"- Я не верю в мистику, ты не колдунья и не экстрассенс. Ты или гениальная актриса, или женщина, которую создали высшие силы специально для меня.
- Высшие силы? Ты же не веришь в мистику?..
- Это не мистика. Высшие силы - реальность, и они совсем не такие, как представляют нам прописные истины о добре и зле. Они - противоборствующие системы, и в каждой есть доля добра и доля зла. Там, где властвует одна система, зло представляется в облике другой. На самом деле зло - это самые отвратительные качества, знакомые каждому разумному существу системы. Наде-лять ими систему противников - самый старый закон Вселенной, и самый старый закон человечества. Парадоксально, но он действу-ет и по сей день. И тот, кто понимает это, становится главным противником и главной ценностью всех систем. Они умирают моло-дыми, но остаются в памяти навсегда.
- Ой, какая философия!.. Ничего в этом не понимаю. Так кто же я, актриса или нет?
- Мне все равно. С тобой у меня получается что-то... Жал-кое, убогое, не позволяющее сделать тебя счастливой, но полу-чается... С другими совсем ничего не было.
- Олег! Ты опять о своем? Я уже тысячу раз говорила, что люблю тебя, и чувствую себя прекрасно.
- Потому, что тебе нравится эта вилла с видом на океан. Она стоит семьсот тысяч долларов. Я купил ее честно, предоста-вил иммиграционной службе документы подтверждающие, что деньги легально заработаны на банковских операциях с ценными бумагами и налог с них уплачен. Ты можешь приезжать сюда, когда захо-чешь. И даже без меня. И даже если меня совсем не станет, я предупредил служанку и родителей тоже.
- Дурак! Заладил, как попугай...
- Нет, не дурак, и не попугай. Тебе нравятся пальмы, оке-ан, все, что я даю. Но не я сам. Я изучил проблему...
- Достал ты меня своими изучениями, идиот! Я люблю тебя, хочешь думай, что я создана для тебя, хочешь - что я гени-альная актриса! Но никогда не думай, что ты мне нужна только роскошь, которую ты обеспечиваешь мне! Понятно?
- Ты так и не научилась говорить на моем языке, мыслить, как я. И это мне все больше и больше нравится в тебе.
- Я говорю то, что думаю, и поступаю так, как считаю нуж-ным! Будешь доставать меня своими комплексами - уйду!
- Ты не можешь уйти, я не позволю этого. Изменись, и я сам выгоню тебя.
- Да? Я должна измениться? А вот - фиг тебе! Размечтал
ся! Найди себе другую дуру, которая может изменяться!
- Я это знаю. Поэтому и дорожу тобой. И все больше и больше хочу, чтобы ты была по-настоящему счастлива. Я знаю, как это сделать, но еще не принял окончательного решения.
- Я уже слышала это. Не принял, не принял! Сто раз гово-рил! Олег, может, хватит, а? Пойдем купаться? Голыми! Пошли, пошли! Сегодня такие волны!.."
Он тогда уже все знал, и решение принял, только она не догадывалась об этом. Потом, когда его не стало, вспомнила и поняла. А тогда - нет. Она была слишком счастлива с с ним, действительно, счастлива, чтобы думать о скорой гибели... Все-го, что у нее есть.
Трудно было решиться на это - познакомиться с каким-то журналистом, затащить его в постель... Вернее, самой прыгнуть в его постель. Пришлось выпить полбутылки водки в лифте одного из домов. Лишь после этого можно было выходить на Мясницкую и высматривать машину журналиста Сергея Чекмарева.
А он оказался приличным парнем. Не набросился на нее, не воспользовался тем, что девушка пьяна в дребезину, ничего не соображает. Даже раздевать не стал, уложил спать на диван, а сам устроился на полу. Утром она возненавидела его за это. Как же, получается, он - благородный джентльмен, а она - уличная шлюшка, жалкая пьяница? Какой нахал!
Он должен заплатить за это! Вот так стремление отомстить убийцам Олега, использовав журналиста Сергея Чекмарева, полу-чило неожиданное обоснование: Чекмарев должен заплатить за ее унижение!
А потом был шок. Слезы, вопли, вой, истерический смех... Она не знала, что такое возможно, никогда прежде не испытывала ничего подобного. Это тело, истосковавшееся по сильным мужским рукам, по изощренным ласкам пыталось воздействовать на ее ра-зум. Если бы она смирилась, согласилась, это означало бы, что Олег был прав - она просто женщина и не может противостоять требованиям своего естества. Но она долго была рядом с гением, и противостояла его силе, его человеконенавистнической теории. Она уверовала в свои собственные силы и возможности, и не мог-ла отступить сейчас, когда Олега не было в живых.
Ей хорошо с Сергеем, она блаженствует, она счастлива? Это значит, что Олег был прав: такого мужчину, как он, женщина мо-жет только жалеть. Но ведь это не так, совсем не так! Сколько раз она доказывала ему, что не просто жалеет, а любит, именно любит его! На словах... А теперь нужно доказать и на деле, хо-тя его уже нет.
Что такое Чекмарев? Не красавец и не урод, не "качок" и не заморыш обычный московский парень. Ироничный и обидчивый, искренний в своих чувствах, нежный, ласковый... Умеющий доста-вить удовольствие женщине. А кто не стремится к этому, если любит? Только - каждый по своему. И у Сергея это получалось просто и естественно. Он весь был простой и естественный, но радостно было, приятно было от этой простоты.
Душе приятно, телу приятно, а разум говорил: он должен заплатить за твое унижение. И он платил, каждый день писал ро-ман, который должен был стать смертным приговором убийцам Оле-га и... самому Чекмареву. А то, что она счастлива рядом с ним, это тоже плата за ее унижение. Мстя за Олега, она получала то, что не мог дать ей Олег. Это - справедливо.
И ужасно глупо. Потому что, когда все было сделано, как она задумала, когда могла спокойно уехать на его виллу в Ис-пании и оттуда следить за развитием событий, разум, направляв-ший ее действия, вдруг замолчал. Все, что было разумно и спра-ведливо оказалось вдруг ненужным и неправильным. Она подстави-ла Сергея... ради чего? Олега все равно уже не вернуть! И не нужно, чтобы он возвращался! Он был прав, она всего лишь жен-щина и заслуживает своего счастья... И остался лишь крик серд-ца: дура! Зачем тебе это нужно?! И крик тела: как ты можешь жить без него?!
Какая же это справедливость, если человек сделал тебя счастливой, а ты обрекла его на гибель? Дура, дура...
Весь тщательно продуманный план рухнул в одночасье. Она ведь послала Сергея в "Расцвет-банк" только для того, чтобы напугать Квочкина, а потом заставить его уничтожить тех, кто убил Олега. Когда газеты напишут: "Убийцы банкира Троицкого найдены мертвыми...", когда следователи подтвердят, что именно эти люди убили Олега, Квочкин получит свои документы. И ника-ких его миллионов ей не нужно. А чтобы не сомневался в серьез-ности ее намерений, дискету с текстом получил злейший враг Квочкина - Сафаров. Как они поступят с Чекмаревым, ее не вол-новало, тогда не волновало, теперь же - это главный вопрос ее жизни!
Можно ли теперь исправить свою жуткую ошибку? Наверное, можно, если удастся увидеть Сергея, обнять его, как прежде, увезти куда-нибудь подальше от Квочкина, от Сафарова, от всех этих кровожадных кретинов!
Если еще не поздно. Поэтому она пришла в квартиру на ули-це Народного ополчения. Чтобы дождаться его здесь, встать на колени и рассказать обо всем. А потом - увезти к матери, вер-нуть Квочкину документы, и пусть он оставит их в покое!
Трудно было решиться прийти сюда, так же трудно, как в прошлом году познакомиться с Сережей. За квартирой могли следить, но она специально надела старое пальто матери с кро-личьим воротником, старую лисью шапку, которую и мать уже лет десять не надевала, замотала нижнюю часть лица длинным шарфом и, сутулясь, вошла в подъезд. На лестничной площадке никого не было, и она решительно открыла стальную дверь своим ключом и вошла в квартиру.
Теперь осталось лишь дождаться возвращения Сергея и ска-зать: Сережа, любимый мой!.. Прости... Я страшно виновата пе-ред тобой, но я пришла, чтобы спасти тебя. Я люблю тебя, я хо-чу тебя, пошли со мной... И они придут в ее комнату, и там все будет еще прекраснее, чем было на этом старом диване. Хотя... может, прекраснее уже ничего и нет. Но то, что было, что живет еще в душе, что помнит каждая клеточка тела, можно вернуть? Я хочу тебя, Сережа... Прости меня, это была жуткая ошибка, зат-мение, сумасшествие! Но клянусь - никогда-никогда больше не оставлю тебя одного, никому-никому не отдам тебя!
