– Ты в порядке? – спросил меня Михаил.
Я отдышался и мог уже идти самостоятельно. Но возбуждение переполняло меня. Полученная травма не отзывалась болью только по причине того, что кровь моя бурлила и требовала объяснения случившемуся.
– Да. Но как ты это сделал?! Зачем? – я развёл руками, осыпаемый каплями дождя, но вовсе не чувствующий их.
– Не вижу здесь ничего особенного. Эта шваль должна быть благодарной мне за преподнесённый урок, – он окинул спокойным взглядом место боя и распластавшихся на нем неприятелей. – За необдуманные поступки следует отвечать. Они напали на тебя. Ты имел право на защиту. Что же тебя удивляет?
– Это же преступники! Они весь город держат. У них оружие и связи в полиции! Никак невозможно противостоять этому. Все привыкли!
Михаил бережно стёр с намокшей руки следы крови и сплюнул под ноги. – Ах, ты об этом…
Я обернулся к окнам закусочной и увидел в них с десяток физиономий посетителей, взирающих изнутри на нас как на инопланетян, которым, впрочем, осталось недолго ходить по земле. У кассы наметилась очередь из людей, спешащих как можно скорее закрыть счёт и ретироваться подальше от этого места, пока ещё не поздно.
– Миша, – я схватил его за руку, – мы должны линять отсюда! И быстро.
Тот вопросительно взглянул на меня, и я в очередной раз поразился его невозмутимости.
– Знаю, что ты сильный здоровый мужик, но через несколько минут здесь будет пять,… десять машин с вооружёнными людьми, которые изрешетят нас в дуршлаг! Это не шутка!
– Если хочешь, уходи. Меня изрядно разозлили твои рассуждения и я, пожалуй, встречу угрозу лицом к лицу, чтобы навести порядок в вашем трусливом городишке.
– Чёрта с два я пойду один! Ты мне обещал, что проводишь меня, помнишь? Или ты хочешь, чтобы по дороге мне оторвали голову? Это останется на твоей совести, между прочим.
Михаил оценивающе взирал мне в лицо и молчал. Моё сердце отстукивало не менее двухсот ударов в минуту. Лицо горело. А хмеля в голове будто бы и не бывало.
В намокшую одежду пробирался холодными иголками ветер. Серый свет сумерек стремительно шёл на убыль, сменяясь чернотой надвигающегося осеннего вечера. Фонари ещё не зажгли.
Я утёр капли дождя с лица. Где-то вдалеке раздался нервный клаксон машины.
– Нужно что-то решать, – я умоляюще поглядел на Михаила. – Не связывайся с ними. Подумай о себе. Что бы ни случилось – всё останется, как и есть сейчас. Ты не исправишь мир в одиночку. А помощи не дождёшься. Измельчал народ. И не наша в том вина… Пойдём! Давай сделаем это как можно быстрее. Обсохнем у меня в библиотеке, а дальше делай как знаешь.
Михаил оглянулся ещё раз на вход в закусочную. Оттуда, укрыв головы куртками, семенили люди. Затем положил тяжёлую руку на моё плечо: – Идём. Показывай дорогу.
***
Закрыв за нами дверь библиотеки, я погасил уличный плафон и заперся на два замка. В дороге я старался припомнить посетителей столовой, и не было ли среди них тех, кто мог знать меня лично. Показалось, что таких не видел, но полной уверенности не появилось. А значит, сохранялась вероятность того, что разозлённые бандиты запросто могли явиться сюда в поисках своих обидчиков.
Я провёл нового знакомого в дальний зал с книгами, окна которого выходили во двор, и только там зажёг свет. Остальные помещения оставил тёмными. «Здесь мы хотя бы сможем продержаться какое-то время, – подумал я. – Ещё в прошлом году город заменил мне дверь на новую металлическую, а на окнах сварили решётки. Поборемся!»
Благодаря холодным октябрьским ночам уже неделю как включили центральное отопление, и в библиотеке стало тепло и уютно. Я прикрыл дверь освещённого зала и усадил Михаила за своё рабочее место. А сам пошёл ставить чайник.
С зале стояли два стола для чтения. Четыре стула за ними. Стеллажи с книгами почти упирались в невысокий потолок. На подоконниках двух окон расположились горшки с эхинопсисами, фиалки и денежное дерево, за которым я особо ухаживал, хоть и не извлёк пока из этого причитающихся дивидендов.
Стены зала я перекрашивал ещё сам несколько лет назад. И планировал сделать это снова в ближайшее время, не только потому, что они покрылись царапинами и тёмными отметинами. Просто надоел салатовый цвет. Душа просила обновления. В помещениях витал запах плесени и книжная пыль. И если я к тому давно привык, то редкому посетителю специфический аромат мог показаться навязчивым. Впрочем, слышал о том, что некоторым людям наоборот он очень нравится.
Я поставил своему гостю кружку горячего чая и сам присел за гостевой стол.
– Ну, вот и моё логово, – улыбнулся я.
***
Мы проговорили довольно долго. Михаил настаивал на том, что разобщённость обывателей, порождённая ленью и безразличием, загнала в угол лучшие качества личности русского человека. Возрос и стал нормой эгоизм, преследующий цель приумножить собственные пожитки любой ценой, не гнушаясь соседского добра, что не объединяло, а разобщало людей. Если общество и существовало, то давно распалось, а без него личности быть не может. Забытая добродетельная мораль уже не может служить её воспитанию. Предложенная современностью замена утраченной морали не выдерживает критики. Её тезисы так и не ожили на практике. Взять хотя бы сегодняшний пример…
Простым и доходчивым языком он разбил все мои доводы об обоснованности самосохранения под лозунгом «моя хата с краю, ничего не знаю». И в итоге, я напрочь растерял основы собственных убеждений под весомостью его смелых и мудрых изречений, возникших, казалось, из какой-то глубины веков.
Затем мы благополучно позабыли эту тему и болтали обо всём подряд. Я рассказал ему о нашем городе, который искренне любил, несмотря ни на что. Дал полистать свои рассказы. Показал редкие собрания сочинений молодой русской литературы девятнадцатого века, являвшиеся гордостью моей библиотеки. Поведал о своих хобби в коллекционировании. Одним словом, незаметно для себя, раскрылся перед человеком, знакомым мне всего-то несколько часов.
И лишь немного обидно было за то, что на все мои вопросы о жизни самого Михаила, он не желал отвечать прямо. А вежливо извинялся и старался отвести их в сторону. Но я не подавал виду, что тревожусь об этом. Миша мне сильно импонировал своей живостью и цельностью. Заподозрить его в подлости и преступных деяниях даже не приходило в голову.
Тем временем подступила ночь. Одежда наша просохла. И на том можно было бы разбежаться по разным сторонам, подведя черту под этим необычным днём. Однако, я ловил себя на мысли, что вовсе не хочу идти домой. Расставшись с Михаилом, идти придётся одному, а было всё-таки боязно. Оставаться здесь одному было, пожалуй, ещё опаснее. И я полагал, что разрешение возникшей дилеммы зависело уже не только от меня.
– Ещё чая? – я поднялся на ноги и застыл, потирая руки, некоторым образом провоцируя на действие своего гостя.
Михаил мгновенно сообразил в чём дело и встал сам.
– Нет, нет. Достаточно на сегодня. Я засиделся и задерживаю тебя.
– Абсолютно не задерживаешь, – я возразил, однако не совсем убедительно. – Я, наверное, останусь ночевать здесь. Погода дрянь. А идти не близко.
– Всё равно. Мне тоже пора, – он стал одевать куртку.
– Тебе далеко?
– Ну,… не очень, – Михаил слегка стушевался и отвернулся поправить одежду.
– Может, я тебе подскажу короткий путь, если не знаешь город? Какой адрес?
– Я найду. Не беспокойся.
– Как скажешь. Но просто хотелось помочь… Ты всё скрываешь от меня, – я неожиданно высказал крутившуюся в голове мысль.
Михаил, начавший было уже движение к двери, остановился. Повисла пауза. Затем он резко обернулся: – Прости, Алексей. Я действительно много от тебя скрываю. Знаю, что это не честно.
– Уверен, у тебя есть на то причины.
– Именно так. Есть. Но, понимаешь… Ты прав. Я чересчур увлёкся тайнами. В общем, нет у меня никакого дома и ночлега. Вчера я ночевал на вокзале. Теперь ты знаешь правду. Но это ничего не меняет.