Кая молчала. Хоть на языке было много слов, которые она раз за разом проглатывала. Когда же песня подошла к концу, жрица оказалась перед лунной и, зловеще улыбаясь, сделала шаг к ней. Кинжал медленно поднялся, и острие уткнулось Кае в грудь в районе сердца. Но за этим не последовало ожидаемой боли. Ливафейн подошла еще ближе и переместила клинок на живот пленнице, и только тогда сделала неглубокий надрез затем, чтобы пустить кровь. Кая сдавленно зашипела, но скорее от неожиданности. Точнее, она ожидала всего, что только можно, и на каждое действие звёздной эльфийки вздрагивала. Свободной от кинжала рукой жрица нарисовала ритуальный символ своей злой богини и вновь пошла по кругу, надрезая уже свою руку и оставляя за собой дорожку из крови.
— Что ты делаешь? — глупый вопрос, на который она вряд ли получит ответ. Но всё выглядело так зловеще, так странно и непонятно, что это было сравнимо с ощущением, что ты стоишь под грудой камней, которую придерживает слабая сеть. И кто-то там сверху режет её… медленно. Мучительно медленно, и ты ничего не можешь с этим сделать — стоишь и ждёшь. И Кая ждала, когда эти камни посыпятся ей на голову. — Прекрати эти фокусы и просто порежь без этой клоунады! — срываясь на крик сказала лунная. Нет, пусть лучше всё сразу, без этого ожидания. Это невыносимо!
Но жрица ничего не отвечала и не предпринимала других действий, пока не закончила свой речитатив, и в конце его она вновь оказалась лицом к Кае. Улыбка, шаг, взмах руки, приносящий с собой боль в правом предплечье лунной, следом второй резкий взмах — вторую руку пронзило болью, и кинжал воткнулся ровно над головой Каи в столб. Жрица вознесла руки к потолку и опять заговорила с богиней на непонятном языке.
Пещера затряслась в пронзительном крике, последовавший сразу после первого взмаха. Первая боль притупила вторую, но было чувство, что по рукам прошлись тем самым раскалённом железом. Из глубоких порезов, один из которых пересекал старый шрам от яда, хлынула кровь, красиво обливая свою хозяйку ровно, почти симметрично окрашивая нежную кожу оборотня в яркий красный цвет от рук до самых ножек.
— Дрянь, собака! — не могла сдержаться Кая, перекрикивая Ливафейн и опять пытаясь выбраться, чем только сильнее ранила запястья.
— Да, малышка, кричи сильнее, моя богиня любит вопли мучеников, — наконец позволила себе отвлечься жрица. Она упивалась этими криками, а брызги крови, попавшие на нее, были слаще любого деликатеса.
Лизнув эту кровь разок на лунной, Ливафейн отошла и в завершении этой части ритуала подожгла круг из своей собственной крови.
— А теперь мы перейдем к самой интересной части, — губы жрицы растянулись в чудовищном оскале.
Кая поморщилась, но не от боли, а от ледяного, как ей показалось, языка Ливафейн. Это было больше, чем просто неприятно. Омерзительно!
Зажжённый огонь осветил каждую капельку холодного пота на лице Каи, а блики, заигравшие на лице жрицы, лишь больше придали красок этому оскалу. Перед Каей стояла не эльфийка, а настоящее чудовище, которое пришло из недр ада — совершенная противоположность улыбкам Закнеыла. Хоть те и казались всем страшными, для Каи они были родными, любимыми, но сейчас она поняла, что видели эти «другие» в лице звёздного эльфа. Животное. Дикого монстра, рыщущего ночами в поисках свежей добычи, которая оказалась в его лапах — осталось лишь поиграть.
— Мору! — в панике закричала Кая. Отчего-то ей казалось, что всё, что творилось с Валанди, для неё сейчас покажется цветочками. — Мору, помоги мне! Они уже убили её, не жди, что звёздные сдержат обещание!
— Кричи сколько угодно, здесь тебя никто не услышит.
В руках Ливафейн откуда-то появился кнут, она громко щелкнула им, и огонь тут же погас, оставляя после себя неприятный запах гари. Щелчок за щелчком она наносила удары плетью по беззащитному телу лунной эльфийки, громко смеясь и наслаждаясь каждым воплем Каи. Когда голая кожа покрылась достаточным количеством синяков, по мнению жрицы, она подошла вплотную к пленнице и почти нежно провела руками по ее животу, любовно поглаживая знак Тали.
— Я сделаю так, что ты больше никогда не сможешь доставить Закнеылу удовольствие. Знаешь, что я делала со всеми эльфийками, которые смели приблизиться к нему? — зашептала Ливафейн. — Избивала их, как сейчас тебя, отдавала отряду воинов, которые давно не видели женщин, а затем бросала где-нибудь в подземелье на съедение монстрам. Как думаешь, что ожидает тебя?
Тяжело дыша и низко опустив голову, закрывая глаза от жрицы, Кая пыталась справиться с дыханием, которое то и дело замирало от сдирающего горло крика, либо от боли, что приносили удары. И когда ей дали передохнуть, лунная мысленно сжирала Ливафейн. Рвала на клочья, перекусывала хребет вновь и вновь. И стоило звёздной замолчать, лунная медленно подняла голову, метнув глазами молнии, и пусть голосовые связки более не могли трансформироваться, она всё же смогла прорычать не своим голосом:
— Делай, что хочешь. Но я выживу тебе назло и верну каждую частичку ада обратно, усиленную в несколько крат.
Да, было страшно. Это всё ещё выдавало тело, дрожа и держась в вертикальном положении только благодаря цепям — ноги давно подкосились от бессилия стоять на каменном полу пещеры, на острых её камнях. Но свой дух она сломить не позволяла. Хотя бы не так быстро.
— Это мы еще посмотрим…
Ливафейн впилась когтями в живот и потянула руку в сторону, пересекая символ глубокими царапинами. Она выдернула кинжал над головой Каи и вырезала этот проклятый символ Тали по-настоящему, глубоко распарывая кожу на животе пленницы.
Откинула ритуальный клинок и сняла мантию — обряды отошли на второй план, для Ливафейн стало главным сломить эту дикарку. Она низвергнет ее в пучину отчаяния, прежде чем убьет. Покажет не способную больше к полноценной жизни лунную Закнеылу, чтобы тот понял, что означает бросать Ливафейн. Она увидит безнадежность в глазах принца, раскаяние, растопчет все, что ему дорого.
Зачарованный меч пошел в ход. Ливафейн освободила его из ножен и подождала, пока он нагреется, а после провела им по ногам Каи, раз уж они так нравятся Заку (к такому выводу она все-таки пришла), проведя длинную линию по бедру, сразу прижигая эту рану. Затем точно так же досталось и второй ноге, но этого было мало разгневанной жрице. Она прислонила раскаленный клинок к щеке лунной, портя ее милое личико.
Крики, что были до этого, могли показаться детским лепетом сразу, как только кровь с рук смешалась с кровью на животе. Настоящий дикий вопль прокатился по стенам пещеры, что даже там, где-то снаружи, где прогуливался Мору, можно было услышать их.
Лунная делала всё, подгибала ноги, чтобы хоть как-то оказаться дальше от клинка, но Ливафейн лишь сильнее прижимала его; билась головой о столб, лишь бы боль от ударов приглушала запах жжёной плоти и боль от огня.
Да, звёздная не торопилась, наслаждаясь каждой секундой, но для Каи каждая секунда длилась больше часа. Лунная кричала, ругалась, обзывалась всеми словами на жрицу, упрекала в трусости, грозилась страшной расправой — делала всё, лишь бы думать о чём угодно, лишь бы не о том, что с ней делают.
Не выходило.
Все чувства с «новым» телом будто обострились. Она чувствовала агонию по всему телу словно с неё содрали кожу и касались только нервов. Каждого нерва, никакой не оставался без внимания страшного взгляда и злосчастного клинка.
Но была мысль, которая пусть на секунду, пусть на маленькую её частичку, но закрывала собой этот ад. Не мысль — мольба, чтобы ни Закнеыл, ни Гинтар, ни Валанди не нашли её. Это сейчас они справятся со жрицей, оборотнем и двумя звёздными, но если слова Ливафейн правдивы, и сюда мчится отряд с главой звёздных… Нет, пусть не найдут. Они ищут — она знала. Но пусть не найдут.
Ливафейн все было мало, она продолжала наносить раны своим страшным клинком, который вначале резал кожу и сразу же прижигал ее, чтобы жертва не умерла от потери крови. На Кае уже не было живого места, когда жрица немного успокоилась. Ей наскучили крики лунной и стал омерзителен запах жженой плоти. Она оставила пленницу одну, решив проверить, как обстоят дела снаружи, не объявился ли ее принц. Заодно зайдет ко второй лунной, находящейся в неволе в этой пещере. Ливафейн даже не удосужилась запомнить ее имя. Зайдя в еще одну подобную камеру, она похлопала по щекам такую же висящую обнаженной женщину, проверяя, жива ли та. Получив реакцию, довольно оскалилась и пошла на выход.
