— Потому и называется «Солнечный» — от солнца нагревается, зреет, сладким становится…
Алеша оторвал ягодку и стал ее рассматривать: на кожуре следы пальцев так четко отпечатались, как криминалисты не снимут. Он с наслаждением ел сладкие плоды. Во рту, в носу разливался нежнейший аромат, — что там твои духи, — опьяняющий запах.
Степан Егорович любил именно этот сорт винограда и насадил на своей усадьбе кустов предостаточно. Тем и жила дедова крестьянская семья в военные годы, что трудом своим кормилась с корня, да еще и доходы имела.
— Дедушка, а этот виноград спелой земляничкой припахивает. Какую прелесть создает природа!
— Природа, говоришь? Это верно, природа! Но в этот, мускатный, еще и душа моя, и сердце вложены. Труд радостный много значит. Потому и работаешь — не устаешь. Подневольный труд никогда таких добрых плодов не приносил. Виноград — лучшее, что смогла сотворить природа для человека. Но сколько труда надо вложить, чтобы ягодки сизыми стали. Как только припудрятся нежной пыльцой, значит, пора к сбору готовиться. За хороший уход всегда отблагодарят тебя нежные ягодки.
— За то, наверное, человек и любит виноград больше всего на свете, — поддержал внук доводы деда.
— Виноград — само собой. Эта фрукта сезонная, долго не сохраняется. А вот вино из него можно годами хранить, умеючи, конечно. С ним ничего не сделается. Наоборот, старое вино крепче молодого, и цена ему выше.
— Дедушка, вот вы меня угостили вином, достаточно много выпил, вволю, можно сказать. Но я совсем не хмельной, а на душе так легко и приятно…
— То-то и оно! Приятно, легко! Люди водку пьют, убивают здоровье, придумали себе настоящую смерть. А сколько людей гибнет от самогона вонючего. Это же отрава, в самом деле, сивуха гадкая. И никто не задумывается, сколько горя приносит пьянство!
— На фронте спирт давали бойцам, дедушка.
— Не знаю, зачем давали, — заворчал дед, — может, надо было от холода согреть людей, а может, для храбрости угощали. Но я бы никогда ни спирт, ни водку не пил… Другое дело, чистое виноградное вино! Здесь не допускается никаких примесей. Потому и называется «сухое». Виноградный сок — это же кладовая нужных для тела жизненных сил. Потому оно и полезно для здоровья человека, сынок! Душа отдыхает, поет, когда стаканчик хорошего вина выпьешь.
— Да, это верно! Мне так хорошо, дедушка, усталость с дороги прошла, как не бывало! Тепло, уютно после мускатного!
— Я читал: древнегреческий бог Бахус воспевал вино! Не зря воспевал. Это же здоровье, радость, хорошее настроение… Но никто и никогда не воспевал водку! Люди скорее проклинают ее, чем хвалят.
— Дедушка, а у кого много вина, куда его девают? Здесь же глухая деревня.
— Чудак ты человек. Молодой, военный. Вино всегда было главнейшим продуктом купли-продажи. Виноделы несут радость людям, а деньги на хозяйские нужды тратят, на хлеб да на одежду расходуют… Ты думаешь, откуда эти кирпичные дома взялись? Вон какие хоромы стоят! Посмотри, почти в каждом доме винодельни, да погреба понастроены. В некоторых — бочки стоведерные стоят, а то и более… Здесь немецкая колония на пустынных холмах когда-то обосновалась. Еще при Петре Великом первые поселенцы были. Это они по всем пригоркам, да по угорам и низинам виноградники насадили. Труда вложено столько, что ты себе представить не можешь. Жили они до войны много лет, веков, можно сказать, из поколения в поколение передавали свои плантации, свое мастерство виноделия. Вино продавали. Через торговлю все у них было: и хлеб, и скот, и птица. Свиней откармливали на отходах, прилично одевались и праздники устраивали. А лошади в упряжи — одно заглядение было… Я приехал сюда еще до войны — удивлен был, как люди хорошо живут. Но работать они умеют! Лодырей не терпят! Дружные, прекрасные люди! Поселился я здесь, в Либендорфе, без всяких хлопот. Тогда так деревня называлась. Сначала бочки делал. Дубовая бочка долго служит, а вино в ней не портится, аромат в ней не пропадает… Сделать такую бочку нелегко: подгонка точная нужна и обручи надежные. Потому и платили хорошо…
— Дедушка, а где дуб брали для бочек? Здесь, в степи, не растет ведь.
— Немцы сами заготавливали колоды, привозили издалека. Заказывали, покупали где-то… За хорошую бочку мне бочку вина давали. Вином расплачивались. Я делал чаны, большие бочки и маленькие бочонки. Помоложе был тогда! И всякий раз хорошо платили…
— А сейчас здесь немцы есть?
— Нет, браток, ни души! Выслали несчастных, всех под гребенку. Разорили, искалечили семьи. Жаль было смотреть, что с ними творили… И все из-за того, что мы с немецкими фашистами воевали.
— А куда же их выслали, деда?
— Не спрашивай, не знаю! Конечно же, в тыл, подальше от фронта, на восток, в Казахстан да в Сибирь, наверное. А плантации загубили. Колхозы устроили. Ухода не стало. Половина посадок виноградника посохла, половина — выкопана. Растащили по кустам ночами. Сейчас глянь на угоры — облысели они, пусто! Только в низинах еще кое-где осталось…
— Шла война! Я думаю, теперь восстановят разграбленное, наведут порядок, деда?
— Не знаю, не знаю, может, наладится все, только вот что я тебе скажу: здесь нужен очень хороший хозяин, без этого ничего не получится…
— Ну, вот вы, дедушка, пожилой человек, работать трудно, чем же вы живете теперь, после войны?
— Без работы нельзя, сынок. Я работаю в колхозе, сколько могу. Здесь артельная мастерская есть. Там бочки, двери, рамы делают. Я там сторожую, подрабатываю немного, а дома — виноделием занимаюсь.
— У вас много виноградного вина бывает?
— Помоложе был, в погребок две-три бочки закатывал, а то и больше бывало!
— А потом что с этим вином? — допытывался внук.
— Возил на базар вино. Оттуда — денежки в кармане, да покупки всякие. Так и жили, как могли, кормились, да и сейчас трудно, но перебиваемся: хлеба постоянно не хватает, обносились за время войны. И купить-то нечего. Все так мучаются. Не думай, что я жалуюсь, нет. Мы своим трудом себе на жизнь зарабатываем. Живем, как видишь, с голоду не сдыхаем…
— А на чем вы вино возите? Далеко, наверное?
— В здешних местах коров запрягают, если волов нет или лошади. Я смастерил тележку, на ней бочка с краном, там, в погребе, стоит. В нее двадцать ведер вмещается. Запрягу, бывало, буренку, бабушка плачет: «Куды ты ее, бедную?..» А что делать! Дня за два доеду. А на базаре — дело скорое! Налил кварту — денежки в карман…
— Ну и сколько за двадцать ведер выручка была, дедушка?
— А по-всякому. Цена на вино год на год не приходится. От урожая зависит…
— А сколько все же, дедушка?
— А вот, считай: литровая кварта двадцать рублей стоила. Это же почти задарма. Деньги и сейчас ничего не стоят. Вино многие продавали. За бочку тысячи три — три с половиной, случалось. Купишь чего самое необходимое, да и половину денег на базаре оставишь. Булка хлеба в войну сто рублей стоила, да и сейчас не дешевле…
— Ничего, деда, скоро хлеб будут свободно продавать. Не будет карточек. Жизнь постепенно наладится…
— Конечно, наладится. Да когда же это будет! А пока на кукурузной мамалыге сидим. Вот уже сколько лет хлеба вволю не видели.
— Но все же вы не голодали?
— Нет, голодовки не было, не голодали, это правда, потому, что работали, огород кормил, живность держали. Но виноград я любил растить больше всего. От урожая до урожая пробивались…
— Дедушка, здесь, в Привольном, фашисты были?
— Армия здесь не проходила, но когда пронюхали, что вино немецкое есть в подвалах Либендорфа, повадились на машинах с канистрами, да на мотоциклах — все вычерпали. Полгода хозяйничали, потом отступили, разбойники, но дворы не сожгли, как видишь, и скот угнать не успели. Пережили мы страху, не дай Бог.
— А в этом году тоже будете вино продавать?
— А как же! Видишь, какой отменный урожай созрел. Скоро убирать станем.
— Значит, вовремя я приехал, деда? — улыбнулся внук.
