— Дорогая, мне нужны деньги, — снова ласково пропел мужчина, а я чуть слюнями своими не подавилась от его слов.
Надеюсь это шутка или просто сон! Он ведь понимает, что я ему никогда в жизни помогать не буду? Или только я это понимаю?!
— И что ты хочешь от меня? — Не сдержавшись, я истерично засмеялась, осознавая всю комичность этой ситуации. Я ведь правильно поняла его намеки? Антон хочет, чтобы я ему дала деньги?!
— Дельфинка, повторюсь, мне срочно нужны бабки.
И вот тут я уже всеми фибрами души испугалась. Мое тело пробила настоящая дрожь и меня затрясло. Как он сейчас меня назвал? Только Лазунков смел называть меня так, причем только тогда, когда мы находились вдвоем. Из этого можно сделать вывод, что Антон следил за нами. Как такое возможно, а главное где и когда, твою мать?!
Перед моими глазами начали мелькать картинки моментов, когда мы были вдвоем. У него дома, на приеме, и снова дома. Черт, где?! Он же не мог быть на приеме, это не его поля ягодка!
— У меня нет денег, — сжав зубы, прошипела я, запустив ладонь в волосы, представляя, как он приперся к Вике, начал клянчить деньги и искать меня. Мне уже заочно стало стыдно за поведение своего бывшего гражданского мужа перед подругой.
— Камон, детка, — в голос заржал молодой человек. — Скажи мне еще, что ты не трахаешься с Лазунковым и он совершенно не дает тебе денег. Не смеши меня.
— Моя личная жизнь тебя не касается…
— Да мне глубоко срать с кем ты и где трахаешься, — прорычал Антон в трубку. — Мне нужны деньги и срочно, либо продавай свою жалкую квартирку, либо возьми у своего Буратино.
— Я тебе не дам ни копейки! — На исходе выкрикнула я и хотела бросить трубку, но он сам долго не стал тянуть разговор.
— Окей, твое право, я тогда сам попрошу у твоего хахаля, если ты не хочешь по-хорошему.
Больше Антон не сказал ни слова, а просто отключился. Он действительно думал, что я ему вот прямо возьму и высыплю горку денег? Как же он решил выбить деньги из Дмитрия, что собрался делать? На что ему нужны деньги? Хотя меня это никак не должно было волновать.
Я сидела в недоумении еще полчаса, поражаясь всей это истории и сомневаясь в том, что мужчина так быстро и легко отцепился от меня. Что-то тут не чисто… Вика спустя несколько минут после звонка написала, что все хорошо с ней и что Антон ушел, попросив набрать ее, когда смогу.
В дверь неловко постучали, обрывая все мои мысли, а затем дверь приоткрылась, сначала показалась бутылка какого-то спиртного напитка, а затем голова со светлыми волосами.
— Можно? — Смущенно проговорила Лера, выглядывая из-за двери, топчась на месте.
— Да, конечно, заходи, — устало улыбнулась я, моля Бога, чтобы она снова не начала мне заливать про Дмитрия, его любовь и прочую ерунду.
Сестра Дмитрия тихонько зашла и прикрыла за собой дверь.
— Я пришла мириться, прости меня, — чуть улыбнувшись, произнесла Лера, опустив глаза, снова переступая с ноги на ногу, топчась на месте. — Повела себя глупо, просто…
Я не дала договорить девушке, деликатно перебив ее.
— Лер, давай не будем, я сама вела себя некорректно, грубила, мне тоже очень стыдно, поэтому давай просто забудем.
Девушка улыбнулась мне и одобрительно кивнула, присаживаясь на кровать и протягивая бутылку мне в руки.
Не знаю, сколько времени прошло, но разговаривали мы долго. Шампанское дало о себе знать и обеим развязало языки. Не помню, как я умудрилась рассказать ей все про себя, про свою жизнь, сына, бывшего мужа, с которым я разговаривала буквально несколько минут назад, про то, как умудрилась стать проституткой.
Нет, я не жалела себя. Это чувство давно забыто. Год назад Вика заставила меня принять себя, свою жизнь, отказаться от жалости к себе и быть сильной. Я старалась. Действительно старалась. Забыла, что такое слезы, но с появлением Дмитрия и всех этих проблем, я снова вспомнила, снова заплакала, снова начала чувствовать боль, страдания и слабость.
Год… да что такое год? Это всего лишь небольшой промежуток времени, который казался мне вечностью. А что изменилось? Я стала черствой проституткой, раздающая себя направо и налево. Да, теперь у меня есть деньги, но какой толк от них, если у меня ничего в жизни не осталось? Ни родных, ни друзей, ни мужа, ни сына. Все ценности, которые двигали мной всю жизнь, просто исчезли, оставляя меня один на один с собой и проблемами. Что с этими деньгами я буду делать, ведь даже потратить их некуда. Только шмотки и развлечения. А дальше что? Какие ценности у меня сейчас? Да никаких!
Мы много плакали, иногда переходили на повышенные тона, бурно что-то обсуждая, иногда на шепот, делясь друг с другом чем-то важным. Казалось, что мы пытаемся выплеснуть всю ту энергию, накопившуюся за последние годы. У Леры тоже жизнь не такая уж и сладкая, похлеще моей будет.
— Будучи пятилетним ребенком у папы возникли большие проблемы на работе. Его фирма была в шаге от разорения и все партнеры запросили большую компенсацию. Я не особо вдавалась в подробности, ведь пятилетнему ребенку это все было не интересно, а сейчас мне никто не хочет и не собирается рассказывать. — Лазункова пожала плечами и грустно хмыкнула. — В итоге, он продал фирму за копейки и смог выплатить всем, кроме одного, у которого был самый большой долг. Отец требовал рассрочку, хотя бы частями отдавать, но тот, ни в какую не шел на контакт. Сначала у нас отобрали дом, машину, мы остались одни, стоя под дождем босяком на Ленинском проспекте. — Меня забила мелкая дрожь, представляя всю эту картину. — В то время Дима разрабатывал какой-то проект, который согласились купить за неплохую цену. Все надежды были устремлены только на него, отец ничего не мог сделать, мать тоже, а уж я тем более.
— Сколько тогда было твоему брату лет? — Удивленно спросила я, допивая остатки шампанского из бокала.
— Десять, — грустно усмехнулась сестра, пытаясь унять дрожь и не просившиеся наружу слезы. — Диан, ему было тогда всего лишь десять лет.
Я округлила глаза, представляя, как маленький гений-Лазунков, приходит в крупную компанию, представляет свой проект и инвесторы готовы его купить. Да это же невозможно!
— Получив деньги, мы тут же отдали часть тому партнеру, а на вторую собирались первое время перекантоваться в каком-нибудь самом дешевом хостеле, но ему было мало. Он хотел все деньги получить и прямо сейчас.
— Господи, у людей вообще есть человечность?! — Воскликнула я, приподнимаясь с кровати, но затем тут же садясь обратно.
— Нет, Диан, у людей, у которых есть деньги — человечности быть не может! Мало того, когда он понял, что у нас нет денег, и мы ничего не можем ему предложить, так как он все и так у нас забрал, то он похитил меня. Запер в каком-то подвале и вымогал у отца деньги. — Я округлила глаза и тут же тошнота подступила к горлу, представляя маленького ребенка, запертого в подвале, который плачет и скулит, чтобы его выпустили. Лера аккуратно положила свою ладонь на мою, слегка сжимая ее и горько улыбнувшись. — Нет, ничего ужасного тогда не произошло, меня исправно кормили, выгуливали, даже какой-то дядя, который вечно за мной смотрел, иногда позволял мне поиграть в камешки. — Лера истерично засмеялась, понимая всю комичность и абсурдность той ситуации, что для ребенка тогда уже за счастье было, что он кушает, гуляет и играет. — Меня спасла банальная полиция, и то, Дима тогда им все выложил на блюдечке, где я и что я, просто потому, что он был еще маленьким, он побоялся идти один напролом против большого количества бугаев. Только благодаря нему я жива, живы мы все и живем довольно хорошо. Всегда в достатке, Дима всегда присылает нам деньги.
Я тяжело вздохнула, а на глаза навернулись слезы, видя, что у девушки они давно уже потекли.
— Наверное, поэтому Дима такой грубый, черствый, одинокий, он привык быть один и все делать сам.
— Как ты это пережила?
— Никак. Меня до сих пор иногда мучают кошмары, а перед глазами стоит тот ужасный, грязный и сырой подвал.
