— Расарис, я не знаю…
— Здесь маг! — взревел какой-то старик. Это он выкинул чужой дух из головы Локейта и уже пытался поставить защиту, но нет, Сектар слишком долго готовился к этому, чтобы какому-то человеку победить его. Слишком сильно и очень больно он влез в голову Локейта опять, в пух и прах разбивая всю защиту Расариса. Не на того напал, человек. Всё, что касается разума и головы — здесь Сектару равных не было. А выкинул ты его только потому, что он не ожидал такого, расслабленно повелевал чужим телом, но больше такой ошибки туманный не совершит.
— Быстрее! Это эльфы! — узнал магический почерк главный маг. — Туманные эльфы где-то здесь! Защитите Локейта!
Но все, кто был слабее Расариса, и подавно не могли выкинуть чужака. Да и не давал Сектар им к себе подойти — вновь и вновь отбрасывал на разное расстояние, хотя на ногах только Расарис стоял — он умел и успевал защищаться от ударов юноши, пытался держать его, скрутить руки… Но больно от этого только Локейту, но не Сектару. Бедный мальчишка уже стал орать — его голову разрывало от боли, от того, что творил с ним Сектар, как грубо и больно он это творил.
Нет, мальчик, с тобой ещё не закончено.
Остался последний штрих. Сама мантикора. Она не достаточно разозлилась, но уже беспокоилась. Она постепенно возвращала себе то, что так долго отнимали маги — волю, и звериное сознание догадывалось, что здесь было что-то не так. Столь прекрасный зверь, божественное создание не должно сидеть в клетке! Оно должно быть у ног богов, охранять и защищать их волю, а её спустили на землю — в ад для небесных созданий. Сектару хватило несколько секунд, чтобы понять, что за клетка держала его, и, прочитав губами Локейта заклинание, он создал последний, самый мощный огненный шаг и запустил его в мантикору. В последний момент Расарис все-таки смог пробиться через поле Локейта и толкнуть мальца, но шар был пущен, пусть и немного с нарушенной траекторией, и он, задев силовые прутья, взорвался, разрывая заклинание, что создало их и что ослабило заклинание Сектара.
Столь сильный взрыв от столкновения двух магических заклинаний создало массивную силовую волну, которая отбросила всех, кто был не только рядом с клеткой, но кто был вообще в этой комнате, причиняя боль самой мантикоре. Этого хаоса хватило, чтобы тварь ощутила необычайный прилив ярости и жажды мести — ведь клетки-то больше не было.
— Она на свободе! — что есть мочи закричал один из магов.
— Бегите!
— Отыщите камни душ!
— Руны, запечатайте её рунами!
— Скорее!
В подвал на шум прибегали всё новые и новые маги, а неопытные мальчики, что увидели освободившуюся мантикору, с криками бежали обратно прочь. Последнее, что увидел Сектар глазами Локейта, как чудище поймало его взглядом и медленно пошло к нему, как к самой ближайшей добыче.
— Локейт, беги!
Но убежал Сектар, и уже в пространстве видел, как огромное чудовище бросилось на маленького мальчика, вцепляясь ему в лицо и рывком оторвало голову от тела, омывая место своего заточения кровью.
Сектар был доволен своими усилиями. И мантикора не только не подчинена, но она погубит больше половины всех, кто здесь живёт, а это нанесёт огромный удар магам. Что ж, он сделал больше, чем даже хотел, а теперь пора…
Спасать себя…
Когда Сектар вернулся в тело, он понял, что очень хорошо отвлекся на происходящее в подвальном помещении, так как состояние его было куда хуже, чем он чувствовал. Это была не просто боль — агония. Он уже не сидел в позе лотоса, он лежал перед копытами взволнованного Басяка. Хотел дотянуться до приготовлено кинжала, как увидел вместо своей руки обтянутую кожей кость без намёка на мышечную массу. Он был уже трупом, иссохшей мумией, которая продолжала держаться на земле лишь благодаря нарисованным знакам, светящимся в данный момент, посылая в это немощное тело природную силу, которой здесь было меньше, чем воды в пустыне.
Было больно по всему телу… Каждым суставом было больно двигать, так как больше нет жидкости в них, каждый вдох делался с большим трудом, словно нужно было раз за разом пробивать невидимую преграду, не говоря уже и о болезненности каждого вдоха, отдающейся в грудь. А лёгкие сжались до такой степени, что даже четверть вдоха не сделать. Больно, как же больно! Всё хуже, чем он думал… Сможет ли он всадить кинжал в сердце? На это просто нет сил. Рукоять ножа даже не сжималась в слабой руке. Сектар пытался её подняться, но нож казался ему тяжелее, чем отцовский меч десятилетнему эльфу.
Басяк не узнавал своего хозяина. Он хотел было вскочить, когда это нечто стало ползти к нему с ножом в руках, но последними крупицами магии Сектар остановил его, заставляя лечь обратно. Басяк хрипел, сопротивлялся, нервно двигая ногами, но всё равно покорно лёг на бок, с ужасом в черных глазах следя за тем, как неведомый ему старик, чудовищная мумия с впалыми и полумёртвыми глазами подползала к нему, взбиралась на его бок и произносила какие-то слова хриплым, еле слышным голосом. В глазах этого существа была лишь смерть, холодная и безжизненная, смерть и решимость.
Собрав последние силы, Сектар произнёс последнее слово и поднял свою руку над телом животного, сжимая рукоять ножа так крепко, как он только мог. Камнем она рухнула на тело животного, пронзая его и концом лезвия протыкая сильное сердце. Басяк дёрнулся так резко и с такой силой, что ментальная магия эльфа не смогла его удержать — Сектар повалился на лёд, пока его любимой конь, лучший друг и гордость, испускал последний дух, не понимая, не веря в то, что произошло. Туманный вновь поднялся над ним, заглянул в его глаза и прочитал вопрос:
«За что?»
Но Сектар сейчас не мог просить прощения, не мог скорбеть и жалеть о содеянном. Воткнув нож до самого конца, разрывая сердце прекрасного рыжего зверя, он дождался, когда жизнь окончательно покинула его, после чего распорол грудину, нашёптывая новые слова, пропитанные злой, нехорошей магией. Отец всегда ругал младшего за то, что тот ничем не интересовался. О нет, отец, он ещё как интересовался. Но интересовался всегда нужными знаниями, которые ему пригодятся, которые однажды, как сейчас, например, спасут его жизнь.
Молодой и прекрасный эльф в теле ужасного старика, вырвал сердце своего друга и впился в него зубами, словно он и есть та самая мантикора, изголодавшаяся по мясу. Сердце было таким горячим, таким мягким. И не успел Сектар откусить кусок, как его тут же стошнило. Он не мог, это было омерзительно и тяжело — Басяк был не просто лошадью, он был другом, компаньоном! И он в последний раз спасал жизнь своего хозяина. Нужно пересилить себя, нужно впитать силу боевой лошади через поедание его сердца, но Сектару было тяжело. Каждый рвотный позыв убивал Сектара, ослаблял. Он чуть не уронил драгоценное сердце, но даже впиваться в него, обливаться горячей кровью было противно, омерзительно, тошнотворно. Даже мысли, что он должен съесть это всё, вызывали мощнейшие позывы. Пачкая труп коня желчью, он зажмурился и просто стал пихать сердце себе в рот. Не прожевывал. Просто кусал и глотал, стараясь, чтобы всё не полезло обратно наружу.
Постепенно, как и задумывалось, силы возвращались к туманному эльфу. Он медленно, с каждым проглатыванием куска сердца молодел, хоть и не так быстро, как это должно было быть с магией. Но черное заклятие работало, и это главное. Сектару было плевать, что использовать, лишь бы сохранить свою жизнь, лишь бы как можно дольше помогать брату и его спутникам.
Когда последний кусок в окровавленной руке скрылся в его рту, а рвотный рефлекс был подавлен, Сектар откинулся на сталагмит и закрыл рот рукой, стараясь мыслями уйти отсюда, представить, что он ел что-то другое, но запах сырого мяса, горячей крови, которая, как казалось эльфу, была такой до сих пор. Отвратительно, противно, тошнотворно… Вернувшиеся силы не могли воодушевить его, Сектар всё равно ощущал себя дряхлым стариком из-за проделанного.
Его взгляд упал на труп коня, но он тут же его отвёл. Не мог смотреть. Ему было стыдно перед благородным рыжим зверем, было плохо, что потерял друга, один из немногих, кто не боялся смотреть в глаза властвующему над чужими разумами эльфу. И теперь его нет. Он спас жизнь хозяину, отдав свою, но не по своей воле. Сектар пытался себя утешить, что, был бы он разумным зверем и мог говорить, Басяк обязательно бы согласился на это. Но то было лишь утешением, сейчас Сектар чувствовал себя предателем.
