Самое любопытное заключается в том, что я, обладая уже военным кругозором, начал службу в танковых войсках не где-либо, а в Военной академии бронетанковых войск. В эту академию я был назначен на должность преподавателя тактики и вступил в эту должность только после того, как изучил танки и технику танковых войск, их тактико-технические возможности, когда глубоко понял, на что способны танки в современном бою.

Вот как нелегко дается мечта, если, конечно, ты хочешь ее осуществить. Если же мечта не воплощена в жизнь и не может почему-либо стать реальностью, а человек продолжает жить ею, то она обычно превращается во фразерство, а бывает и того хуже: человек с замечательной мечтой, ничего путного не достигнув, превращается во всезнайку.

Мой жизненный опыт говорит о том, что всегда нужно стремиться к одной цели, не разбрасываясь, и тогда достигнешь этой цели, а иначе даже и при хороших способностях можешь превратиться в дилетанта. Плохой исход! Дилетант в обществе личность вообще не очень положительная, а в армии, в принципе, вообще неприемлемая.

Я доволен своей судьбой, и если бы мне пришлось начинать сначала, я все равно пошел бы на службу в танковые войска.

С уважением

главный маршал бронетанковых войск П. Ротмистров".

Укажу, что мы снова встретились с Ротмистровым уже под Сталинградом. Газета посвятила ему тогда специальную передовицу "Мастер вождения танковых войск". Позже мы его застаем на посту командующего танковой армией, а после войны - начальником бронетанковых войск Советской Армии.

Словом, мы знали, что к голосу полковника - а потом генерала, а затем и маршала - в войсках прислушиваются и рады были появлению его статей в нашей газете.

А однажды он сказал нашему корреспонденту, обратившемуся к нему за очередной статьей:

- Что ж, придется зачислить меня в ваши штатные сотрудники...

Значит, поняли мы, автор у нас непоколебимый...

Есть у Константина Симонова стихотворение "Безыменное поле". И есть в этом стихотворении такие строки:

То же самое можно сказать о разъезде Дубосеково. Кто знал о существовании его до войны? А теперь вот знает вся Россия, знает вся страна. И даже за пределами нашей страны широко известен подвиг 28 гвардейцев-панфиловцев, стоявших насмерть у разъезда Дубосеково, преграждая путь к Москве немецким танкам.

Первым написал об этом подвиге наш корреспондент Василий Коротеев. Его корреспонденция "Гвардейцы-панфиловцы в боях за Москву" напечатана в "Красной звезде" 27 ноября 1941 года. Приведу ее полностью - ныне это, можно сказать, исторический документ:

"Десять дней, не стихая, идут жестокие бои на Западном фронте. Особенно мужественно и умело сражаются с врагом наши гвардейцы. На могиле своего погибшего командира генерал-майора Панфилова бойцы гвардейской дивизии поклялись, что будут еще крепче бить врага. Они верны своему слову. За несколько последних дней боев они прославили дивизию новыми подвигами. Гвардейская дивизия имени генерала Панфилова уничтожила около 70 танков противника и свыше 4000 солдат и офицеров.

Гвардейцы умрут, но не отступят. Группу бойцов пятой роты N-го полка атаковала большая танковая колонна неприятеля. 54 танка шли на участок, обороняемый несколькими десятками гвардейцев. И бойцы не дрогнули.

- Нам приказано не отступать, - сказал им политрук Диев.

- Не отступим! - ответили бойцы.

Меткими выстрелами из противотанковых ружей они подбили 7 танков и остановили вражескую колонну. Разбившись на три группы, немецкие танки вновь пошли в атаку. Они окружили горсточку смельчаков с трех сторон. Танки подходили все ближе и ближе. Вот они у окопа - 47 танков против горсточки бойцов! Это был действительно неравный бой. Но не дрогнули гвардейцы. В танки полетели гранаты и бутылки с горючим. Загорелись еще три машины.

Более четырех часов сдерживала группа бойцов пятой роты 54 немецких танка. Кровью и жизнью своей гвардейцы удержали рубеж. Они погибли все до одного, но врага не пропустили. Подошел полк, и бой, начатый группой смельчаков, продолжался. Немцы ввели в бой полк пехоты. Гвардейцы стойко отбивались, защищая позиции Диева. В результате боя противник потерял 600 солдат и офицеров и 18 танков.

- Ни шагу назад! - повторяют гвардейцы слова боевого приказа и несгибаемо твердо стоят и удерживают рубежи обороны. В битвах за Москву растет доблесть панфиловской гвардейской дивизии".

Должен сказать, что в тот день, когда готовился номер газеты, датированный 27 ноября, глаз мой как-то не зацепился за эту заметку, помещенную на третьей странице под скромным заголовком. Только утром, когда газета уже вышла, перечитывая ее, я глубоко задумался, но и тогда еще не пришел ни к какому решению.

Днем поехал в ГлавПУР. Как обычно, просматривая там последние донесения политорганов, вычитал в одном из них такой эпизод:

"16 ноября у разъезда Дубосеково двадцать девять бойцов во главе с политруком Диевым отражали атаку танков противника, наступавших в два эшелона - двадцать и тридцать машин. Один боец струсил, поднял руки и был без команды расстрелян своими товарищами. Двадцать восемь бойцов погибли как герои, задержали на четыре часа танки противника, из которых подбили восемнадцать".

Сразу же вспомнилась корреспонденция Коротеева. Ясно было, что в политдонесении речь идет о том же бое панфиловцев с танками. Здесь меньше подробностей, но зато указан район боев. И еще вот эта суровая правда о двадцать девятом бойце, струсившем в беспощадном бою...

Уйти от этих двух сообщений, которые как бы скрестились и в моем уме и в сердце, я уже не мог. Когда вернулся в редакцию, у меня уже созрело вполне определенное решение. Вызвал Кривицкого, протянул ему выписку из политдонесения, спросил:

- Читали сегодня в газете репортаж Коротеева? Ведь это о том же?

- Все сходится, - подтвердил он и уставился на меня в ожидании, что последует дальше.

- Надо писать передовую, - сказал я. - Это пример и завещание всем живущим и продолжающим борьбу.

Обсудили, как быть с двадцать девятым. В те дни сказать истинную правду о нем было гораздо труднее, чем умолчать о самом его существовании. Вероятно, по этой причине и в корреспонденции Коротеева ни слова не было о двадцать девятом. Но на этот раз нам хотелось быть точными и объяснить все, что там происходило.

Я посмотрел на часы и предупредил:

- Имейте в виду - передовая в номер.

К полуночи она лежала у меня на столе. Над ней заголовок - "Завещание 28 павших героев". Пример панфиловцев был назван завещанием, то есть той святой волей умершего, какую принято исполнять безоговорочно.

Передовая вызвала многочисленные отклики. Одним из первых позвонил мне Михаил Иванович Калинин и сказал:

- Читал вашу передовую. Жаль людей - сердце болит. Правда войны тяжела, но без правды еще тяжелее... Хорошо написали о героях. Надо бы разузнать их имена. Постарайтесь. Нельзя, чтобы герои остались безымянными...

Затем мне сообщили, что передовую читал Сталин и тоже одобрительно отозвался о ней.

Надо было продолжать хорошо начатое и очень благородное дело. Мы командировали спецкора в панфиловскую дивизию. С помощью работников политотдела, комиссара полка, командиров подразделений ему удалось восстановить всю картину боя у разъезда Дубосеково. Мы опубликовали имена 28 гвардейцев. Была уточнена и фамилия политрука, названного Диевым и в репортаже Коротеева, и в политдонесении. Так, оказывается, прозвали бойцы своего политрука Василия Клочкова.