- Всё к чёрту, Филипп, - мать села на стул, ударившись локтями в расставленные колени и бессильно уронила голову. Волосы свесились перед ней. - Я не могу уже на всё это смотреть.
Аня заплакала. Теперь уже можно было плакать.
- Да заткнись ты, вонючка, - устало произнёс отец.
Аня села на тахту, отвернувшись к стене и стала плакать в руки, без голоса.
- Выключи это дерьмо, - тихо попросила мать.
Отец встал и выключил телевизор.
- Зачем ты разбил вазу, дерьмо, - без выражения сказала мать. - Она была дорогая.
- Да, - угрюмо согласился папа. - Я - дерьмо.
- Ты всегда был дерьмом. Всегда был и остаёшься дерьмом, - мрачно произнесла мать. - Аня, ты не пойдёшь завтра в школу. Завтра мы поедем на кладбище, к Наташе.
- Катя, ну зачем, - застонал папа. - Мы же были там на прошлой неделе.
- Заткнись, дерьмо. Ей мало, - в голосе мамы послышалось тошнотворное отвращение. - Она лазит ко мне каждую ночь. Сядет на край кровати и гладит лицо. Ручки у неё такие ледяные.
- Катенька, замолчи, - тихо застонал папа.
- Каждую ночь, - тупо повторила мать. - Она вонючая, холодная.
Папа сел в кресло, потому что не мог больше стоять.
- После того, как она приходит, меня тошнит, - сказала мама. - Мне тошно смотреть на всё вокруг, особенно на тебя, Филипп. На твою свиную рожу. А ты ещё выкамариваешь. Унитаз опять сегодня был грязный. Кому ты это оставил? Ты всё должен сжирать, всё! Ясно тебе?
- Оно жидкое было, Катя, стекало.
- Стекало? Тряпкой собери. Ты же говноед, а не я. Что я могу поделать, если у меня расстройство кишок?
Папа слез с кресла и лёг на пол, потому что не мог больше сидеть.
- А отчего у меня расстройство кишок? - продолжала мама.
- От моей свиной рожи, - глухо ответил папа, медленно сгибаясь в животе.
- Верно, Филипп, - подтвердила мама. - От твоей свиной рожи.
Аня тем временем перестала плакать и снова стала одеваться, потому что ей было холодно. Одевшись, она подошла к окну, переступив через вытянутую по полу руку отца. Погода была пасмурной, во дворе кругом блестели лужи.
- А ещё я сегодня утром слышала, как кто-то воду сливал, - сказала мать. - А, Филипп? Ты сливал?
- Это не я, - испуганно промямлил отец. - Это, наверное, Анька.
- Анька? - подозрительно спросила мать.
- Да мама, это я писать ходила.
- Врёшь, - пусто сказала мать. - Он тебя запугивает, я знаю.
- Нет, Катенька, нет! - захрипел отец, дёрнувшись на полу. - Я ел, я не смывал!
- Гнида, - отчётливо произнесла мать. - Гнида ленивая. А ты, Анька маленькая, трусливая гнидка. Мне за вас одной перед вонючей Наташкой отвечать. Мне одной отвечать.
Аня дохнула на холодное стекло и нарисовала на нём пальцем крестик. Завтра они поедут на кладбище, и она станет на Наташкину могилу. Наташка там, в земле, станет скрестись, рыть гнилое дерево ногтями. Каждую ночь она приходит и просит у Ани одно и тоже. Плачет, катается по ковру. "Ну скаажи", - мысленно перекривляла Аня Наташку, - "только скаажи, что ты меня лююбишь. Ну я тебя оочень прошу". Нет, Аня никогда ей такого не скажет. Никогда.
