В попытках отыскать исторические корни литературы стало понятно, что этот запутанный процесс объяснить весьма трудно, потому что ни одно другое слово не выглядит таким обыденным, как слово «история», ни одно другое понятие не обладает такой двусмысленностью. При попытке поговорить об истории литературы неизбежно погружение в так называемое «историческое болото». Как связаны история и история литературы? Это история литературы или литература истории? Хун Цзычэн уже поднимал этот вопрос. В книге «Проблемы и методы» он писал, что исследование истории новейшей литературы в самом начале сталкивается с несколькими взаимосвязанными проблемами. Как понимать историю? История литературы – это литература сама по себе или все-таки история? И третья проблема – проблема вероятности существования новейшей литературы[17]. Эти вопросы являются ключевыми, они касаются исходной точки, методов и целей написания истории литературы.
Важно, что разные исторические концепции напрямую влияют на подходы и способы изложения истории литературы. В современной китайской науке часто используют понятия «повествование» и «повествовать», не обозначая разницы между ними, но я полагаю, что разница существенна. Эти два понятия проистекают из французской нарратологии и обозначают разные вещи: повествование (нарратив) как рассказываемую историю, ее содержание; повествование (наррацию) как действие, выражение точки зрения, дистанцирование от самой истории, стилистика и методы. Первое можно воспринимать как существительное, второе – как глагол[18]. В контексте задачи написания истории литературы наррация – это взгляды, концепции и методы, нарратив – завершенный исторический период, в который существовала литература[19]. В прошлых опытах повествования о литературе исторические концепции были фиксированными, основанными на историческом материализме Карла Маркса с уже готовыми выводами, которые применялись для объяснения литературных процессов. С накоплением теоретических знаний и трудов по истории необходимо пересматривать существующие исторические концепции.
В 1949 году вышла книга немецкого историка Карла Ясперса «Истоки истории и ее цель». Он писал: «Мы стремимся понять историю как некое целое, чтобы тем самым понять и себя. История является для нас воспоминанием, о котором мы не только знаем, но в котором корни нашей жизни. История – основа, однажды заложенная, связь с которой мы сохраняем, если хотим не бесследно исчезнуть, а внести свой вклад в бытие человека»[20]. Согласно Ясперсу, углубленно изучать историю – значит заглядывать в будущее, искать устои самого себя. Это не пророчество, но убеждение, вдохновляющее людей. Ясперс считал, что понимание истории дает возможность осознать собственное бытие. Историческая картина – один из факторов принятия всевозможных решений. Даже с точки зрения объективизма, не терпящей никаких возражений, познание истории вовсе не является нагромождением случайных фактов, это часть самой жизни. Ученый осуждал подход, при котором история искажается в угоду чьей-либо власти или ради выгоды, он отмечал: «Задача представить себе исторический процесс в целом требует от нас всей серьезности и ответственности»[21]. Он также писал, что если история – это целое, то это означает, что у нее есть границы. Эти границы проявляются лишь в сравнении неисторического, доисторического и внеисторического. Историческое событие можно познать, только если погрузиться в него. Только если обнаружить имманентное единство истории, можно построить целостную идеальную картину.
Безусловно, Ясперс обнаруживает модернистское понимание истории в классическом виде. Такая историческая концепция долго определяла модернистский исторический нарратив (включая исторические сочинения и литературный нарратив). Это понимание стремится к конструированию исторической целостности. История в определенных рамках получает разумное объяснение. Различные исторические факты и их отношения между собой наделяются определенным смыслом. Чтобы понять и описать историю, необходима подобная целостность. Целостное понимание истории включает эволюционный и телеологический[22] подходы. Конструирование исторической целостности и есть целесообразное конструирование. Модернистская концепция истории – это не что иное, как своеобразная форма проявления историзма. Историзм – это способ мышления, издавна связанный с телеологическим подходом. Он конструирует исторические связи из внешне разрозненных, но таящих определенные цели идей. Карл Поппер писал в книге «Нищета историцизма» (1961): «В любой версии историцизма выражено чувство устремленности в будущее, – будущее, которое приближают некие необоримые силы»[23].
В конце 1960-х годов модернистская концепция истории начала испытывать влияние теории постмодернизма. Постмодернизм подверг сомнению истоки истории, основные понятия и всю ее логику, модернисты искали иные способы интерпретации. При господстве модернистского понимания истории многие бреши и разнящиеся факты оказываются скрытыми или вычеркнутыми. Многие факторы, которые эта историческая концепция не в состоянии усвоить, попросту отбрасываются. Однако история и телеология – это не одна концепция, а система интерпретации, конструируемая из серии разрозненных фактов. Разумеется, проблема «антиисторичности» в постмодернизме, очевидно, преувеличена и в значительной степени искажена. Деррида как раз неоднократно подчеркивал, что он акцентирует внимание на историчности и находится в поиске способа исторической интерпретации. Он заявлял, что деконструкция и есть подход, в наибольшей степени обладающий историчностью: «Поскольку с самого начала деконструкция требовала не только уделять внимание истории, но, более того, извлекать из истории части, чтобы обращаться с определенным явлением. Таким образом, деконструкция и есть история. В рамках этого подхода исторические концепции играют ведущую роль не только для историков, но и для философов. История идеологических учений, марксизма, просвещения должна подвергнуться деконструкции. Я полагаю, что применение этого подхода сделает историю нейтральной. Деконструкция во всех смыслах не является неисторическим подходом, но она особым образом рассматривает историю. Деконструкция предполагает, что история событийна – это то, что я называю “наступлением случая”»[24]. Поэтому на основе принятия «историчности» постмодернистская и модернистская исторические концепции в конце концов совершенно расходятся. После того как теория постмодернизма стала общим местом в науке, кажется, что целостный исторический анализ не отвечает требованиям времени.
Историки давно пытались, с одной стороны, поддерживать относительную целостность модернистского исторического нарратива, а с другой – искать интерпретационные связи между разнородными событиями. Немецкий историк Йорн Рюзен отмечал, что историческая концепция постмодернизма отбросила вероятность существования в истории чего-то простого, формирующего исторический прогресс. История – это не некое реальное образование, состоящее из фактов, а лишь вымысел. Согласно начальной исторической теории постмодернизма: «Понимая память как источник для надежного обоснования критерия смысла, историческая наука может принять постмодернистский акцент на эстетику и риторику как необходимый вклад в свое метатеоретическое самосознание»[25]. Вследствие этого в постмодернистских исследованиях излюбленным местом является представление исторического опыта в виде картины, имеющей эстетические свойства. С помощью эстетики образы прошлого формируют несовершенный исторический характер некоего явления. Рюзен попытался примирить конфликт между постмодернистской и модернистской концепциями истории. Он полагает, что между развитием концепции универсальности истории и проведением многостороннего исторического анализа с учетом разных точек зрения есть точки соприкосновения. По его мнению, людям нужна основополагающая, универсальная система ценностей, которая в состоянии признать культурные различия. «Существует фундаментальная ценность, которая должна быть внесена в стратегию исторической интерпретации, ценность, которая одновременно является как универсальной, так и обосновывающей разнонаправленность и различие»[26]. По сути, речь идет о принципе взаимного признания культурных различий и наличия положительного образца. Этот принцип в рафинированном виде представляет собой когнитивную структуру. «Этот принцип можно развить в познавательную структуру, которая усилит герменевтический элемент исторического метода, и эта структура позволит реализовать новый подход к историческому опыту, который синтезирует единство человечества и временное развитие, с одной стороны, и различие и многообразие культур – с другой»[27].
