После анализа этих исследований и других, им подобных, Хэйр пришел к выводу, что у собак есть генетическая предрасположенность к пониманию коммуникативных намерений людей и их мышления, сформировавшаяся на протяжении тысячелетий, которые они прожили бок о бок рядом с нами. Эта способность, как утверждал Хэйр, является неотъемлемым правом по рождению каждого щенка и спонтанно развивается у каждого из них, даже безо всякого опыта общения с людьми и наблюдения за тем, что мы делаем. Хэйр не отрицал: есть вероятность научить и представителей другого вида подражать аспектам того, что делают собаки, но только собаки уже рождены с тем, чтобы понимать людей таким образом. Именно это является принципиальным различием между ними и любым другим животным на нашей планете.
Когда Хэйр впервые опубликовал свои умозаключения в 2002 году, я был чрезвычайно взволнован. Я находился на той ступени своей карьеры, которая способствует движению вперед, к открытию чего-то совершенно нового. В тот год я прибыл в Соединенные Штаты в качестве младшего профессора факультета психологии в университете Флориды. Предыдущее десятилетие я провел на факультете университета Западной Австралии, где изучал поведение сумчатых на примере жирнохвостой сумчатой мыши[2].
Переезд во Флориду был захватывающим, но он означал, что мне следовало забыть о сумчатых, столь увлекших меня. Я еще не задумывался над тем, чем буду заниматься, а исследования Хэйра заслуживали того, чтобы обратить на них особое внимание. Они начали появляться в научной литературе примерно в то же время, что и первые статьи, предлагающие проводить анализ ДНК собак. Вклад ученых-генетиков добавил еще один увлекательный аспект в обсуждение уникальности собак.
Генетики оценивают возраст вида, сравнивая генетический материал его представителей с материалом близкородственного вида. Исследования, проведенные в Швеции, Китае и Соединенных Штатах, ясно продемонстрировали, что процесс одомашнивания собаки по меркам эволюции был чрезвычайно быстрым. Вместо миллионов лет, необходимых для заметных изменений у крупных и долгоживущих видов, таких как, например, самый непосредственный предок собаки – волк, собаки появились в течение, самое большее, нескольких десятков тысяч лет. Волки обычно размножаются один раз в год и достигают половой зрелости лишь ко второму году жизни. Может показаться странным, но по сравнению с большинством животных это очень медленный жизненный цикл. Скорость эволюции обязательно связана с тем, сколько времени понадобится отдельным особям для воспроизведения следующего поколения своего вида. Так, животное, которое может производить новое поколение лишь один раз в два года, будет эволюционировать очень медленно.
Эти две параллельные нити исследования начали переплетаться у меня в голове. Если собаки действительно были наделены уникальной способностью к врожденному пониманию людей, как утверждал Хэйр, тогда они, должно быть, приобрели такую способность в мгновение эволюционного ока. Я начал задаваться вопросом: как же им это удалось за столь небольшой отрезок времени?
Как только этот вопрос сформировался у меня в голове, мне на помощь пришла моя студентка. У Моники Уделл имелся опыт как в психологии, так и в биологии. Помимо того, она обладала огромной способностью к тяжелой и кропотливой работе. Важно отметить, что Моника была готова рискнуть и начать писать докторскую диссертацию под руководством наставника, который хотел исследовать виды, прежде никогда им не изучаемые. Работая вместе, мы с Моникой начали исследовать значение этих увлекательных новых открытий об эволюции и восприятии собак.
Мы решили повторить эксперимент Миклоши и Хэйра с участием нескольких домашних собак. Сделать это оказалось довольно легко, и результаты нашего исследования полностью совпали с результатами Миклоши и Хэйра: домашние собаки действительно очень чувствительны к действиям и намерениям человека. Мы прятали еду под одним из двух контейнеров на полу, и, когда Моника указывала на контейнер со спрятанным угощением, собаки бежали именно к нему. Выглядело так, будто они тоже уже читали научные статьи[3].
Хотя полученные результаты в точности соответствовали тому, что Хэйр и Миклоши говорили о собаках, мы не ответили на более важные вопросы. Что способствовало быстрому развитию у собак способности понимать человеческие жесты? Как они приобрели этот навык?
Не успели мы с Моникой обратить внимание на эту проблему, как возможность изучить ее неожиданно появилась в виде приглашения со стороны администрации исследовательского центра Волчьего парка, расположенного в Индиане. Они хотели, чтобы мы приехали и провели исследования на их волках.
Научная деятельность университетского профессора не требует от него наличия физической силы и смелости, поэтому мне не стыдно признать, что я в значительной степени испытывал трепет, когда сидел в учебном здании Волчьего парка, слушая куратора Пэта Гудмана, пока он читал обязательную лекцию о требованиях безопасности при обращении с волками.
Правила общения с обитателями Волчьего парка довольно просты: вы не должны смотреть прямо на волка, но вам также не следует ни на секунду отводить от него взгляда. Важно не делать резких движений, но и не стоять на месте, когда ваши руки произвольно свисают вдоль туловища. Как пояснил Пэт, если вы долго находитесь в неподвижном положении, волки могут принять вас за жевательную игрушку, а это чревато весьма неприятными последствиями. Но самое главное, как объяснил нам Пэт, это не споткнуться о бревно и не угодить в кроличью нору.
Потрясенный до глубины души часовым изложением этих неутешительных прогнозов о том, что серый волк весом в двести фунтов[4] может сделать с маленьким профессором психологии, я наконец был готов встретиться с предметом моих исследований. Настало время укутаться потеплее в этот холодный сентябрьский день и спуститься к волчьему загону.
Волчий парк представляет собой оазис разворачивающегося перед взглядом прятного пейзажа на бескрайних просторах центральной Индианы. Вплоть до самого входа в парк нет ничего, кроме равнин, но земля, на которой он расположен, радует разнообразием рельефа местности с ручьем, несколькими лесистыми закоулками и прекрасным большим озером, где могут играть волки. Будучи одним из немногих участков с деревьями среди тысячи акров сои и кукурузы, он служит убежищем и для птиц, которые дополняют чудесный пейзаж прекрасным звуковым сопровождением.
Это действительно великолепное место, но должен признаться, что во время первого посещения мне не удалось в полной мере насладиться его красотами – настолько я был сосредоточен на крупных плотоядных животных, в чей дом собирался войти.
Момент истины – и ужаса – наконец наступил, когда мы с Моникой вошли в загон для волков. Не успел я пройти через ворота в ограждении из проволочной сетки, как один из старых волков, Ренки, подошел ко мне. Прежде чем я вынул руки из карманов, он положил обе свои лапы мне на плечи.
Я лишь подумал: «Прощай, прекрасный мир», как неожиданно Ренки лизнул меня сначала в одну, а затем и в другую щеку.
В мгновение я понял, каково это быть принятым в волчью стаю, и почувствовал невероятное облегчение. Я постоял так еще немного, знакомясь с моими новыми товарищами и предметом моих исследований. Наконец, как только я почувствовал себя достаточно комфортно рядом с волками, и стало ясно, что они не возмущены моим присутствием, я приступил к выполнению теста, который привел меня в Волчий парк.
Посвящение автора в стаю в Волчьем парке
Мы с Моникой были приглашены в парк после того, как его сотрудники познакомились с новыми исследованиями, проведенными в лабораториях Брайана Хэйра и Адама Миклоши. Они были категорически не согласны с утверждением ученых, что только собаки обладают уникальной способностью распознавать и реагировать на определенные действия человека и что этого не может ни одно другое животное, включая волков.
