Майло не смог сдержать довольной ухмылки. Переменное послушание прокурорши забавляло. Его подмывало спросить, почему она выбрала именно колготки: потому что прикинулась дурой, потому что так решила проявить своё недовольство или банально из-за того, что — строгая конторская недотрога — не имела чулок. Но вместо впустую сотрясать воздух, он подхватил упругую невесомую ткань и с слабым упоительным треском разорвал аккурат на заднице. Алексия Грин пугливо вскрикнула и дернулась вперед, будто собиралась взобраться на столешницу и уползти, но Майло осадил её увесистым шлепком по оголившейся ягодице. Затем скользнул пальцами под шероховатую ткань трусов. Бедра Алексии плотно сдвинулись вокруг его руки, пытаясь задержать её, и Рэмси едва снова не вспылил — уговор был на то, что она разводит ноги, а не ломается.

Дотянувшись, он грубо подхватил половые губы и развел в стороны. Те оказались охуительно гладкими, но неприветливо сухими. Трахать до скрипа сопротивляющуюся щель было сомнительным удовольствием, а потому Майло плюнул себе на руку, и оставляя скользкий след на ногах Алексии и её белье, протолкнул два пальца внутрь, в горячую тесноту. Грин сдавленно замычала, напрягаясь всем телом. Её упершиеся в край стола руки сжались в кулаки, она уронила голову на столешницу и привстала на носках, пытаясь соскочить с пальцев. Он усмехнулся и убрал руку, давая ей перевести дух и собирая влагой на пальцах рассыпанный по столу кокс.

По-хорошему, прокурорше следовало расслабиться. Если ей не хватило двух порций алкоголя, Майло собирался ей помочь решиться на наркотики. Когда он вернул пальцы в её киску, она, почувствовав порошок, снова возмущенно вскрикнула и попыталась вырваться, но он надавил ей на спину локтем, прижимая к столу, и процедил:

— Тихо! Тебе понравится.

***

Чтобы усмирить колотящееся в глотке сердце, подавить подкатывающую волну паники, сберечь последние чистые капли рассудка, Алексия, будто заевшая пластинка, повторяла себе мысленно, что её не насилуют. Убедить себя в этом было сложнее всего. С одной стороны, она, безусловно, согласилась на это и пришла сюда сама. С другой, её чувства и тело настолько противились происходящему, что значение слова «изнасилование» в своем юридическом и лексическом толковании наиболее емко подходило.

Грин попыталась абстрагироваться. Но сконцентрироваться на отвлеченных мыслях, вроде планов и забот на предстоящие дни, не получилось. Пообещала себе день расслабления, ухода в салоне и шопинга — не помогло. Тогда из глубины памяти стала выхватывать лица и роли красивых голливудских актеров, увиденных в супергеройских боевиках, горячо любимых Олли. Но заместить Рэмси их образами тоже не выходило. В конечном итоге, не отдавать себе отчета в том, что это был именно Майло, и что он с ней делал, было невозможно.

Не в состоянии отсечь реальность, Грин решила пойти от противного — и сосредоточиться именно на ней. Вместо отлавливать свои эмоции, она стала внимательно следить за своими физическими ощущениями. Различила, как морозно онемело у неё между ног, какие влажные поцелуи оставляли на её спине губы Майло Рэмси, какими твердыми и горячими были его руки. Она постаралась вспомнить, когда в последний раз вообще была с мужчиной, и с удивлением осознала, что так к ней никто не прикасался больше года. Когда Майло дернул её на себя, и, неловко спотыкаясь о его ноги, она спиной на него натолкнулась, то поразилась тем, насколько незнакомо, чужеродно ощущалась мужская возбужденная плоть — пусть даже спрятанная под одежду.

Она не только не хотела Рэмси, она забыла, как это — хотеть, и как воплощать это желание в жизнь.

Майло прижал её к себе, мертвым узлом подхватил талию, так резко запрокинул ей голову, что потолок перед глазами пошатнулся, и снова прижался губами к шее. Она опустила веки и постаралась выровнять дыхание, то почему-то стало быстрее и прерывистее, сердце перестало напуганным галопом бежать в горле, но колотилось о ребра чуть сильнее и быстрее, чем Алексия привыкла его чувствовать. Ко рту вместо тошноты, крутившейся в её животе ещё мгновенье назад, из ниоткуда подступило желание засмеяться. Грин тряхнула головой, будто так могла прочистить сознание от алкоголя и грязно всунутого в неё наркотика, но добилась только того, что вокруг шеи удушающе сильно сжалась рука Майло.

Алексия запаниковала. Она уперлась руками в край стола и, что было силы спиной оттолкнула Рэмси. Он на удивление легко поддался, отступая, и Грин спешно повернулась к нему лицом, опасаясь, что он её ударит.

— Нет! — бессвязно выкрикнула она.

Майло криво поднял в ухмылке один угол рта и изогнул бровь.

— Нет? — переспросил он.

Картинка неуловимо переменилась. Алексия снова качнула головой, зажмурившись. Видеть мир таким ярко отчетливым, давяще рельефным было для неё в новинку. Мозг закипал от кокаина, тело воспламенялось.

— С хуя ли вдруг нет? — повторил Рэмси и резко приблизился. Он дернул её за волосы, вынуждая до жалобного скрипа в суставах запрокинуть голову, и накрыл её губы ртом.

Контролировать себя вмиг стало невозможно, будто между сознанием, сохраняющим последние капли холодной трезвости, ещё отдающим себе отчет в происходящем, и безусловными телесными реакциями перерубили связь. Она поняла, что ответила на поцелуй, только когда Майло вдруг засмеялся ей прямо в губы, и она рефлекторно потянулась за ним, когда он на мгновенье отстранился.

Его руки возникли под её руками крепкой хваткой и легко, будто она ничего не весила, равно как и её стремительно пустеющая голова, подняли и посадили на стол.

— Ох, прокурорша, — недобро выговорил Рэмси, придвигаясь и целуя в плечо. Прикосновение отдалось чем-то щекочущим, заставившим Грин поморщиться и отшатнуться. Вместо поцелуя Майло опустил на её плечо руку и подтолкнул ещё дальше, опрокидывая навзничь. Выстроив спешную дорожку к груди и по животу вниз, он резко дернул колготки, разрывая спереди, и Алексия почувствовала его теплое дыхание между своих ног. Из-за пробегающего внизу наркотического холодка Грин казалось, она ничего не различит, но прикосновение языка ощутила пронзительно четко — влажный, горячий, подвижный. Она вздрогнула, пробитая ознобом насквозь, и безотчетно свела ноги, но Майло оттолкнул их от своей головы, грубо разведя в стороны и крепко удерживая.

Алексия растерялась. После ударов, после грубого наматывания волос на кулак — вообще от Майло Рэмси — она такого не ожидала, а потому пугливо затаилась, опасаясь, что всё не так, как ей казалось, и на самом деле ей сейчас снова прилетит. С высокого потолка на неё безучастно смотрели кругляши мягко светящих встроенных ламп, под спиной холодно и твердо касался голой кожи стол, вокруг щиколоток тяжело сомкнулись пальцы. И только между ног в контраст всем остальным объективным неудобствам собиралось что-то теплое, мягкими волнами растекающееся от кожи вглубь, в отличие от сознания жадно принимающее ласки. В бедрах зародился и побежал вниз по ногам приятный спазм, заставивший Грин напрячься до самих пальцев и шумно выдохнуть.

— Ну вот. Я же говорил, что тебе понравится, — проговорил Майло. Он отстранился, на стол пришелся гулкий удар, отдавшийся толчком в затылок Алексии, и Рэмси навис над ней, внимательно заглядывая в лицо. — Будешь нормально себя вести — и всё будет нормально. На!

Он взмахнул перед её взглядом упаковкой презерватива и сунул её Алексии в руку, слез с неё и сам развалился на столе. Красноречиво расстегнул ширинку и приспустил штаны.

— Поработай, — добавил он, когда Грин села и растеряно оглянулась.

Противиться ему выходило себе дороже. Потому Алексия сжала в кулаке остро полоснувший ладонь квадратик фольги, забралась на ноги Рэмси, одним решительным движением, лишающим её саму возможности пойти на попятную, потянула резинку трусов вниз и сжала в ладони высвободившийся, требовательно вставший член.

— Открой, — сказала Алексия, бросая презерватив обратно Майло. И, перехватив его нахмуренный взгляд, прежде, чем он успел открыть рот и ей сухо ответить, опустила голову и провела языком от отвердевших яиц до темной, очень гладкой на ощупь головки.