…Мистер Смит и его почтенная матушка оказали своей гостье самый радушный прием. Сотрудник фирмы Смита мистер Уильямс, старый знакомый Шарлотты, изъявил горячее желание увидеть вновь свою давнюю корреспондентку и к ее прибытию также находился в доме Смитов.

Мистер Уильямс был, как обычно, приветлив и доброжелателен, а мистер Смит проявил себя поистине образцовым хозяином, предугадывая и тотчас исполняя малейшие прихоти Шарлотты, которая, впрочем, была отнюдь не притязательной. Гостье представили также еще одного служащего издательства Смита – мистера Джеймса Тейлора. Это был невысокий коренастый человек средних лет. Его суровые черты и грубые, неуклюжие манеры невольно напомнили Шарлотте о новом викарии ее достопочтенного отца мистере Артуре Николлсе. Однако очень скоро оба эти джентльмена – Джеймс Тейлор и Артур Николлс – перестали занимать мысли пасторской дочери: ее вниманием всецело овладел мистер Смит.

За те недолгие годы, что пролетели с первой встречи Шарлотты с Джорджем Смитом, образ благородного молодого красавца с густыми светло-каштановыми кудрями ничуть не потускнел в памяти пасторской дочери. Теперь же сей почтенный господин солидно возмужал; к его природной изысканности манер прибавился отточенный светский лоск, придавший неповторимому естественному обаянию еще большую выразительность. Шарлотта невольно поймала себя на мысли, что мистер Смит нравится ей больше, чем ей самой того хотелось.

– У меня есть для вас сюрприз, – неожиданно сообщил пасторской дочери мистер Смит.

– Вот как? – отозвалась Шарлотта, игриво улыбнувшись. – Позвольте узнать, какой?

– Я собираюсь устроить ужин в вашу честь, и хотел бы пригласить мистера Теккерея… если вы не станете возражать.

– Мистера Теккерея? – глаза Шарлотты широко раскрылись; в них единовременно отразились крайнее изумление, растерянность и восторг. – Уильяма Мейкписа Теккерея? Автора «Ярмарки тщеславия»?

– Именно его, – довольным тоном произнес мистер Смит. – Того самого загадочного Теккерея, о котором вы некогда отзывались с таким восхищением и которому посвятили второе издание «Джейн Эйр».

Пасторская дочь не могла вымолвить ни слова. Она сидела в мягком, обитом зеленым бархатом старинном кресле в гостиной дома Смитов и заворожено глядела в пространство, жадно прислушивалась к каждому слову молодого хозяина этой просторной обители.

– Мистер Теккерей уже давно мечтает о знакомстве с вами, – как ни в чем не бывало продолжал Джордж Смит. – Он в совершеннейшем восторге от «Джейн Эйр» и, узнав о том, что автор «лучшего английского романа нашего века» – как изволил выразиться сам господин Теккерей – на днях прибывает в Лондон, он чуть ли не на коленях умолял меня устроить вашу встречу. Ну, так как, почтенная сударыня? Вы согласны, чтобы я устроил вам рандеву с мистером Теккереем?

– Согласна ли я? – взволнованно переспросила Шарлотта. – И вы еще изволите шутить, мистер Смит. Скорее разыщите господина Теккерея и передайте ему свое приглашение! Только очень вас прошу: не говорите ему, кто я такая и не знакомьте нас на ужине. Пусть эта встреча станет сюрпризом для нас обоих – для мистера Теккерея и для меня.

– Как скажете, любезный Каррер Белл, – шутливо произнес хозяин дома. – Третье декабря вас устроит?

– Вполне, – ответила Шарлотта, исполненная самых радужных предвкушений.

Ожидание грядущего ужина в обществе Уильяма Мейкписа Теккерея прошло для Шарлотты Бронте в большом волнении. Крайнее внутреннее напряжение заставляло пасторскую дочь в течение всего дня, который должен был ознаменоваться интереснейшей встречей, упорно отказываться от еды, и к тому времени, как сам высокочтимый гость появился на пороге жилища Смитов, она была уже в состоянии, близком к обмороку.

Лишь на другой день Шарлотта смогла осмыслить вполне все события, приключившиеся с нею тем достопамятным вечером. Впечатление было колоссальным, и, собравшись с мыслями, Шарлотта Бронте вооружилась пером и постаралась сдержанно и лаконично поведать о новом знакомстве в письме к отцу:

«<…>Вчера я видела мистера Теккерея. …Это очень высокий, шесть футов с лишним, человек. Его лицо показалось мне необычным – он некрасив, даже очень некрасив, в его выражении есть нечто суровое и насмешливое, но взгляд его иногда становится добрым. Ему не сообщили, кто я, его мне не представили, но вскоре я увидела, что он смотрит на меня сквозь очки, и, когда все встали, чтобы идти к столу, он подошел ко мне и сказал: «Пожмем друг другу руки»², – и я обменялась с ним рукопожатием. Он очень мало говорил со мной, но, уходя, вновь пожал мне руку, и с очень добрым лицом. Думаю, все же лучше иметь его другом, чем врагом, мне почудилось в нем нечто угрожающее. Я слушала его разговор с другими господами. Говорил он очень просто, но часто бывал циничен, резок и противоречил сам себе».

…Дальнейшее пребывание Шарлотты Бронте в Лондоне было наполнено новыми впечатлениями. Джордж Смит и Уильям Смит Уильямс старались изо всех сил доставить своей почтенной гостье как можно больше удовольствий. Ее вывозили в Лондонский драматический театр на постановку шекспировских трагедий «Макбет» и «Отелло» со знаменитым актером Макриди. Игра Макриди не нашла, однако, в сердце Шарлотты ожидаемого горячего отклика. Пасторской дочери довелось убедиться, что актер не понимал величия гения Шекспира, был чужд его духу.

Совсем иное впечатление сложилось у Шарлотты Бронте от посещения (разумеется, в компании ее верных друзей Смита и Уильямса) Национальной галереи художеств. Особенно понравились ей акварельные работы кисти Джозефа Мэллорда Уильяма Тернера.

В связи с этим Шарлотте вспомнился любопытный эпизод времен ее юности.

Когда-то, желая вернее отточить свое мастерство в живописи, Шарлотта делала карандашные зарисовки с гравюр и картин известных художников того времени.

Однажды, посетив величественные развалины аббатства Болтон в компании своей верной подруги Эллен Нассей и ее семьи, а также – своего брата Патрика Брэнуэлла, Шарлотта пришла в такой восторг от этой незабываемой экскурсии, что, вскоре по возвращении домой, раздобыла книгу, в которой была напечатана гравюра Эдварда Финдена под названием «Аббатство Болтон» и сделала с нее карандашную зарисовку. Этот эскиз вместе с другой похожей по тематике картиной под названием «Аббатство Кирксталл» пасторская дочь в 1834 году отправила на рассмотрение в Королевское Северное общество, чтобы в дальнейшем представить эти эскизы на выставку изобразительных искусств в Лидсе. Работы понравились членам жюри, но были отклонены ими из-за того, что не являлись оригинальными плодами воображения, а были всего лишь карандашными копиями гравюр.

Теперь же мисс Бронте вспомнила об этом эпизоде из своей далекой юности отнюдь не случайно: ведь та самая гравюра Эдварда Финдена, изображающая величественные развалины аббатства Болтон, сама была создана по рисунку Джозефа Мэллорда Уильяма Тернера, акварельные работы которого ее так пленили теперь.

Теплой и сердечной оказалась встреча Шарлотты с весьма почитаемой ею писательницей Гарриет Мартино, чьи произведения – роман «Дирбрук» и социально-политические повести «Хижины», «Банкир Беркли» и «Сеятели и жнецы», воспроизводившие быт бедняков во всей своей жестокой правдивости, – в свое время оставили в памяти пасторской дочери неизгладимый след.

В середине декабря Шарлотта Бронте, преисполненная свежих интереснейших впечатлений, вернулась в родимый Гаворт. На пороге ее встретила горничная Марта, милое, добродушное лицо которой, к немалому удивлению Шарлотты, отражало сильное волнение.

– Вот новости я услыхала! – возбужденно произнесла Марта после первых теплых приветствий.

– В чем дело, Марта? – спросила Шарлотта, необычайно смущенная озорным блеском, внезапно заигравшим в глазах у горничной.

– Сделайте одолжение, сударыня, – живо ответила Марта. – Вы написали две книги – две самые великие книги на свете! Мой отец слышал об этом в Галифаксе, а наши добрые соседи – мистер Д. Т. и мистер Г., и мистер М. – в Бредфорде – и они собирают на днях митинг в Институте Механиков, чтобы решить, как теперь им получить их.