Пока он носил воду, поленья почти прогорели. Подбросил еще охапку дров, прикрыв камин чугунной заслонкой, что открывалась и закрывалась на две створки в разные стороны. Потом вынес бутылки, подмел чердак, собрав сухие листья, бросил в огонь. После этого занялся разбором вещей: выбрал постельное белье, одеяла и матрасы, сложил их отдельно, собрал одежду, аккуратно развесив на чердаке на шестах для веников, сдвинув шесты к стене. Всю прочую мелочевку: книги, игрушки, шкатулки сложил в пространстве между сараем и баней. Выбрал необходимую посуду, разложив в шкафу, остальную оставил там же, куда складывал ненужные пока вещи.
Наконец, мать позвала его. Она принесла на кухню стулья, постелила на стол скатерть и прибралась. Стало уютно. От печи шло тепло. Мать поинтересовалась, чем он занимался, но, когда он начал рассказывать, заметил, что она почти не слушает его. Мать отстраненно разложила в тарелки макароны и колбасу, и так молча, не разговаривая друг с другом, сели за стол.
Некоторое время дружно ели.
– Кирюш, я что-то переживаю за Александра, – наконец, начала она. – Телефон не отвечает. Может, по дороге что случилось? Не в себе был, мог в аварию попасть.
– Мам, ну ты хоть сейчас его не оправдывай! – Кирилл почувствовал, как в нем закипает возмущение, Мать жалела человека, который просто выкинул их на улицу, как щенят. – Что с ним может случиться? Наслаждается, что нас нет. Ненавижу его!
Кирилл отвернулся, размазывая по лицу тыльной стороной ладони увлажнившиеся глаза.
– Кирюша, не смей так говорить! – прикрикнула на него мать, съежившись и опустив плечи. – Если что-то случится, ты об этом очень пожалеешь!
– Мы с тобой сидим, как два дурака, а они там смеются над нами, – фыркнул Кирилл, бросая ложку. – Мама, ну ты представляешь, они сидят в нашей квартире… Там, где мы сидели с папой, ходят по полу, по которому он катал меня на спине… Или жрут блины и радуются, что Ирка теперь пристроена.
– Бывает, что люди переезжают, – ровным голосом ответила мать.
– Они разговаривать с нами не хотят! – рассмеялся Кирилл. – Зачем ты квартиру ему разрешила продать? Ну и пусть бы убили его! Он нам даже про дом наврал, будто ездил его смотреть! Он не смотрел! Он даже не знал, где он находится! И врал мне, глядя в глаза! – вспомнил Кирилл. – А говорил: ой, дом в Черемушках, пригород, на землю новую квартиру купим, рассказывал сказки, как все классно, замечательно, здорово, а где, покажи? – Кирилл скрипнул зубами, сжимая вилку до боли в суставах. – Если бы тут не нужен был врач, кто бы нам помог? Слышала, что Матвей Васильевич сказал? Мы не первые! А представь, если бы нас привезли в полуразрушенный и заколоченный дом, мимо которых проезжали? Наверное, просто испугались, что ты подашь на них в суд. Все же, ты не какая-то работяга. А, может, этот блондинчик пригрозил, с него станется.
Кирилл отрешенно уставился в тарелку, с ужасом думая о том, что все могло быть много хуже.
– Тех, кто может подать в суд, обычно убивают, – согласно кивнула мать, словно опять прочитав его мысли. – Если честно, я даже не представляла себе, как это все могло быть, а когда мимо заколоченных домов проезжали, представила. И все же… Знаешь, Кирюш, – она ненадолго задумалась, – а я рада. Сама бы я на переезд в деревню никогда не решилась. И пусть он предал нас, но зла не держу. И ты не держи.
– Я не хочу больше о Сашке говорить, он мне не брат, – отрезал Кирилл. – Я вырасту, заработаю много денег, и киллера найму, чтобы его убили. Папа ему фирму для нас оставил, а он нас обворовал! Я его ненавижу! Ненавижу!
Кирилл вдруг почувствовал, что ему становится легче. Боль, которую он держал в себе, выходила наружу с его высказанной ненавистью.
– Ты как Сашка, он не помнит про нас, а ты все плохое пытаешься забыть. Я видел, как он таскал тебя за волосы, в лицо плевал, как ударил тебя в прихожей, головой об стену! И пусть убьют его! Или ты хочешь, чтобы он еще и тут нас изводил? Да пусть он сдохнет! Сдохнет, как тварь подзаборная! Сволочь он, ненавижу!
Кирилл вскочил, нервно подойдя к окну. Уперевшись рукой в косяк, уставился в непроницаемую темноту за окном. Его трясло, руки его дрожали, слезы бежали сами собой – и он ничего не мог с собой поделать. Его вдруг охватила глухая ярость.
Мать оставила еду, подошла сзади и погладила. Кирилл отмахнулся. Тогда она с силой схватила его руку и прижала к себе, не давая вырваться.
– Кирюша, сейчас же замолчи! – она говорила горячо и в самое ухо, погрозив пальцем перед лицом. – Люди иногда болеют. Может быть, у него травма, о которой мы не знаем? Может, загипнотизировали его? А кто ему поможет, кроме нас? Ну, все, все! Все! – мать держала его и гладила по голове. – Подумай, почему люди попадают в секты и ведут себя, как наш Сашка? Как будто булавку ему в голову воткнули… Мне бы раньше об этом догадаться, – укорила она сама себя.
Кирилл уже не плакал, но всхлипывал заложенным носом. Он насторожился при слове «булавка». Чувство тревоги кольнуло в самое сердце. Он вдруг обрывочно вспомнил свой сон, и незнакомые лица мелькнули перед глазами.
– Почему ты это сказала? – серьезным голосом спросил Кирилл.
– Что сказала? – не поняла мать вопроса.
– Ну, про булавку? – пояснил Кирилл.
– А-а-а! Сказка такая есть про Финиста ясного сокола, – мать вздохнула и потянула его за собой за стол, усаживая. – Там жена втыкает Финисту в голову булавку, и он забывает о самом дорогом, о девушке, которую любил.
– Странное чувство, как будто не сказка это, а моя жизнь, – с горечью усмехнулся Кирилл, хлюпнув носом. – Во сне я что-то видел, как раз перед тем, как нам сюда уезжать. Странный был сон, подробности не помню, но такой реальный, будто все на самом деле происходило, как в жизни.
– Кирюша, ну хоть ты меня не пугай! – умоляюще воскликнула мать. – У нас Сашка ненормальный, если еще ты будешь ненормальным, я не вынесу!
Рассердившись друг на друга, продолжили ужинать. Кирилл с матерью согласиться не мог, хоть и отошел от обиды на нее. И когда вдруг почувствовал, как мать мягко дотронулась до его ноги под столом, не сдержался.
– Мам, – он оттолкнул ее. – Не приставай, ты не заставишь меня Сашку любить!
– Что? – вскинулась в недоумении мать. – Я пристаю к тебе?
– А зачем ты мне ногу трогала? – сердито разошелся Кирилл. – Ну не делай вид…
– Я? – мать подняла скатерть и заглянула под стол. – Ой! – глаза ее удивленно округлились.
Кирилл тоже заглянул под стол.
Из-под стола на него таращился огромный кот. Черный, как смоль, и пушистый, как кавказец. С минуту кот и Кирилл сверлили друг друга взглядом. Хвост кота качался из стороны в сторону, ударяя по полу. Кирилл вздрогнул, когда кот вдруг подмигнул и как-то неестественно, будто бы ухмыльнулся, сверкнул недобрым красноватым угольком в другом глазу.
– Это не кот, посмотри на него! – мать всплеснула руками, озадаченно прижав их груди, очевидно, испытывая те же чувства. В сомнении покачала головой. – Это пантера! Или пума. Может, рысь? Тут лес недалеко.
– Мам, для пантеры он толстоват и маловат. Иди сюда! Кис-кис!
Кирилл протянул руки, но кот попятился и отпрыгнул назад без разворота. Кирилл отодвинул стул, полез под стол и… кота нигде не было.
– Мам, куда он девался? Это какой-то неправильный кот…
– Не знаю, – мать тоже начала поиски кота. – Кис-кис-кис…
Но кот как сквозь землю провалился, исчезнув у них на глазах.
– Мам, пойдем спать, нам вставать рано, – Кирилл, наконец, прекратил поиски кота. – Я в бане нам приготовил, найдем его завтра, может он под полом?
– А я все думала, откуда это удивительное ощущение, что за мной наблюдают, – задумчиво проговорила мать. – Это, наверное, он нас встречал. Интересно, давно он тут? Явно не голодал. Жаль, что молока не взяла и колбасы не осталось.
– У меня тоже такое чувство было, – признался Кирилл, зевая. Разговаривать ему не хотелось, он устал, глаза слипались. Наверное, было уже далеко за полночь. – Мам, я спать хочу!