— Включи фонарик и глаза и поищи тщательнее. Если я сейчас приеду, и его найду…

— Мы всё обыскали. У меня есть запись камеры с ворот — контейнер спиздили на фуре.

Майло резко сел в кровати, отчего в голове немного потемнела и поплыла картинка.

— Всю ночную смену грузчиков, водил и охранников задержать на месте. Я еду.

Сполоснув лицо холодной водой и спешно натянув то же, что вчера бросил прямо у постели, Рэмси спустился к машине. Лобовое стекло оказалось затянутым жесткой пленкой изморози, всё внутри — сиденья, руль, приборная панель — было обжигающе холодными.

С моря, грозно гудя и пригибая к земле ветки несмело оживающих после зимы кустарников, дул пронзительный ветер. Это местечко на самом берегу Майло присмотрел себе год назад, когда по делам мотался в Кросби — зажиточный пригород чуть севернее Ливерпуля. Квартирку в новострое, стоящем отшибом от полей для гольфа и просторных частных домов, выходящую окнами на зеленый гладкий берег и темные неспокойные воды, он купил сразу, как только увидел объявление о сдаче в эксплуатацию. Тут он чувствовал себя блаженно оторванным от суеты города и грязи собственной работы. Наверное, это было диким самодурством, но дома он даже ощущал себя не так, как везде — легче, здоровее, проще.

Прежде он жил в тесном таунхаусе недалеко от Энфилда, и стены в нём сжимали Майло так, что он едва мог вдохнуть. В Кросби же он теперь не мог надышаться. Иногда выходил на пробежку вдоль дикого поросшего пляжа, иногда просто долго курил на открытом балконе и не верил, что его взгляд не упирается в соседскую стенку, а теряется в стертой линии горизонта.

Впрочем, у нового места в невыгодное отличие от старого был существенный недостаток. Отсюда было далеко добираться. А потому все срочные вызовы в город оборачивались в неспокойную гонку с трафиком по влажному извилистому шоссе. Несколько раз он едва успевал сбросить скорость и вернуться через две сплошные в свою полосу, чтобы не нарваться на дорожную полицию. Сам штраф его не особо беспокоил, но чувства загнанности легавыми он терпеть не мог.

А ещё он не любил проебываться, а именно это сейчас и происходило. И надо ж было всему сложиться так, чтобы косяк случился с Обри Муди; так, чтобы Грант вставил Майло по самые гланды.

В доки он свернул спустя сорок минут после звонка. На мокром асфальте внутреннего погрузочного двора разбредшимися кучками топтались сонные работники. Несколько из них заметили его появление, снаружи глухо донеслось:

— Майло приехал!

И темные унылые фигуры побрели в его сторону.

Рэмси отчетливо помнил, хотя накануне вечером после встречи с Грантом уже ни о чем, кроме банки пива и подушки, думать не мог, что распорядился передать в доки: контейнер не должен сдвинуться с места без его личного одобрения. И когда от старшего по смене он услышал невнятный лепет о том, что у прибывшего грузовика были все заверенные бумаги, а потому он позволил контейнер забрать, его первой реакцией был истеричный смешок.

— Ты издеваешься? — спросил он у бригадира. Тот мотнул головой, и снова с ослиным упрямством повторил, что на руках были все нужные документы. Где-то на середине предложения Майло отвлеченно заметил, что уже ничего не слышал, только видел шевеление рта напротив. Злость всегда, с самого детства, просыпалась в нём одним резким оглушительным извержением. Ещё мгновенье назад он ясно осознавал, что происходило вокруг и с ним самим, а уже в следующее ощущал себя безвольным инструментом глубинной ярости. Руки наливались жаром, кулаки каменели, мозг напрочь отрубал все нервные окончания, не беспокоя Рэмси внешним шумом и болью.

Он замахнулся, когда старший по смене ещё не закончил говорить, и крайнее слово получилось спертым всхлипом, потому что Майло ударил его под дых. Бригадир по инерции согнулся, и Рэмси снова занес кулак ему в грудь, а потом вмял колено в живот и тем самым заставил старого придурка сложиться пополам. Кто-то поймал его локоть на очередном замахе и попытался оттянуть, Майло стряхнул с себя чужую руку, резко подхватил край куртки, достал из-за пояса холодящий спину ствол и одну за другой выпустил в низкое серое небо две пули. Их эхо громом покатилось между рядами контейнеров, откуда-то пугливо взмыли в воздух голуби и чайки, все оторопело замерли.

Майло обернулся, и попробовавший его остановить рабочий отпрянул. Многие из этих наёмных трудяг были непуганым дерьмом, ленивым и тупым, верящим телевизионным новостям и сериалам о полицейской справедливости. Некоторым из них было трудно всецело осознать реальные обстоятельства и принять своё место в них. Им следовало грубо напоминать правила выживания, и если это означало марать руки, то Рэмси это не останавливало.

Он повернулся обратно к пытавшемуся глотнуть воздуха бригадиру, чье лицо вздулось венами и густо покраснело, и наотмашь ударил его стволом. Литой металл глухо встретился с костью, вспаривая кожу, и провинившийся вскрикнул так истошно, что кружившие в поисках нового места птицы снова дернулись в разные стороны.

— Если я говорю, что контейнер никуда не едет без моего слова, — подхватывая бригадира за короткие волосы и дергая вверх так, чтобы стремительно сочащаяся кровью рваная рана была всем хорошо видна, проговорил Майло. — То контейнер остается на месте, даже если бумаги вам принесет сама, блядь, королева.

***

Первым делом Блэк Уилер решил навестить Чарли Стюарта, но поговорить с ним оказалось невозможным. Парень лежал в интенсивной терапии с переломом половины лицевых костей, включая челюсть, на таком количестве обезболивающих, что, имей физическую возможность говорить, едва ли смог бы произнести что-то связное. Прямо из больницы Блэк поехал в дом его матери, и та открыла дверь со скорбным выражением и неспокойно бегающим взглядом.

Блэк представился и выставил перед собой удостоверение, в которое миссис Стюарт с минуту безразлично смотрела, будто не видя. В небольшой гостиной, в которую она его провела, на диване была расстелена смятая постель; на журнальном столике, узком подоконнике и даже подлокотниках кресел выстроились батареи лекарств; в углу комнаты стоял штатив для капельниц с пустующими кольцами-держателями. Воздух был спертым и влажным.

Уилер отказался от предложенного чая, расчистил себе место в кресле и сказал прямо:

— Я не буду у Вас ничего спрашивать, миссис Стюарт. Вы расскажете только то, что посчитаете нужным. Но сначала выслушайте меня внимательно.

С собой он принес материалы по делу об убийстве, за которое Майло Рэмси лишь чудом не сел по максимуму несколько лет назад. Тогда у обвинения не оказалось неоспоримых доказательств, только косвенные улики, которые штатный адвокат Гранта Джошуа раскидал и перетер в пыль, как яичную скорлупу. И за жуткую насильственную смерть молодого парня никто не понёс наказания.

Открыв папку, Блэк достал предусмотрительно оставленное на самом верху фото с места происшествия. Вдоль колеи грузового железнодорожного перегона у порта, на замасленных и задымленных камнях между бетонных шпал лежало разрубленное колесами поезда напополам тело. Обувь и часть одежды ударом сорвало, и её позже судмедэксперты находили в нескольких десятках метров друг от друга, мягкие ткани и кости оказались перерезанными, будто масло ножом. Голова была сплошным кровавым месивом из раздробленного черепа и разодранной кожи. Опознать жертву смогли только по анализу ДНК спустя неделю после обнаружения.

Протянув снимок поморщившейся миссис Стюарт, Блэк сообщил:

— Его звали Гэри, ему едва исполнилось двадцать. Майло Рэмси избил его до смерти и бросил под поезд в 2013-м.

Миссис Стюарт, побледнев, достала из кармана своих растянутых спортивных штанов носовой платок и спешно заслонила им рот, старательно отводя взгляд.

— Не отворачивайтесь! — рявкнул Уилер, привставая и подсовывая фото ближе к ней. — Посмотрите на то, чем Вашему сыну очень посчастливилось не стать. В этот раз. А что произойдет в следующий раз?

— Уберите! — взвизгнула она, отталкивая его руку, и её прикосновение оказалось неприятно сухим, холодным. — Уберите, прошу…