Был жаркий день, необычный даже для такой страны, как Трансвааль, несмотря на то что лето уже перевалило на вторую половину и наступил период гроз, длившийся обычно от одной до двух недель. Под жгучим дыханием полуденного ветра, ежедневно веющего в течение нескольких часов, уже поникли длинные воронкообразные чашечки сочных голубых лилий. Трава по обеим сторонам дороги была покрыта толстым слоем красноватой пыли. Но вот зной начал понемногу спадать, так как солнце уже клонилось к закату, и лишь внезапные порывы ветра изредка вздымали облака пыли, иногда вышиной до пятидесяти футов, некоторое время еще висевшие в воздухе и затем расплывавшиеся по земле.

По дороге на недалеком расстоянии от одного из подобных песчаных водоворотов ехал всадник. Он казался утомленным и был с ног до головы покрыт пылью. Лошадь под ним выглядела еще более измученной. Знойный ветер выжег все их кости, как говорят кафры1, что было вовсе не удивительно, если принять во внимание, что всадник и его лошадь находились в пути без отдыха уже целых четыре часа. Вдруг столб пыли, крутившийся впереди, внезапно замер и начал понемногу оседать. Всадник приостановил лошадь и задумчиво наблюдал за этим явлением.

– В точности как наша жизнь, – произнес он, обращаясь к лошади, – неизвестно откуда возникает и неизвестно зачем. Образует горсть праха, называемого человеком, и затем бесследно исчезает в облаке пыли.

Говоривший, видный тридцатилетний мужчина с красивыми голубыми глазами и рыжеватой бородкой, рассмеялся над только что высказанной им мыслью и стегнул кнутом измученную лошаденку.

– Ну-ну, – продолжал он, – пошевеливайся, иначе мы никогда не доберемся до старика Крофта. Однако, кажется, следует свернуть в эту сторону. – И он указал кнутом в направлении узкой тропинки, в конце которой на расстоянии четырех миль виднелся одинокий холм с плоской вершиной. – Старый бур упоминал про второй поворот, – рассуждал он вслух, – но, вероятно, он лгал. Я слышал, что некоторые из них любят посмеяться над нами, англичанами, заставив прокатиться несколько лишних миль. Посмотрим. Мне говорили, что жилище Крофта находится у подножья горы с плоской вершиной на расстоянии получаса езды от большой дороги. Но вот же эта гора.

С этими словами он пустил усталую лошадь иноходью, весьма обычной для южноафриканских лошадей.

«Странная штука жизнь, – рассуждал капитан Джон Нил (именно так звали всадника), по мере того как лошадь медленно шла вперед, – вот я, например, в тридцать четыре года должен сызнова начинать карьеру в качестве компаньона трансваальского фермера. Нечего сказать, приятная перспектива для офицера, четырнадцать лет прослужившего в британской армии! Видно, чему быть, того не миновать».

Рассуждения эти были внезапно прерваны весьма странным происшествием. На расстоянии четырех или пяти сотен ярдов навстречу Джону Нилу бешено неслась верхом какая-то девушка, а за нею с распростертыми крыльями и вытянутой шеей гнался страус. Хотя лошадь находилась пока на приличном расстоянии от птицы, она, конечно, не могла соперничать с одним из самых быстрых на свете существ. Прошло пять секунд, и Джон Нил невольно закрыл глаза, когда увидел, что страус бросился на жертву всей своей тяжестью.

К счастью, удар пришелся по спине лошади, которая тут же и свалилась. Девушка выскочила из седла и поднялась на ноги лицом к страусу, который тут же набросился на нее. Но, прежде чем ему удалось нанести ей удар, девушка приникла лицом к земле. В одно мгновение страус прыгнул на свою жертву и принялся бить ее ногами и давить. В это время на выручку подоспел Джон Нил. Завидев его, страус оставил девушку в покое и начал кружиться около нового врага с тем сосредоточенным видом, с каким эти птицы готовятся к битве. Капитан Нил совсем не знал повадок и свойств этих пернатых, и его лошадь, по-видимому, также была с ними незнакома – она проявляла горячее желание поскорее покинуть поле сражения. Джон Нил и сам с удовольствием последовал бы ее примеру, но он был рыцарь в душе и не мог покинуть в опасности даму. Поэтому, не находя возможности справиться с лошадью, капитан соскочил с седла и с одним кнутом в руке бросился на врага. Несколько мгновений птица стояла в неподвижности, затем распустила крылья и устремилась на него. Нил сумел отпрянуть в сторону, и птица пронеслась мимо, но прежде, нежели ему удалось оглянуться, он получил сильный удар в спину, сваливший его с ног. Едва Джон Нил поднялся на ноги, как страус снова кинулся на него. Но в это время англичанину удалось захлестнуть кнутом шею птицы. Воспользовавшись ловким ударом, он вцепился обеими руками в крыло страуса. Затем оба стали кружиться, сначала медленно, потом быстрее и под конец с такой головокружительной быстротой, что капитану Нилу показалось, будто время, пространство и земля, на которой он стоял, смешались в каком-то хаосе. Перед ним, подобно шпилю, возвышалась грациозная шея, внизу кружились стройные прямые ноги, и возле него колыхалась пышная масса нежных перьев, черных и белых…

За нею с распростертыми крыльями и вытянутой шеей гнался страус

Он упал навзничь, а страус, на которого это кружение, по-видимому, нисколько не подействовало, взгромоздился на него и принялся наносить ему удары. К счастью, страус был не в состоянии причинить сильный вред лежащему человеку. В противном случае Джону Нилу пришлось бы туго.

Прошло полминуты, в течение которых птица продолжала поражать поверженного врага, и капитан Нил уже начинал подумывать, не наступил ли конец его земному странствию. В это время он заметил пару нежных округлых рук, обхвативших ноги страуса, и услышал слова:

– Сверните ему шею, пока я держу ноги, иначе он убьет нас.

Эти слова заставили его встрепенуться. Между тем страус и девушка уже катались по земле. Джон Нил бросился вперед, схватил обеими руками противника за шею и принялся изо всех сил гнуть ее, пока она не переломилась. После этого птица сделала еще несколько конвульсивных прыжков и, бездыханная, упала наземь и замерла.

Совсем обессилев, Джон Нил опустился на землю и стал с любопытством оглядывать поле битвы. Страус застыл без движения, а подле него лежала девушка. Джону вдруг подумалось, не убита ли она, но так как он был слишком слаб, чтобы встать, то принялся смотреть на нее издали. Голова молодой особы покоилась на туловище убитой птицы, чьи перья образовали удобное ложе. Пристально разглядывая ее, он заметил, что она хороша собой, несмотря на некоторую бледность лица. У нее были густые брови, оттененные золотистыми волосами, круглый и весьма нежный подбородок и очень красивый рот. Цвет глаз он разобрать не мог, так как девушка лежала в обмороке. Следует прибавить, что она была молода – не более двадцати лет от роду – и прекрасно сложена. Когда он немного оправился, то подполз к ней, взял ее за руки и принялся отогревать их в своих ладонях. Руки были очень красивы, но потемнели от загара и тяжелой работы. Вскоре она пришла в себя, и он с удовольствием заметил, как хороши ее голубые глаза. Она приподнялась и рассмеялась.

– Какая я глупая! Упала в обморок.

– Этому нечего удивляться, – вежливо проговорил Джон Нил и поднял руку, чтобы снять шляпу, совершенно забыв, что она слетела с головы во время борьбы. – Надеюсь, вы не сильно ушиблись?

– Не знаю, – ответила она, – но я рада, что вы убили птицу. Она убежала с фермы три дня назад. В прошлом году она убила мальчика, и я тогда убеждала дядю застрелить ее, но он ни за что не соглашался, так как страус был необычайно красив.

– Позвольте вас спросить, – обратился к ней Джон Нил, – вы не мисс ли Крофт?