– Чур меня! – тот от него отпрянул и перекрестился.

– Где продюсер? – принялся требовать Иван, словно пыльным мешком ударенный. Он грозно обратился к Добрыне: – Кто здесь главный?! Дайте мне позвонить! – И стал завязанными руками трясти.

Добрыня нахмурился и направился вытаскивать из стены свой боевой меч. С мечом он подошел к Ивану, грозно на него посмотрел – и вдруг...

– Глазам не верю! – вскрикнул поменявшийся в лице Добрыня Никитич. – Ты – сын Ильи!

У Ивана на пальце блеснул огнем перстень-печатка, подаренный старцем. Заметил его Добрыня и показал свой – точно такой же. Солнце на нем лучами золочеными играло. Перстни были совершенно одинаковыми. Иван пригляделся: точно – словно в одном ювелирном бутике куплены.

Испугались стражники, что промашку сделали – не того за чужака приняли, – стали пятиться. Кто ж знал, оправдывались гримасами, что этот парень – сын Ильи Муромца? На нем же не написано. А вел он себя очень уж странно... Разве что головой ударился.

– Как величать тебя? – спросил Добрыня у Ивана и стал ему мечом веревки на руках перерезать.

– Иваном, – обрадовался тот и расслабился. Наконец-то адекватного мужика встретил. И, забывшись, вильнул хвостом. Заметив испуганную физиономию боярина, он спохватился и спрятал хвост в штаны. И вовремя. Потому что Добрыня Никитич решил представить его собравшимся.

– Встречайте, люди добрые, Иван – сын Ильи Муромца! – прокричал Добрыня и обнял Ивана. Бояре одобрительно загалдели, стали чарками чокаться и за здоровье сына Муромца пить. – Ты где пропадал? – по-дружески хлопнул Добрыня по спине Ивана. – Мы думали, что ты сгинул.

– Ну, – принялся искать ответ Иван, стараясь выкрутиться без потерь, – я там... путешествовал, – внезапно пришла ему в голову идея. Очень неплохая, между прочим, на нее и раньше многие «покупались». – Учился еще. Повышал мастерство. То да се...

Он постарался скрыть свое смущение от незнакомой мало привычной обстановки. Чаще такие декорации Иван видел на разных съемках. Студии были оформлены под расписные терема. Он поднял глаза и огляделся – нет, ни камер не видно, ни помощников режиссера, ни артистов. На съемочной площадке обязательно кто-нибудь знакомый промелькнул бы и его узнал, за автографом бы подошел. Да и запахи... Он принюхался. Ароматы дорогущих блюд. Жареные лебеди на столах. И массовка знатная, на одежду старинную не поскупились. Наверняка из бюджета фильма вылезли. Или это не фильм вовсе? Неужели придется поверить, что это сказка?

– А вот и Варварушка, жена моя! – прокричал довольный Добрыня в сторону открывшейся двери.

Иван сначала обрадовался, что ему больше не придется оправдываться, где он был и что делал. Но, увидев идущую к ним женщину, почувствовал приближение опасности. Ее красота была холодная и отталкивающая. Тонкие губы сжаты, серые стальные глаза насквозь пронзают, а царственная осанка невольно заставляет согнуться. Не гостеприимная, видимо, хозяйка была Варвара, не то что ее муж. Но Иван здесь и не собирался задерживаться.

– Здрасьте, – кивнул он деловито Варваре. – Прекрасно выглядите! – Какой-никакой, а комплимент любой красавице лучше сделать, пока она сама чего не наделала. Скандал устроит или еще чего хуже. Вдруг набросится на непрошеного гостя! С таким видом – запросто. – Очень красивый у вас халат... платье... ну вот это, – он ткнул пальцем в ее дорогое одеяние, – что на вас надето...

И что с Иваном случилось? Раньше он с молодыми девчонками не тушевался, быстро общий язык находил. А тут запнулся и сконфуженно замолчал.

– Это Иван, сын Ильи Муромца, – между тем радостно говорил Варваре ее муж Добрыня Никитич. – Узнаешь? Похож на отца – богатырь! – И он по-отечески потрепал Ивана по волосам.

Иван только и смог что плечами пожать. Ну да, так и есть, этот он самый – сын Ильи.

– Что ж ты, Добрынюшка, гостя изводишь? – прищурилась Варвара. Но голосом таким ласковым сказала, что никто не заметил ее волнения. – Он же с дороги...

– И то правда, – развел руками Добрыня. – Устал Иван наш. Отвести добра молодца в опочивальню!

Бояре закивали: мол, правда ваша – сначала спать уложи, потом накорми, а в последнюю очередь расспрашивай. Или накорми, уложи – но вопросы все равно на потом оставляй. Довольная Варвара кивнула Добрыне и взяла Ивана под руку.

Она быстро вывела его из шумной трапезной. Двое стражников пошли за Варварой как привязанные. В длинном темном коридоре Иван решил начать действовать. Ладно там богатырь – мужик боевого вида и темперамента, а тут женщина – натура жалостливая и мягкая, на уговоры больше податливая.

– Женщина, – обратился к Варваре Иван – и вовремя одумался: тетки-то не любят, когда к ним так обращаются. Чем моложе назовешь, тем лучше будет результат. – Девушка! Я тут подумал – не нужно мне в опочивальню. Вы просто такси мне вызовите, а то...

Варвара словно его не видела, к стражникам повернулась.

– В подземелье его! – и голосом таким произнесла, что он вздрогнул.

А стражники и рады стараться – потащили Ивана куда-то.

– Вы чего творите, женщина?! – закричал он на весь терем в надежде, что Добрыня Никитич, друг его отца, услышит. Только в столовых хоромах снова шальная музыка заиграла, и хмельные бояре загудели. – Какое подземелье?! Э-э-э, не слушайте ее! – принялся Иван отговаривать стражников. – Вождь сказал – в опочивальню!

Только стражники, как каменные истуканы, дальше топали и мрачными физиономиями выразили полную готовность слушать зловредную бабу, а не доводы пленника.

Но полагаться на судьбу-злодейку Иван вовсе не собирался. Если эти чудилы думают, что они в сказке, то он им подыграет. Когда-нибудь это представление закончится, и он им все припомнит. С его-то мозгами придумать ответный прикол не составит труда.

– Вы об этом пожалеете, – пригрозил Иван стражникам, тащившим его по длинному темному коридору.

Как в поговорке – чем дальше, тем страшнее ему становилось. Музыка из столовых хором совсем стихла, голоса больше не слышались, да еще такая темень подступила – как с закрытыми глазами идешь. Впрочем, Ивану путь не надо было искать – его волокли стражники. Он терялся в догадках – чем насолил Варваре, раз она так жестоко с ним поступила?! И пяти минут он не простоял перед Добрыней, как успел стать ее врагом. Или она действовала по принципу «Вали кулём – потом разберём!»? Но с каждым шагом Иван убеждался в том, что может задержаться в мрачном подземелье надолго. Испуг толкал его на активные действия. Пару раз он попробовал вырваться, пару раз пообещал горы золотые. Но на этих конкретных Варвариных холопов никакие его уговоры не действовали.

В подземелье, в его непроглядной темноте, таились зловещие призраки. Длинный коридор терема плавно перешел в тюремный. Помещения стали меньше, потолки ниже, появились решетки по бокам – камеры, в которых содержались пленники. Чем они не угодили жене князя, понять было трудно. Иван обратил внимание на странную тетку в лохмотьях, прильнувшую к решеткам и вперившую любопытный взгляд в нового пленника. Иван инстинктивно отшатнулся от нее: вдруг вытянет когтистую руку и зацепится за него – так отчего-то подумалось. Только в той стороне, куда он шагнул, из тьмы загорелись два желтых глаза. Не человеческие глазищи! Ужас! Тьфу-тьфу!

Стражники подхватили шарахающегося в стороны пленника и потащили дальше.

– ...У меня дядя полковник: один звонок – и вам не поздоровится, – попытался он припугнуть их, все еще не теряя надежды каким-то непостижимым образом выбраться отсюда.

Разумеется, никто не обратил внимания на его слова. Вместо этого стражники приволокли Ивана на самый нижний ярус подземелья. Духота, сырость, запахи похлеще, чем на помойке, – и тишина. Кандалы чьи- то забренчали тоскливо, напоминая аккорды шансона. Огляделся Иван, но толком рассмотреть ему ничего не удалось. Настенный факел еле коптил, больше сам себя освещал и здоровенную толстую фигуру еще одного Варвариного опричника. Видимо, главного здесь.