Но магические существа не чувствовали боли, у них была лишь одна цель — добраться до своего пункта назначения первыми, и лучшее, что они могли сделать, это затормозить противника. Орёл, если и настигал горлицу, то только успевал клюнуть в спину, но молодая голубка была слишком проворна — она ловко уходила от его когтей, и свою медлительность по сравнению с ним она восполняла прыткостью.

Так магические птицы добрались до Мутных гор, и когда орёл потерял всякий интерес к своей добыче, он камнем стал падать вниз, желая только добраться до своей добычи первым. Горлица понимала — не успеет. Не сумеет найти их, не успеет спасти. Пока орёл будет рассекать камни своими крыльями, она будет искать их и потеряет слишком много времени. Но не может опоздать!

Сложив крылья и начав падать камнем вместе с орлом, голубка засветилась изнутри и распалась на несколько ослепительных лучей. Каждый из этих лучей отыскал в горах входы в пещеры звёздных и проникли внутрь, пока орёл выбрал лишь один вход.

Гибкими струями света горлица проникла вглубь страшного места, озаряя всё вокруг и ослепляя испуганных от этого звёздных. Но чем ближе она приближалась к цели, тем больше становилось бегущих вперёд звёздных. Они замирали, оглядывались, кричали, слепли от нескончаемого потока света, что проходил сквозь них.

Последняя преграда — холл, где бились эльфы. Свет со всех дверей ворвался внутрь, заставляя звёздных, да и эльфов из пророчества, зажмуриться от яркого света. Лучи соединились над солнечной эльфийкой, и теперь над ними вновь возвышалась прекрасная горлица, обхватившая своими полупрозрачными крыльями их и Закнеыла, толкнув к своим союзникам.

В эту же секунду с оглушительным кличем в холл влетел призрачный орёл и, издав ещё один боевой клич, он врезался головой в свою противницу, взрываясь и сокрушая ударной горячей волной всё и вся. Такого удара стены пещеры не могли пережить, и большими камнями, валунами начали разрушаться, насмерть придавливая звёздных. Всех!

Но сквозь тело прекрасной белоснежной птицы не могли пройти ни взрыв, ни рушившийся потолок.

Это продлилось недолго, но эльфам казалось, что целую вечность. Особенно Гинтару, который вроде как и боялся к себе прижать Валанди, но из-за тряски, из-за страха, что на них всё-таки что-то обвалится, прижимал как можно крепче. Кая боялась открыть глаза — как только произошёл взрыв, она прижалась к чьей-то спине и зажмурилась, мысленно молясь, чтобы это все быстрее закончилось.

И лишь когда наступила полная тишина, когда даже перестали валиться мелкие камешки с насыпанных гор, эльфы рискнули поднять глаза. Пещера была завалена на полметра; от врагов остались лишь торчащие из-под завала конечности: ноги, руки, головы.

Горлица медленно расправила крылья, выпуская спасённых из светового щита, и, бросив на них зазывающий взгляд, метнулась в одну из приоткрытых дверей, через которую ещё можно было выбраться из завала. Так, разбрасывая невидимой силой преграду в виде трупов, валунов, камней, горлица вывела их на улицу, где растворилась с белоснежном сиянии.

Они не стали задерживаться на этих проклятых землях, а решили идти вперёд, как можно глубже в леса. Был лишь один привал — чтобы осмотреть состояние Валанди. Никаких костров, никаких перекусов — передохнули, напоили её зельями, осмотрели и двинулись в путь. Гинтар ни с кем не разговаривал — он всё ещё был зол, был не в себе. Его взгляд был обращен только на солнечную; теплота и беспокойство во взгляде, если такое проскальзывало, было дарено лишь ей.

Кая шла позади всех. Она воспользовалась этим привалом, лишь чтобы скрыться с глаз остальных и в лесу зашить свою рану. Но признать, что ей было тяжело и больно, не смела. Всё ещё искренне веря в то, что это её вина, было просто стыдно задерживать группу вновь, да ещё и пока они здесь. Стиснув зубы, оборотень сделала три шва и побежала нагонять остальных, даже не перевязав.

Вряд ли кто-то заметил её рану — старалась прикрыть плечо плащом. Оно было темно-зеленого цвета, и впитанная кровь была не так ярко видна. Шла она позади группы, как обычно, что мало могло вызвать подозрений. По-хорошему, было бы здорово ещё и травы наложить на рану, но у неё просто не было времени.

Поздно ночью, когда только сам Гинтар был уверен в том, что они в безопасности, туманный предложил сделать привал на ночь. Наконец-то Кая могла вздохнуть спокойно и подойти к Закнеылу для обработки его ран, до которых не могла добраться ранее.

Гинтар чуть ли не упал на землю, не в силах даже костра разжечь — наконец-то его магические силы иссякли, и задействовалась больше жизненная. Он высох в прямом и переносном смысле, но с какой же любовью его глаза смотрели в лицо Валанди. С любовью и с таким глубоким чувством вины, что просто не передать. Он молчал. Он не хотел с ней говорить; понимал, как ей сейчас плохо, и всё, что мог сделать туманный, — это просто быть рядом.

Несмотря на то, что все её раны вылечились, Валанди за все время пути ни разу не пришла в себя. Разум погрузился в глубокую спячку и исцелял сам себя. Лишь на короткое мгновение, когда Гинтар уложил ее на землю и сам устроился рядом, был проблеск. Она уткнулась ему в грудь лбом и крепко сжала рубашку кулачками.

Когда Кая подошла к звёздному, Зак позволил осмотреть себя. Он был ранен много, но в большинстве несущественно, только на груди, где его коснулся меч Ливафейн, зиял глубокий порез, рассекший в одном месте мышцы почти до кости.

— Почему ты сразу не попросил зелья? — тихо спросила Кая, вытаскивая иглу и нитку. — Я ж позади иду — не вижу. Снимай верх.

Девушка повернула голову в сторону Гинтара, хотела предложить ему выпить зелья или что-нибудь, но побоялась к нему вообще обращаться. Хотя сам он был в сознании, взгляд хоть и искрился любовью, но он стал слишком быстро тухнуть. Только губы шевелились — он что-то шептал своей любимой, но оставался глух ко всему.

— Бывало и хуже, — выдавил Зак, морщась при попытке раздеться, и механически поинтересовался: — Сама-то в порядке? Я чую твою кровь.

Честно, он взглянул бы на нее с беспокойством, и, возможно, в голосе было бы больше нежных ноток, но встреча с отцом словно вытянула из него все хорошее, оставив лишь тягучий осадок самого ужасного в нем — безразличия.

— Задели один раз — совсем не страшно. Завтра корочка уже будет… Ляг.

Но вспомнив о своей руке, Кая ощутила, как рана стала жечь, чего обычно не бывало. Засунув эту мысль куда подальше и пообещав себе наложить трав позже, оборотень помогла Заку лечь на землю, после чего стала медленно протыкать кожу.

— Как всё прошло? — рискнула спросить девушка и с надеждой посмотрела в глаза звёздного. — Кольца?..

Зак снял перчатку и показал руку Кае. На его пальцах красовались четыре толстых перстня с замысловатыми рунами. На каждом была своя надпись.

— Одно было у меня с самого начала, как у наследника, — объяснил он, показав кольцо на среднем пальце. — Остальные я отнял. Укоротил руки отца на пару пальцев, — и чересчур довольная, пугающая улыбка поселилась на его лице.

Кая как завороженная смотрела на эти перстни, и с её губ вырвался вздох облегчения.

— Слава богам, всё это было не зря, — прошептала она. Лунная не стала долго маяться с его раной — сделала буквально пару швов, дабы не причинять ему боль лишний раз. Потом закопошилась в своём рюкзаке в поисках трав. — Я… — замолчала. Как странно, Гинтару бы это было сказать — раз плюнуть, но здесь отчего-то нужно было заставить себя. Не потому что не хотелось… Хотелось. Дабы пауза не была совсем уж глупой, она затолкала в рот травы и долго тщательно пережевывала. Лишь когда стала наносить, добавила: — …рада, что ты жив, — и дабы не почувствовать себя глупой (а именно такой она себе сейчас казалась) спросила: — Так твой отец жив? Или ты его убил?

— Такого не убьешь, — и Зак рассмеялся, нервно и как-то даже безумно.

И только сейчас он понял, каким был идиотом, насколько глупыми смотрелись его потуги стать хорошим. Он сбежал от звездных, но от себя самого не сбежишь. Слова Гинтара, хоть и брошенные в гневе, дошли до него. Он убийца, всегда им был и будет. И даже Кая считает его монстром. Он не хотел, чтобы она так думала.