал перед незваным гостем Швецов.

— Собственно говоря, мы ничего не изобретаем, — ошарашил своего собеседника главный. Видно, он еще надеялся, что разговор удастся свернуть.

Кто знает, что ему возразил корреспондент? Но уже следующая фраза Швецова наводила на размышления:

— Мы только совершенствуем. Наша задача — беспрерывно улучшать конструкции.

Не прошло ли мимо ушей газетчика окончание этой мысли? Ведь было бы естественным услышать от главного, что задача состоит в том, чтобы беспрерывно улучшать свои конструкции. Впрочем, интервью ведь давал Швецов, он всегда избегал личных местоимений. Ну, а то, что остались неупомянутыми совсем новые конструкции, не вина корреспондента: в военное время об этом не говорят.

— Главное — чтобы агрегат был меньше и мощнее, — продолжал свою мысль Швецов. Можно быть благодарным корреспонденту, который записал следующую его фразу, четкую, как формула: — Максимально уменьшенные габариты, максимально увеличенная мощность.

Это сверхзадача конструктора авиационных моторов.

И еще одна важная мысль прозвучала в том разговоре.

— Надо так конструировать, — говорил Аркадий Дмитриевич, — чтобы к моменту серийного выпуска агрегат не устарел. Надо предусмотреть то, что может понадобиться в течение ближайших двух-трех, а может быть, и четырех-пяти лет.

Уметь предвидеть — как это важно! Сколько двигателей, построенных даже маститыми конструкторами, так и не увидели серии! Сейчас уже ничто о них не напоминает, разве миниатюрные модели, стоящие под стеклянными колпаками в самодельных музеях КБ. А все потому, что проекты были без загляда в завтрашний день. Вот и умерли они под натиском времени.

Да, великое это искусство — предвидеть будущее, без него конструктор не конструктор. Причем оно необходимо не только тогда, когда приходит время браться за новый проект, а повседневно. Верно, можно работать и по заданию свыше: дескать, нужен двигатель с такими-то данными. Но куда интереснее самому нащупать новую тенденцию, предвосхитить время. Интереснее и значительно сложнее — потому что нужно умение предвидеть.

Когда наступил новый, сорок пятый, год, Аркадий Дмитриевич, не оставляя текущих дел, был поглощен идеей такого двигателя, который бы надежно и быстро переносил воздушные корабли в самые дальние дали. Все чаще ему вспоминался очень давний, но не забытый разговор с покойным Фридрихом Артуровичем Цандером в старом московском сквере…